[5] И этот кружок также был весьма достойным и не случайным собранием крупных (в будущем) личностей: его посещали молодые писатели М. Е. Салтыков—Щедрин и Ф. М. Достоевский, поэт А. Н. Плещеев, сын декабриста Н. С. Кашкин, будущий основоположник концепции культурно–исторических типов (цивилизаций) Н. Я. Данилевский, Ап. А. Григорьев и др. [6] И хотя марксизма как идеологии еще не было, произведения К. Маркса «Нищета философии» и Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» в библиотеке М. В. Буташевича—Петрашевского уже были.6
Поэтому не было вполне случайным, что оказавшийся в Брюсселе (март 1846 года) П. В. Анненков был с первого же свидания приглашен К. Марксом на заседание «Коммунистического корреспондентского комитета», в котором участвовали также Ф. Энгельс, В. Вейтлинг, И. Вейдемейер и другие идеологи и общественные деятели предреволюционной эпохи. [7] Позднее П. В. Анненков состоял в переписке с К. Марксом и оставил интересные воспоминания «Замечательное десятилетие» об этом времени. Как не было случайным и то, что Н. Г. Чернышевский — самый выдающийся русский мыслитель и революционер этого периода — общался и поддерживал связи с членами кружка Петрашевского, изучал работы А. Герцена и В. Белинского, труды Г. Гегеля, Л. Фейербаха, А. Смита и Д. Рикардо. В 1854 году он смог написать и защитить магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности», в которой стоит вполне на уровне современной ему европейской философской мысли. А став в 1856 году одним из редакторов журнала «Современник», он превратил издание в идейный центр революционной демократии 1860‑х годов. Поэтому К. Маркс посчитал необходимым познакомиться с трудами Н. Чернышевского, для чего начал изучать русский язык. Поэтому прав был В. И. Ленин, когда писал, что в своем философском развитии А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский приближались к диалектическому материализму и остановились перед историческим материализмом.
Таким образом, в этот период, по крайней мере, три русских философа получили признание в Европе и вышли на мировой уровень идейной борьбы, включились в процесс мировой общественной мысли. Это М. Бакунин, А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский. Все они, так или иначе, в той или иной мере, связаны с освободительным движением, причем — с революционной демократией и марксизмом. Позднее на уровень европейской (а, значит, и мировой) философской мысли вышли из этого поколения также Н. Я. Данилевский, Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский, правда, это была консервативная или, даже, реакционная европейская философская мысль. Гениальные писатели не обязательно являются и гениальными философами.
Борьба демократии против крепостничества, абсолютизма и поповщины вынудила царское правительство проводить крестьянскую реформу. Так что философское и революционное движение в России не только вывело российскую философскую мысль на мировой уровень, но и дало некоторые практические результаты. Правда, русские революционеры и философы, в отличие от европейских, дорого заплатили за эти теоретические и практические результаты:
виселицами, каторгами, тюрьмами и ссылками.
***
Эта часть поколения русских философов 1840–1860‑х годов вышла на мировой уровень благодаря тому, что она, как и западные современники, отошла от абстрактного метафизического и религиозного философствования и поставила философию, причем диалектическую и материалистическую философию, в связь с практической жизнью и практическими науками — экономикой и политикой. На этом пути они естественно пришли к Г. Гегелю и Л. Фейербаху, к А. Смиту и Д. Рикардо, к Ш. Фурье, А. Сен—Симону и Р. Оуэну, то есть к тому составу учений, которые В. И. Ленин определил как три теоретические источника марксизма. Этот синтез и сделал реальным выход русской мысли на мировой уровень в качестве самостоятельного современного философского явления. Он же обусловил то, казавшееся Марксу странным, явление, которое сблизило передовое идейное течение Европы с передовым идейным движением отсталой России. Маркс удивлялся, что русские идеологи первыми стали переводить «Капитал» на иностранный язык. «Такова, — пишет он в письме, — ирония судьбы: русские, с которыми я в течении 25 лет беспрерывно боролся в своих выступлениях… всегда были моими «благодетелями». В 1843 – 1844 г. г. в Париже тамошние русские аристократы носили меня на руках. Мое сочинение против Прудона (1847), а также то, что издал Дункер (1859), нигде не нашло такого большого сбыта, как в России (речь идет о прообразе его «Капитала»: работе «К критике политической экономии» — А. К.). И первой иностранной нацией, которая переводит «Капитал», оказывается русская». [8] Здесь можно отметить, что Маркс и боролся с ними 25 лет потому, что они были на уровне полемики, были достойными оппонентами. А вот уже для Ленина ничего удивительного в популярности Маркса в России не было: и русская буржуазия нуждалась в истинном познании экономики, и революционеры были на уровне идейных проблем эпохи. Отсюда спрос на глубокую теорию, на научные знания в России. Хотя главное, конечно, было в том, что марксизм дал истинные ответы на запросы длительного освободительного движения. Поэтому, осмысливая в 1920 году одно из главных условий успеха большевиков в России (а это условие — борьба «на самой прочной базе теории марксизма»), В. И. Ленин писал: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы». [9]
В это время русская философская мысль стала вполне современной и самостоятельной, пришла примерно к тому же состоянию что и европейская в методологии и познании социальных явлений. Но следующий шаг в реальном развитии мировой философии сделали все–таки европейцы, поскольку они отражали более развитые условия общественного бытия — капитализм эпохи рассвета и перехода к эпохе пролетарских революций. И это были К. Маркс и Ф Энгельс.
