Теория способа производства
Способ производства – это не само общество, а его экономическая формация. В ходе истории общества выделяются четыре экономические формации: азиатская, классическая античная, феодальная и современная буржуазная. Каждой из этих экономических формаций соответствует в обществе отдельная эпоха. Эти четыре экономические формации охватывают всю историю социальной и политической экономии. Соответствующие эпохи – восточное общество, древнее рабовладельческое, феодально-крепостническое общество средневековой Европы, современное буржуазное общество – охватывают в различных комбинациях всю историю гражданского общества. Эта комплексная история общества и его экономики совпадает с историей социальных классов, их взаимного противоборства, разделения на общественную и частную сферы и образования государства. Эти четыре общественно-экономические формации перечисляются в порядке их исторического возникновения. В то же время в своей взаимосвязи они представляют собой прогрессирующие стадии развития; производительные способности каждой последующей стадии, как правило, выше производительных способностей предыдущей.
На той ступени истории человечества, которая предшествует данным формациям общества, труд, организованный в кланах, родах, сельских общинах и племенах, был общим и коллективным как по форме, так и по существу. На этой стадии развития форма и существо труда не отделены друг от друга, так же обстоит дело и с общественной и частной сферами. В самой древней фазе истории азиатского способа производства труд еще остается формально организованным в сельских общинах и, следовательно, общим по форме, в то время как по существу он общественен, так как эти сельские общины связаны узами взаимозависимости в виде обмена товарами, а также тем, что они вынужденно поставляют органам вышестоящего сообщества, государству, прибавочный труд и прибавочный продукт. При этом втором условии благодаря отношениям обмена и отчуждению прибавочного продукта труд, с одной стороны, производит меновую стоимость, а с другой – прибавочную стоимость; благодаря этим отношениям общий труд в восточных поселениях, по существу, преобразуется в общественный. Внешне азиатский способ производства выглядит примитивным, но на деле он просто сохраняет некоторые примитивные формы.
Ход истории представляет собой последовательное движение, одновременно непрерывное и прерывистое, где факторы стабильности и перемен приходят в столкновение друг с другом. В определенный исторический период достижение одной из стадий предполагает укрепление определенного количества факторов стабильности, которое позволит сохранить на определенный срок данную общественно-политическую систему. Все перечисленные способы производства устанавливались и устанавливаются силами, вступающими в конфликт. Так, первый по времени азиатский способ производства выглядит на первый взгляд застойной экономической формацией, а на деле внутри него действуют силы, ведущие к его распаду. Развитие специализации производительных функций и общественного разделения труда, выделение и взаимопротивопоставление между производством и потреблением, развитие и расширение товарообмена, отделение частного дохода от общественного налога, составлявших раньше единое целое, – все эти качественные изменения форм прибавочной стоимости были действующими внутри азиатского способа производства в восточных обществах. Эти внутренние факторы не привели к распаду и преобразованию азиатского способа производства, но не потому, что были лишены динамизма. Причина заключалась во вмешательстве внешней силы, ознаменовавшей конец восточного общества как такового, в колонизаторской силе молодого капитализма, прервавшей процесс его внутреннего распада[150].
Иногда говорят, что развитие частной собственности, не только на землю, но и вообще, при азиатском способе производства было слабым. Это утверждение используется затем для объяснения того, что доход и налог, или же, соответственно, частное и общественное выражение прибавочной стоимости, имели тогда тенденцию к совпадению. Тем самым ставится с ног на голову теория собственности при азиатском способе производства в восточных обществах. В первый период истории этой социально-экономической формации собственность на землю была общинной, и для того, кто обрабатывал землю, условием и средством производства было пользование обрабатываемым участком, а не владение им. На данной стадии земля считалась общей собственностью. Государство в лице своих конкретных представителей не имело никакого юридического основания оспаривать право на собственность земли, оно могло только считать себя более крупной общиной. Община не могла формально-юридически обосновать разницу между общественной и частной сферами; доход и налог в начале истории общества Востока были, следовательно, не дифференцированы, они стали различаться позже. В начальный период истории восточного общества не различалась также и продукция деревни и города. В дальнейшем при азиатском способе производства сельская и городская продукция стали противопоставляться, хотя внешне они продолжали казаться недифференцированными [См. МЭ: 46-I, 461 – 472][151]. Города древнего Китая, Индии, Средиземноморья, Мексики были политическими и церемониальными центрами, функции и специализация которых слабо отличались от несельскохозяйственных функций села в первый период истории современного общества. В ходе дальнейшего исторического развития этих цивилизаций городская торговля и мануфактура стали отличаться от сельских в количественном и качественном отношениях.
