их, уже в этой операции, в которую вовлечен язык, содержится опасность опредмечивания, то есть тенденция переноса на свойства предметов тех отличительных признаков, которые опыт закрепил как отношения полезности. Отсюда следует заключить, что критический анализ требует с самого начала вовлечения языка – очень важное предупреждение, для того чтобы зафиксировать светский характер всякого знания, в том числе марксизма, и его теоретическую завершенность. Следует предположить, кроме того, что наука работает на основе лингвистического кодирования. Она тоже является выражением активного поведения человека. В одном фрагменте, ставшем популярным в связи с недавними дискуссиями по эпистемологии, Маркс пишет: «Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове» [МЭ: 23, 189]. Но чтобы мысль Маркса была выражена полнее, к этой выдержке мы хотели бы добавить и другую, где он утверждает: «В отличие от других архитекторов, наука не только рисует воздушные замки, но и возводит отдельные жилые этажи здания, прежде чем заложить его фундамент» [МЭ: 13, 43].
Это заключение – выражение того, чем является или чем должен быть сам марксизм (не говоря о том, что оно характеризует состояние науки XIX века – дарвинизма, химии, математики и даже физики). В самом деле, интересно, что Маркс сознавал это. По сути, именно на этом осознании зиждется его критика теории Рикардо. Речь идет о том, что рост производительности труда становится реальностью, которую немедленно постигает общественное сознание, и что разделение классов с увеличением массы свободного времени у верхушки и ростом числа не занятых в производстве становится также общепризнанным фактом. Связующее звено этих двух видов явлений – социальные противоречия, кризисы. Маркс не верит, что «утонченность» сознания примет массовый характер независимо от проникновения в общественное сознание этих двух предпосылок. Отсюда нескончаемая научная работа и надежда, что она в той или иной форме поможет закрепить в общественном сознании основные положения его исследований.
У Маркса есть отрывок, который, согласно программе его работы, должен был войти в четвертый том «Капитала»; в нем Маркс очень четко определил рамки исторического развития, как он себе его представлял. Отрывок – выдержка из его спора с Т. Годскином, написанный нервно, в форме заметки, – звучит следующим образом:
«Накопление крупных капиталов путем уничтожения мелких. Притяжение. Декапитализация промежуточных сочетаний капитала и труда. Это всего лишь последняя степень и форма того процесса, который превращает условия труда в капитал, затем воспроизводит капитал и отдельные капиталы в более широких размерах, наконец отделяет капиталы, образовавшиеся во многих пунктах общества, от их владельцев и централизует их в руках крупных капиталистов. Приобретая эту крайнюю форму противоположности и противоречия, производство, хотя и в отчужденной форме, превращается в общественное производство. Мы здесь имеем общественный труд и общность орудий производства в действительном процессе труда. Капиталисты в качестве функционеров указанного процесса, который вместе с тем ускоряет это общественное (ассоциированное) производство, а тем самым и развитие производительных сил, становятся в той же мере излишними, в какой они [per] procura общества загребают себе доходы и превозносятся как собственники этого общественного богатства и командиры общественного труда. С ними происходит то же, что и с феодалами, притязания которых, как и их услуги, сделались излишними с возникновением буржуазных обществ, превратились просто-напросто в устаревшие и не соответствующие своей цели привилегии и тем самым быстро приблизились к своей гибели» [МЭ: 26-III, 327].
По поводу этого отрывка можно заметить, что он опровергает упрощенные версии «краха». Маркс говорит здесь о концентрации капиталов, но эта теория вовсе не означает (как еще совсем недавно считали знаменитые исследователи общественных классов) сокращения средних слоев. Как мы знаем, они растут, но их социальная функция становится иной. Маркс считает, что эта перемена выражает снижение интенсивности общественной функции и, напротив, усиление власти, командной функции. Функция производителя смещается ближе к функции собственника. Маркс всегда и последовательно проводил мысль о том, что за буржуазным производителем, которого Дестют де Траси отождествлял с человеческим индивидом, стоит собственник. Историческая тенденция, которую он выделяет, характеризуется как раз снижением производительной функции и ростом власти собственника. Это определяет рамки переходной исторической ступени. Производительные функции передаются общественным индивидам, собственнические – остаются сосредоточенными у старых классов, историческая роль которых идет на убыль.
