Действительно, именно начавшаяся война со всей очевидностью показала политическую абсурдность тезиса, согласно которому всякая международная ситуация должна была вызвать одинаковую реакцию у партий разных стран, и выявила необходимость установить дифференцированное, а не просто тождественное отношение между советской внешней политикой и позицией Интернационала. Когда позднее, после нападения нацистов на СССР и появления лозунгов, призывавших к борьбе с фашизмом и защите демократических свобод, коммунистические партии возглавили движения Сопротивления и сумели стать массовыми партиями (чего прежде, как правило, не было), стала формироваться «новая диалектика, которая, применяя на практике свои объективные законы в обход схем монолитного единства, складывалась на основе развития и прогресса движения»[1078]. Отношения между Коминтерном и Коммунистической партией Югославии или между Коминтерном и Коммунистической партией Китая являются наиболее ярким и знаменательным, но не единственным подтверждением сказанного. Было бы наивным заблуждением считать роспуск Коммунистического Интернационала в 1943 году лишь результатом этой новой ситуации: он был вызван в не меньшей мере потребностями внешней политики СССР, который, сделав этот жест (могущий быть истолкованным как окончательный отказ от экспорта социалистической революции в другие страны), стремился, вероятно, избежать того, чтобы союзники после поражения Гитлера обратили свой огромный военный потенциал на Восток, и надеялся, напротив, что сумеет побудить их принять участие в восстановлении советской экономики после войны.
Тем не менее когда в резолюции о роспуске Коммунистического Интернационала (15 мая 1943 года) утверждалось, что «организационная форма объединения рабочих, избранная I конгрессом Коммунистического Интернационала, отвечавшая потребностям начального периода возрождения рабочего движения, все больше изживала себя по мере роста этого движения и усложнения его задач в отдельных странах и становилась помехой дальнейшего укрепления национальных рабочих партий»[1079], – это было не простым оправданием выбора, сделанного советской дипломатией, а констатацией реального положения вещей в отношениях между центром и секциями. Открыто заявляя о том, что утопия «всемирной партии революции» изжила себя, резолюция способствовала высвобождению энергии, которая прежде сдерживалась и подавлялась, и (говоря о новой международной революционной солидарности, впрочем, в столь неопределенных выражениях, что ясность не смогли внести все последующие десятилетия) создавала предпосылки для новой фазы развития коммунистического движения.
2. Международные руководящие группы
В соответствии с рекомендациями Гаупта, которые он дал в одном своем, можно оказать, образцовом по ясности метода исследовании, можно выделить по крайней мере три основных компонента в международной руководящей группе коммунистического движения в период существования Коминтерна: 1) представители советской коммунистической партии в центральных органах Интернационала и созданных им организаций; 2) представители различных национальных коммунистических партий в тех же органах; 3) ответственные работники международного аппарата, как такового (рабочих секций, технических служб, школ по подготовке кадров и т.д.)[1080]. Наряду с этими категориями, но в другой плоскости и в пределах, о которых речь пойдет ниже, следует остановиться на той «неформальной группе», которую составляли «известные теоретики и идеологи международного масштаба… пользующиеся международным авторитетом, независимо от их должностей и званий»[1081]. Придерживаясь аналогичных критериев, Лазич и Драшкович сумели определить рамки этой группы, численность которой составила около семисот человек[1082]. Это руководители, чьи социальные, культурные и политические биографии представляют собой центральную, пока еще мало изученную главу истории международного коммунистического движения.
Как уже отмечалось, организационная структура Коминтерна определилась не ранее II конгресса, а во многом лишь после IV конгресса. Внешне мало похожий на ту символическую железную когорту профессиональных революционеров, прочно спаянных в единое целое, о которой повествовала неизменная «партийная легенда», равно как и пропаганда капиталистических правительств, «генеральный штаб всемирной революции» в течение многих месяцев был бесформенным образованием, очень неоднородным по составу: его компетентность была сомнительна, а возможность реального вмешательства очень ограниченна. Внутри него ощущалось влияние идейного наследия многих организаций различных направлений: Циммервальдской левой, Федерации иностранных коммунистических групп в России (основана в марте 1918 г.) и секций Бюро революционной пропаганды в России и за рубежом, непосредственно связанных с большевистской партией и Наркоминделом. Между I и II конгрессами состав первого официального органа Коминтерна – Исполкома – был непостоянным, а распределение должностей в нем – довольно неясным. Работу Бюро, которое действовало от имени Исполкома, формально было поручено выполнять «товарищам страны, в которой находился Исполнительный Комитет», то есть русским коммунистам. В то же время активно работали многочисленные заграничные «бюро», компетенция которых была неясна и нередко пересекалась (Амстердам, Берлин, Вена); вскоре они превратились в центры (в том числе политически автономные) и вследствие этого были или распущены, или через несколько месяцев превращены в организации с чисто техническими функциями.
