«Демократизации Советского Союза, – писал он, – несомненно, мешают многие препятствия. Никакая бюрократия с легким сердцем не откажется от бесконтрольного господства… Пролетариат во второй раз поставлен перед задачей завоевания политической демократии, но теперь речь идет уже о завоевании демократии не на основе капиталистического социального порядка, а на основе социалистического строя»[594].
Таким образом, австромарксизм защищал тезис о том, что антифашистский потенциал Советского Союза и коммунистического движения должен быть использован в целях антифашистской борьбы и для того, чтобы помешать новой мировой войне, а если она разразится, способствовать военному разгрому фашистской Германии и Италии, как и их союзников[595]. В тезисах по вопросу о войне, написанных Отто Бауэром вместе с меньшевиком Федором Даном и французским левым социалистом Жаном Зиромским[596], говорилось о настоятельной необходимости антигитлеровской коалиции демократических держав Запада с Советским Союзом, а также о солидарности с ним оппозиционных коммунистических групп в случае нацистского нападения. В то же время в адрес Советского правительства выдвигались требования освобождения всех политических заключенных и депортированных лиц, с тем чтобы дать им возможность активно участвовать в защите «социалистической родины».
На основе горького опыта и разочарований прошлого, продолжая в эмиграции работу над концепцией «интернационального социализма», выработанной еще в конце войны, которой он теперь придавал окончательную формулировку, Бауэр указывал на необходимость «не прерывать ход развития социалистической мысли», суметь усвоить все ценное из традиций как у реформистов, так и у революционеров. Он писал:
«Непримиримые понятия – доктринерство коммунистическое, с одной стороны, и демократическое, с другой, – мы не должны противопоставлять демократии и диктатуре пролетариата… Раскол рабочего класса с 1917 года привел к тому, что демократия и диктатура пролетариата стали противопоставляться друг другу. Теперь мы должны диалектически преодолеть это противопоставление… Демократический западный социализм является наследником борьбы за завоевание духовной политической свободы. Революционный социализм Востока – наследник революции в деле экономического и социального освобождения. Необходимо объединить то, что было прервано в силу событий. В эпоху борьбы против фашизма нам нужен социализм, вдохновляемый великим пафосом борьбы за свободу… В период тяжелейших социальных потрясений капиталистического общества социализм, полностью осознавший незаменимую духовную ценность свободы, обязан слить это сознание со старой идеей социализма, которая гласит, что только революционная перестройка общества, только освобождение этого общества от капитализма посредством временной диктатуры может спасти великое культурное наследие, переданное нам буржуазией, от фашистской реакции, передать его всему народу, избавить от буржуазных ограничений, обогатить и превратить его во всеобъемлющую реальность для всего мира»[597].
Джакомо Маррамао.МЕЖДУ БОЛЬШЕВИЗМОМ И СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЕЙ: ОТТО БАУЭР И ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА АВСТРОМАРКСИЗМА
1. Отто Бауэр и Октябрьская революция
В сентябре 1917 года Отто Бауэр после трехлетнего плена в России, оставившего глубокий след в его убеждениях, возвратился в Вену. Особенно сильное впечатление произвел на него непродолжительный, но насыщенный политический опыт в течение нескольких месяцев, проведенных в России после освобождения (в результате Февральской революции) вплоть до разрешения вернуться на родину[598]. Факт заметного отхода О. Бауэра от своих позиций довоенного периода к решительному интернационализму, открытому для понимания революционного процесса в России, отмечают его старые партийные товарищи: Виктор Адлер в письме Каутскому еще 14 ноября 1917 года признавал, что находит Бауэра «чересчур большевизировавшимся»[599]. Голос вернувшегося на родину «неблагонадежного» Бауэра, протоколируемый со свойственной полицейским чинам педантичностью в рапортах о его деятельности, и его публикации (которые тогда почти все выходили в свет под псевдонимом, поскольку автор продолжал состоять на действительной военной службе, которую проходил в одном из отделов военного министерства), вскоре отозвался эхом даже в дипломатических кругах Европы. В одной из своих депеш германское посольство в Вене, без обиняков называя Бауэра «эмиссаром Троцкого», объявляло Бауэра подстрекателем волны забастовок на фабриках Винер-Нейштадта, отозвавшейся также в других уголках империи[600].
На деле же, несмотря на имевшие место в прошлом контакты Бауэра с Троцким и Рязановым, его политические взгляды – как он сам отмечал в письме Каутскому от 28 сентября 1917 года – совпадали с позицией возглавлявшегося Мартовым «марксистского центра»; особенно близок он был с Федором Даном (позднее ставшим его ближайшим соратником по левому крылу в Социалистическом рабочем интернационале) и его женой Лидией Осиповной (сестрой Мартова), у которых он некоторое время гостил за несколько недель до своего возвращения в Вену[601].
