блющуюся массу безработных и временно занятых рабочих, находящихся на обочине индустриального общества. Вспомним, что в тот период промышленной революции резервная армия промышленных рабочих постоянно росла за счет притока сельского населения (как сейчас происходит в развивающихся странах). Таким образом, возможно, Маркс считал, что тенденция к обнищанию действует на протяжении всей начальной фазы процесса капиталистической индустриализации, но необязательно вне этих границ. И вполне вероятно, что он, судя по его терминологии, мыслил не только категориями заработной платы (даже если величину резервной армии он считал основным регулятором уровня зарплаты), но намеревался обратить свое внимание на «общие условия» рабочего класса, включающие, кроме чисто экономических элементов, еще и такие, как социальная деградация и неуверенность в жизни. Во всяком случае, ясно, что Маркс имел в виду всецело подверженный конкуренции рынок рабочей силы, лишенной средств для заключения коллективных договоров, так как в конце рассматриваемого нами текста (отдел третий, гл. XXIII) он говорит о профсоюзной организации как о чем-то, что может изменить к лучшему положение рабочих: «Всякая связь между занятыми и незанятыми нарушает „чистую“ игру этого закона» (закона спроса и предложения) [МЭ: 23, 655].
4. Реализация прибавочной стоимости и империализм
Помимо споров по поводу теории стоимости, проблемы трансформации, преимущественного падения нормы прибыли и теории «обнищания», о которых говорилось до сих пор, разгоревшиеся с начала столетия дискуссии о Марксовом понимании капитализма велись главным образом вокруг двух вопросов: какое место занимает (если занимает) в теории Маркса так называемая проблема реализации, а также проблема современного империализма в связи с централизацией капитала и образованием монополий. Первый из этих вопросов, естественно, был вотчиной, охотничьим угодьем экономистов; второй же представлял собой предмет более широкого обсуждения. В «Капитале» содержится один или два намека на проблему «реализации прибавочной стоимости» (рассматриваемую как проблема, возникающая из-за недостатка спроса на продукты, уже произведенные, и те, которые могли бы быть произведены), но ничего более, и эти скудные ссылки, как таковые, малоубедительны. Одна из них представляет собой многократно цитировавшийся отрывок из третьего тома, гласящий: «Конечной причиной всех действительных кризисов остается всегда бедность и ограниченность потребления масс, противодействующая стремлению капиталистического производства развивать производительные силы таким образом, как если бы границей их развития была лишь абсолютная потребительная способность общества» [МЭ: 25-II, 26], – отрывок, без сомнения отсылающий нас к теории недопотребления.
В начале XIX века многие экономисты рассматривали проблему недостаточного спроса на произведенные товары по сравнению с их предложением как следствие бедности потребительской массы наемных рабочих. Самый выдающийся из этих экономистов, Сисмонди, именно это обстоятельство считал причиной экономических депрессий и периодических кризисов. По тому же пути пошел и Мальтус, выступая против чрезмерной «экономии» и «бережливости», а также против недостаточного спроса со стороны наемных рабочих, что делало необходимым и оправданным «непродуктивное потребление» со стороны сборщиков доходов и прибылей. На это Рикардо отвечал, что сэкономленная часть прибыли, будучи вложенной в производство, становится спросом со стороны рабочих, занятых вновь создаваемым капиталом, так что процесс экономия/вложения представляет собой простой переход спроса от одной группы потребителей (на которых экономят) к другой группе (другим занятым рабочим). «Запросы потребителей… перешли, вместе с потребительскими способностями, к другой группе потребителей»; «потребительская способность не исчезает, она лишь передается другим рабочим»[60]. Самый общий и ортодоксальный ответ приверженцам теории «недопотребления» был, однако, дан Ж.Б. Сэем и стал известен как «закон Сэя». Согласно этому закону, обмен представляет собой в основном обмен одних продуктов на другие, а производство и предложение более чем одного товара автоматически создают добавочный спрос на другие товары. И как следствие этого, если и может создаваться перепроизводство некоторых отдельных товаров, произведенных одновременно в избытке по сравнению с другими товарами, то общего перепроизводства всех товаров быть не может.