Маркс и Ковалевский
Из четырех перечисленных способов производства два имеют исторически ограниченный ареал, а два других распространены во всем мире. Ограниченными являются классический и феодальный способы производства, базирующиеся, соответственно, на эксплуатации рабов и крепостных и сложившиеся в социально-трудовых условиях античной и средневековой Европы. Конечно, не все формы общественного труда сводились в ту эпоху к рабству или крепостничеству, но эти последние превалировали. Переносить эти категории на другие части света можно лишь в контексте евроцентристской исторической перспективы, которая направляет умы европейских ученых в уже проложенную европейскими плугами борозду. Маркс столкнулся с проблемой этноцентризма, изучая работы Мейна, Фира и Ковалевского[152]. Найдя в истории Индии документы о бенефициях, подрядах и дарственных на землю, Ковалевский сделал вывод о существовании там феодализма. Маркс раскритиковал эту точку зрения следующим образом: 1) бенефиции и переуступки должностей характерны и для Древнего Рима, в этой практике нет ничего специфически феодального; 2) такой существенной черты западноевропейского феодализма, как крепостничество, в Индии нет; 3) Ковалевский сам признавал, что практикуемого в феодальной Европе имущественного законодательства империя Моголов в Индии не имела[153].
Само название «азиатский способ производства» в некотором роде неправомерно. Он вместе с соответствующей ему социальной формацией представляет собой стадию первой формации гражданского общества и государства. Переход к гражданскому обществу, образование социальных классов и их противостояние не осуществились сразу и повсеместно. Противопоставление общественной сферы и частной, общего и общественного труда имело место в истории многих народов в различных частях света и независимо друг от друга. Результатом всех этих многочисленных моментов было образование единой социально-экономической формации, которая стала называться азиатской, или восточной, только потому, что впервые была обнаружена именно в этой части мира, но могла быть с тем же успехом названа афро-азиатской, инкской или древнемексиканской, так как условия, необходимые для ее образования, повторяются в различных частях Америки, Евразии и Африки. Более поздняя история азиатского способа производства уже не едина, хотя обычно она изучается как целое. Так, в истории восточного общества следует различать две фазы. В первой общественный труд остается по форме общим, доход и налог тяготеют к совпадению, а противопоставление города деревне еще не наблюдается. Во второй, более поздней фазе регионы восточного общества – Китай, Индия, Персия, Индонезия, Перу инков, Мексика ацтеков, Африка ашанти и ойо – следуют каждый своим историческим путем.
Азиатский, классический и феодальный способы производства группируются вместе как докапиталистические, поскольку от капиталистического способа их отличает одна характерная важная черта: при всех докапиталистических способах производства труд не свободен, тогда как при капиталистическом способе труд формально свободен. При азиатском способе производства общественный труд обладал двойной зависимостью, сельский труд не был свободным, во-первых, ввиду наличия общинных уз привычки и чувства[154] и, во-вторых, насильственного изъятия прибавочной стоимости государственным аппаратом, за счет чего восточные общины содержали господствующий над ними класс. В экономической формации классической античности основной формой общественного труда было рабство или связанная с ним форма клиентелы; существовали, правда, и убогие частные землевладельцы, но практически это была всего лишь особая форма клиентелы. При таком положении труд не был привязан к средствам производства, то есть в первую очередь к земле, и не зависел от обычаев, как при азиатском способе производства, но в лице рабов мог покупаться и продаваться отдельно от земли. Раба привязывали к хозяину личные узы; одновременно существовал в незначительном объеме и наемный свободный труд (в Греции mistharnes, в Риме mercenarius). Фактически рабский труд в афинском полисе во времена Аристотеля превышал свободный в два-три раза[155]. Производство в римских латифундиях, приведшее, по мнению Плиния, к распаду античной Италии, базировалось в основном на рабском труде. В средневековой Европе труд не был свободным, будучи привязан к земле в форме крепостничества или путем особых форм землевладения; таким образом, он не зависел от личности хозяина, а находился в безличной зависимости от средств производства и не мог продаваться отдельно от них. Затем труд в городах освободился от этой формы принуждения, но стал зависим от ремесленных норм и договоров об ученичестве в закрытых корпорациях, в цехах и гильдиях. Адам Смит раскрыл эту форму несвободы только в XVIII веке, то есть спустя много времени после того, как феодальный способ производства сменился капиталистическим[156].