2 . Возникновение русского марксизма
В 1860‑е годы философия в России стала вполне самостоятельным и значительным общественным явлением, с множеством течений и ответвлений в широчайшем спектре от религиозного мистицизма до самого плоского позитивизма. Это определялось интенсивным буржуазным развитием России, как следствием реформ Александра II. И большинство философских концепций были либо феодального (реакционного), либо буржуазного (консервативного) типа. Однако ни эти крайности, ни более умеренные течения, не получили ни широкого признания в интеллигенции и народе, ни в философских и интеллектуальных кругах Запада. А течение, шедшее от революционной демократии к марксизму, усиливалось от поколения к поколению и основательно вписалось в прогрессивное движение Европы и успешно взаимодействовало с ним, пока это движение оставалось действительно марксистским и прогрессивным. Поэтому даже буржуазная мысль России пыталась заигрывать с марксизмом или использовать его в своих идейных и политических интересах, по крайней мере, до начала XX века. А некоторые из ведущих буржуазных идеологов (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. И. ТуганБарановский, П. Б. Струве), выступавших в молодости в журналах «Новое слово», «Жизнь», «Начало», даже заслужили от Ленина определение–прозвище «легального марксизма».
Однако не они определяли прогрессивное движение мысли. Они отошли на буржуазно–консервативные или, даже, реакционные позиции (С. Булгаков), а потому остались чисто русским историческим явлением. И если вспоминаются на Западе, то, как правило, лишь для критики русского коммунизма и коммунистов. Никакого самостоятельного мирового значения ни они, ни русский позитивизм и фрейдизм не имели, влияния на западную мысль не оказали.
На прогрессивный мировой уровень вышло только философское течение, связанное с освободительным движением и с марксизмом. И именно в силу того, что оно опиралось на философские труды не только западных мыслителей, но и на работы А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, М. А. Бакунина, П. Л. Лаврова и др. Их влияние прослеживается также в интересах и деятельности широкого круга русской интеллигенции следующего поколения — И. И. Мечникова и К. А. Тимирязева, П. А. Кропоткина и Д. И. Писарева,
Н. А. Добролюбова и П. Н. Ткачева, Г. А. Лопатина и Н. Ф. Даниельсона, и многих других ученых и общественных деятелей. Это поколение было подготовлено к восприятию, осознанию и переносу на русскую почву (прежде всего — на русский язык) основных произведений марксизма. Оно от теории пошло в практику: включилось в политическую борьбу — в создание политической партии «Земля и воля» (1861 г.), затем «Народная воля» и «Черный передел». Оно включилось в организацию в 1875 году в Одессе «Южнороссийского союза рабочих» и в 1878 году в Петербурге «Северного союза русских рабочих». И оно оказало существенное влияние на воспитание и образование следующего поколения революционеров. Поэтому не случайно, что в I Интернационале в 1870 году возникла русская секция Интернационала.
Вот на этой богатой основе и родилось первое самостоятельное явление русской марксистской мысли — личность и труды Георгия Валентиновича Плеханова.
Опираясь на уже довольно сильную философскую материалистическую и диалектическую традицию в России и достаточно широкое общественное движение, русские сторонники марксизма были готовы к восприятию и пропаганде главного труда К. Маркса — «Капитала». Этот труд был издан в сентябре 1867 года на немецком языке в Германии, а уже осенью того же года его читали в России П. В. Ильенков и К. А. Тимирязев. И сразу же в России началась работа по его переводу. Её выполнили несколько человек, подготовленные развитием российской философской мысли к такой миссии. Большую роль сыграли в этом деле Н. Ф. Даниельсон, Г. А. Лопатин, В. И. Засулич и некоторые другие деятели общественного движения в России. Несмотря на серьезные трудности и чисто лингвистического, и научного, и организационного характера, в 1872 году перевод первого тома был завершен. Причем, перевод, по словам самого К. Маркса, «превосходный», «мастерский»