«В целом, – писал Бауэр Каутскому через неделю после своего возвращения на родину, – я стою на точке зрения Мартова и его единомышленников. Собственно, меньшевики, по-моему, проводили до сих пор абсурдную политику… Большевики же, с другой стороны, ведут опаснейшую политику авантюр. Переоценка собственных сил… нашла свое полное выражение в тактике Ленина и Троцкого. Фидеистическую иллюзию якобинцев о всемогуществе гильотины заменила в Петербурге столь же фидеистическая иллюзия о всемогуществе винтовки. Интернационалистское крыло меньшевиков между этими двумя крайностями отдало предпочтение мудрой позиции середины. Следовательно, и там [в России. – Дж.М.] справедливость на стороне „марксистского центра“»[602].
Это письмо содержит первую попытку – впоследствии дополненного и подвергнутого существенному пересмотру – анализа русской революции, который уже в зародыше имел склонность к позитивной оценке событий и в дальнейшем все больше контрастировал с позицией Каутского: «Социальные завоевания революции огромны. Сторонники демократии в Англии и во Франции должны понять то значение, которое будет иметь победа или поражение русской революции в деле демократизации Европы»[603]. «Уклон» подобной постановки вопроса от стандартной оценки, превалировавшей в среде европейской социал-демократии, очевиден. В равной мере очевидно и то, что Бауэр принимал во внимание существование этого расхождения, так что выраженная им в письме надежда на поддержку Каутского и плодотворное политическое сотрудничество, по всей видимости, начинала принимать характер озабоченности и тонкой дипломатии[604]. В то же время напряженность и драматичность как внутренних, так и внешнеполитических условий не могла способствовать формальному преодолению разногласий, характеризовавших отношения социал-демократии Австрии и Германии в довоенный период.
В брошюре «Русская революция и европейский пролетариат»[605] О. Бауэр (под псевдонимом Генриха Вебера) за несколько недель до Октябрьской революции (предисловие, датированное 10 октября 1917 года, многозначительно посвящается «русским друзьям») вновь развивает концепцию взаимозависимости между русской революцией и европейским пролетариатом, которая излагается во второй части письма к Каутскому. Но на сей раз она связана с беспощадной и недвусмысленной критикой Социалистического интернационала, проявившего свою неспособность повести борьбу за мир и проявить действенную солидарность с русскими революционерами: «Руководство европейским пролетариатом целиком зависит от победы русской революции. И тем не менее Интернационал не способен оказать помощь русской революции!»[606]
В последующие месяцы под влиянием Октябрьской революции бауэровский анализ получает более конкретное выражение и углубляется в связи с рядом событий, которые произошли на последнем году существования Австро-Венгерской монархии и результатом которых явилась быстрая политическая эволюция австрийской партии. Речь идет о крупных забастовках рабочих в январе и быстром процессе распада Габсбургской империи в связи с окончательным взрывом автономистских устремлений внутри разных наций[607]. Не случайно поэтому процесс углубления бауэровского анализа ленинизма и событий Октябрьской революции совпадает с моментом созревания условий для решительного разрыва со сторонниками решения национального вопроса в пользу федерализма, традиционно принятого партией с момента включения его в официальную программу на Брюннском съезде 1899 года. И не случайно результатом явился существенный пересмотр Бауэром собственной теории национальности, сформулированной им в основополагающем труде довоенного периода «Национальный вопрос и социал-демократия»[608].
Оставим на некоторое время данный аспект, имеющий принципиальное значение с точки зрения понимания сущности того поворота в политике австрийской социал-демократии, который произошел на стыке последних лет империи и первых лет республики, и обратимся к революционизирующему фактору Октября. Здесь необходимо с самого начала отметить, что данный фактор был не прямой причиной или своего рода детонатором, а скорее катализатором тенденций в политике австрийской партии, ранее уже существовавших. К моменту возвращения Бауэра в Вену предпосылки для такого поворота в политике партии уже существовали (его заслуга заключается в умении использовать эти предпосылки и направлять их к нужным для левого крыла организационно-политическим выводам; это направление в значительной мере отличалось от позиции германской социал-демократии). Ровно двумя годами раньше (21 октября 1916 года) знаменитый «жест» Фридриха Адлера (который четырьмя револьверными выстрелами убил главу правительства Габсбургской империи графа Штюргка, главного виновника осуществле