Впрочем, даже если признавать гуманистическую сущность личности буржуазного производителя и собственника, то все равно она есть нечто глубоко отличное от «общественного индивида». Ссылаясь на Бентама, Маркс дал четкую характеристику первому, а следующее сопоставление позволяет увидеть некоторые черты второго:
«Принцип полезности не был изобретением Бентама. Он лишь бездарно повторил то, что даровито излагали Гельвеций и другие французы XVIII века. Если мы хотим узнать, чтó полезно, например, для собаки, то мы должны сначала исследовать собачью природу. Сама же эта природа не может быть сконструирована „из принципа полезности“. Если мы хотим применить этот принцип к человеку, хотим по принципу полезности оценивать всякие человеческие действия, движения, отношения и т.д., то мы должны знать, какова человеческая природа вообще и как она модифицируется в каждую исторически данную эпоху. Но для Бентама этих вопросов не существует. С самой наивной тупостью он отождествляет современного филистера – и притом, в частности, английского филистера – с нормальным человеком вообще» [МЭ: 23, 623].
Сравним эти черты с чертами нового производителя, общественного индивида. Он придерживается принципа производительного труда, но наивысшей ценностью, богатством само по себе является свободное время; он не нуждается в маскировке всеобщего труда (это «всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников» [МЭ: 25-I, 116]) в форме производительного труда; он может судить о своем прошлом, отделяя его от себя. Говоря о Фурье, Маркс пишет:
«Фурье считает характерными признаками эпохи цивилизации моногамию и частную собственность на землю. Современная семья содержит в зародыше не только servitus (рабство), но и крепостничество, так как она с самого начала связана с земледельческими повинностями. Она содержит в миниатюре все те антагонизмы, которые позднее широко развиваются в обществе и в его государстве» [МЭ: 45, 249 – 250].
Занятия историей, наукой, обретение жизни через наслаждение свободным временем, то есть через обобществление развития производительности труда, а также через воплощение этого освобождения в устранении всех форм подчинения, – вот те черты общественного индивида, которые противопоставляются буржуазному утилитаризму. Уже в «Немецкой идеологии» Маркс писал:
«Три… момента – производительная сила, общественное состояние и сознание – могут и должны вступить в противоречие друг с другом, ибо разделение труда делает возможным – более того: действительным, – что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов; добиться того, чтобы они не вступали друг с другом в противоречие, возможно только путем устранения разделения труда» [МЭ: 3, 30 – 31].
Из отрывка, приведенного выше, видно, что Маркс считает возникновение противоречия свойством процесса развития. Неизменным остается направление движения – признак, которым люди наделили историю, где противоречие заявило о себе и стало импульсом к активным действиям. Устаревший цинизм Бентама (как выражение сущности класса, который ради самооправдания именовал себя производительным) принял сегодня явно другие формы, и теперь идеология верхушки – собственников, а не производителей – считает необходимым соблюдать «церемонность».
7. О методе «переходных» абстракций
Итак, нельзя понять отношение социализм – свобода, не направляя политическую борьбу в русло, указанное Марксом. Развитие производительности труда является составной частью освободительной борьбы масс. Последняя реализуется в ходе исторического процесса борьбы классов, распространения культуры, ограничения общественного разделения труда, ограничения власти и собственности верхушки. Условием для развития этого процесса является то, что различные аналитические «блоки», позволяющие нам рассматривать капиталистическое общество как «целостность», должны оставаться в поле зрения, быть на виду, чтобы то, что временно перестало быть предметом анализа, не оказалось окончательно «изъятым» из процесса. Иначе говоря, Маркс применяет метод «переходных» редукций или абстракций. Речь идет не только об анализе явлений в чистом виде, а о том, чтобы заставить их временно протекать таким образом, чтобы целое освещалось то с одной, то с другой стороны и соответственно другие его участки оказывались то больше, то меньше в тени.
Если, например, трудовой процесс рассматривается как процесс возрастания стоимости, как мертвый труд, который преобразуется в самовозрастающую стоимость, необходимо временно абстрагироваться от процесса обращения в целом. Это достигается не путем его устранения, а, напротив, путем «воображения» процесса в целом как функционирующего в полной мере, как если бы для капитала не существовало проблемы «реализации». В этом случае «малое обращение» – единственно допускаемый в процесс обращения компонент – выступает как переменная величина (то есть переменная эксплуатации). От процесса обращения в целом можно абстрагироваться, потому что цены установлены в