Начиная с весны 1920 года был предпринят ряд попыток, с тем чтобы положить конец этому неопределенному положению в организационной области. Процесс был трудным и относительно длительным[1083]. На II конгрессе были выработаны критерии представительства в Исполнительном Комитете различных секций, а также создан комитет в узком составе (внутри Исполкома) – зародыш будущего Президиума. На III конгрессе был учрежден и сам Президиум, и одна из наиболее важных инстанций – Секретариат; кроме того, пока создавались некоторые важнейшие параллельные организации (Красный Интернационал профсоюзов, Международная рабочая помощь, Международный женский секретариат), были сформированы и первые постоянные рабочие комиссии Исполкома. Уже в середине 1921 года можно было сказать, что начался процесс, для которого было характерно «усиление централизации, переход власти, которой прежде были наделены секции ИККИ и его пленарные заседания, в более „узкие“ инстанции – Президиум и политический Секретариат». Этот процесс наложил печать на всю деятельность Коминтерна, его неизбежным следствием явился «рост административного и контролирующего аппарата, который постоянно разрастался и усложнялся»[1084]. Поворотным в этом смысле явился IV конгресс (ноябрь – декабрь 1922 года), который рассмотрел проблемы организационной структуры Коминтерна и завершил перестройку его аппарата, создав наряду с Президиумом Организационное бюро (Оргбюро), наделенное широкими полномочиями, а также целый ряд отделов, которые еще больше высвободили членов руководящих органов Коминтерна от повседневной административной работы. К числу этих отделов относится самый известный – Отдел агитации и пропаганды (знаменитый Агитпроп), хотя самым главным из них была, вероятно, Секция международных связей (по-русски она называлась ОМС – Отдел международных связей), которая занималась всеми вопросами практического характера (паспорта, фальшивые удостоверения личности, организация явок), связанными с нелегальными перемещениями через границы людей, документов, денежных средств, пропагандистского материала и, конечно, оружия[1085]. Как отмечал Ф. Сватек, растущий спрос на квалифицированный персонал, вызванный расширением всех этих служб, «не мог быть удовлетворен только с помощью членов русской коммунистической партии, так что после V конгресса появилась тенденция интернационализировать этот аппарат, набирая огромное число сотрудников из всех секций Коминтерна»[1086]. Можно сказать, таким образом, что процесс бюрократизации руководящих органов Коминтерна начался еще до того, как завершилась «большевизация» отдельных национальных коммунистических партий.
Сведения, которыми мы располагаем о составе и работе этого аппарата, фрагментарны и полны пробелов, что, естественно, объясняется засекреченностью деятельности Коминтерна в период, когда большинство коммунистических партий было на нелегальном положении. По документам многих инстанций Коминтерна в том виде, в каком они до нас дошли, невозможно представить схему его деятельности ни за все время, ни за какой-либо один значительный период его существования. Однако просматриваются по крайней мере общие линии его развития, из которых можно извлечь некоторую информацию. В частности, более подробное знакомство с таким органом Коминтерна, как Секретариат (функции которого почти не менялись – хотя несколько повысилась его роль как политического руководителя по сравнению с «техническими» и административными функциями – на протяжении 1921 – 1934 годов), может помочь в истолковании коллективной биографии центрального ядра этого аппарата, которое Гаупт называет decision makers)[1087].
Главным образом благодаря важным исследованиям Сватека можно восстановить с достаточной достоверностью состав Секретариата за десятилетний период – с 1921 по 1931 год