Маркс отнюдь не признавал «закона Сэя». Более того, он поднял его на смех, заметив, что тот совершенно не принимал во внимание посреднической роли денег между двумя частями товарного обмена (Т – Д – Т) и что ни о каком автоматизме не может быть и речи, так как первая часть операции всегда дополняется второй ее частью. В действительности же здесь может проявиться тенденция к сохранению дохода от первой части операции в деньгах, особенно в том случае, когда существует возможность получить прибыль, не расходуя денежных поступлений на приобретение других товаров. Маркс так и не разобрался, однако, до конца в вопросе о том, какие обстоятельства могут вызвать дополнительное приобретение товаров или рабочей силы. Кроме того, во втором томе «Капитала» знаменитые схемы воспроизводства, в том что касается расширенного воспроизводства, выявляют со всей очевидностью пропорциональность между различными секторами производства – включая сектор, производящий основные средства производства[61], – как гарантию постоянного и неуклонного расширения накопления и производства[62]. Это позволило русскому экономисту Туган-Барановскому заключить, что не было бы никаких кризисов или препятствий на пути производственного процесса, если бы соблюдались должные пропорции между различными секторами.
Роза Люксембург в начале столетия была основной противницей оптимистической теории «пропорций». В своей работе «Накопление капитала», написанной в 1913 году, она критиковала Маркса за то, что он уделил недостаточно внимания проблеме «реализации прибавочной стоимости» (посредством продажи продуктов) как отличающейся от проблемы условий, способствующих ее созданию в ходе производственного процесса. Люксембург допускала, что если не потребленная капиталистами часть прибавочной стоимости будет сразу же вложена в новый цикл капиталистического накопления и «расширенного воспроизводства», то не возникнет никакой проблемы реализации или недостаточности спроса. Но она решительно отрицала, что этот процесс может продолжаться неопределенное или по меньшей мере длительное время только лишь под действием капиталистического накопления, взятого как вещь в себе и для себя. Без стимула, порождаемого растущим спросом и реальными перспективами получения прибыли, стремление вкладывать деньги, как показывает практика, несомненно было бы ослаблено.
Вот почему капиталистическое накопление может продолжаться и капитализм может выжить только при условии существования «внешнего рынка», который бы обеспечивал дополнительный спрос как следствие проникновения капитала в индустриально слаборазвитые и неразвитые в капиталистическом плане страны. Новые перспективы получения прибыли, возникшие в результате капиталовложений в эти страны, поддерживали бы процесс накопления и производства основных благ в старых и более развитых странах капитала. «Мировая торговля, представляющая собой, в конкретно существующих обстоятельствах, обмен между капиталистическими и некапиталистическими формами производства, есть историческое условие существования капитализма»[63]. Развитый капитализм – для того чтобы продлить свое существование – делает ставку на расширение торговли этого типа; но расширение такой торговли не может продолжаться до бесконечности, и ее стимулирующее воздействие на расширенное воспроизводство должно в конце концов исчерпать себя. Стоит отметить, что теория Розы Люксембург представляет собой промежуточное звено между Марксовой теорией капиталистического накопления и действительностью современного империализма и дает теоретическое объяснение последнего. Таким образом, Люксембург предвосхитила самые современные теории о роли милитаризма и государственных расходов на вооружения как орудий увеличения спроса и капиталовложений.
«Если капитализм живет некапиталистическими формациями, то живет он – выражаясь более точно – их разрушением, и если для капиталистического накопления ему совершенно необходима некапиталистическая среда, то только для того, чтобы за счет ее обескровливания обеспечивать накопление[64]. В историческом аспекте процесс накопления капитала – это процесс органического обмена между капиталистическим и некапиталистическим способами производства. Без них накопление капитала невозможно, но вместе с тем накопление состоит в их разложении и ассимиляции… Невозможность накопления означает, с точки зрения капитализма, невозможность дальнейшего увеличения производительных сил и, как следствие этого, объективную историческую неизбежность упадка капитализма»[65].
И она заключает: «Капитализм – это первая экономическая форма… неспособная существовать изолированно, без других экономических форм, служащих для нее средой и условием ее развития. Поэтому, становясь экономической формой в мировом масштабе, капитализм терпит крах, наталкиваясь на заложенную в нем же самом невозможность быть мировой формой производства»[66].
Следует напомнить, что в России большевики пошли в диаметрально противоположном направлении. Ленин первым, полемизируя с народниками в своей работе «Развитие капитализма в России»[67], утверждал, что само развитие внутреннего рынка путем капиталистической индустриализации в основном обеспечивает расширение торговли, необходимое для развития капитализма. Затем Бухарин – самый выдающийся экономист-большевик – посвятил критике Люксембург отдельную работу.