В изложении Маркса капиталистический способ производства – это всемирно-историческое явление, отличное поэтому от классического и феодального. Он отличается и от азиатского тем, что получил развитие в определенных частях Европы – Северной Италии, Англии, Нидерландах, Каталонии и смежных регионах, – откуда двинулся на завоевание остального мира. Здесь основной формой труда является наемный труд, имеющий право свободно располагать своими трудовыми возможностями. Но наемный труд не изобретение капиталистического способа производства; следы его развития можно найти, хотя и в скромных масштабах, в докапиталистических экономических формациях, например в последней фазе азиатского и классического античного способов производства. Эта форма труда была описана Аристотелем, который считал ее неестественной по сравнению с естественной, то есть с рабством. При капиталистическом способе производства свобода общественного труда располагать собой в обмен на зарплату затрагивает практически весь трудящийся класс. Это не означает, что в этих условиях труд, будучи свободным по форме, уже овладел существом своей свободы, что является его коренной потребностью.
Сельская община в истории
В центре историко-эволюционистских концепций Моргана находится род, в центре концепций Ковалевского – сельская община. Ни одно из этих теоретических построений нельзя назвать ни верным, ни неверным: оба составляют часть более широкой теории, относящейся к истории первобытной стадии общества и ее распаду в связи с переходом к гражданскому обществу, теории, намеченной Марксом, как мы имели возможность видеть, с редкой интуицией в 1857 – 1858 годах. Тот факт, что он, похоже, отказался впоследствии от этой более общей и более глубокой теории, согласно которой коллективные институты первобытного общества, основанные как на соседских, так и на родственных связях, распались с образованием гражданского общества, и отказался в пользу теории, основанной исключительно на почерпнутой в трудах Моргана родственной близости и соответственно интерпретированной Энгельсом, в итоге обеднил развитие исторических исследований и теории общества, проводимое марксистами и социалистами как II, так и III Интернационала[157]. Кроме того, работая над «Экономическими рукописями», Маркс открыл то, чтó впоследствии было забыто и им самим, и его сотрудниками и сторонниками: род также имеет свою историю, становясь корпорацией или гильдией в эпоху Римской республики.
Сельская община тоже имеет свою историю, причем историю сложную, поскольку та община, которую мы находим в самом начале писаной истории у народов Китая, Индии, Персии и Египта или же у древнеславянских и древнегерманских народов, уже не похожа на ту, которую в начале XIX века ван Эншут обнаружил у голландцев, Улафсен – у датчан, Караджич и Павлович – у южных славян, или на ту, которую открыли тогда же Уилкс, Рэфлс, Кэмпбел, Мейн и Фир в Южной Азии. Община первого периода истории гражданского общества была в Древнем Риме и в еще более древних восточных обществах по форме преемницей доисторической общины, но по существу она была уже другой. Так, когда у Маркса речь идет об индийской общинной деревне, какой она выглядела в XIX веке, то есть в остаточной и почти карикатурной форме по отношению к тому, что было в прошлом [См. МЭ: 46-I, 44], его определение подходит с одинаковым успехом для рода в начале древнеримского общества и для исторического общества Индии, государства инков и т.д. Маркс сознавал тот факт, что древняя община преобразовалась под влиянием цивилизации, а вот у изучаемых им авторов такого критического сознания еще не было, в частности у Маурера о прошлом германцев, у Моммзена о прошлом римлян, у Мейна и Ковалевского[158].
Когда Гакстгаузен привлек внимание к существованию крестьянской общины в России XIX века, у многих социалистов возникло убеждение, что эти крестьяне уже воплотили в жизнь принцип, которому последует будущее человечество после социальной революции[159]. Эти социалисты предприняли изучение истории сельской общины с целью показать, что земля изначально была в общем владении и обработке и что, следовательно, человек по натуре своей – общественное животное[160]. Антропологи, историки и социологи, труды которых изучал Маркс, исходили из преемственности крестьянской общинной практики, продолжавшейся от самой глубокой древности до современной им эпохи[161]. В целом этот спорный вопрос, возможно, представляет интерес для тех, кто намерен изучать прошлое как таковое, но представляется очевидным, что наша способность понять сущность человеческой природы не определяется исследованиями в области крестьянских общин и тем более они не могут определять природу социалистического общества. Исследование крестьянской общины в XIX веке проводилось Мейном, Ковалевским и некоторыми другими путем упрощения сложных вопросов. Так, Б. Чичерин утверждал, что первобытная и древняя крестьянская община исчезла с образованием Киевского государства в средневековой России и что современная община русских крестьян возникла в результате последовавших затем событий и мер: административные акты правительства, выступления землевладельческой аристократии в поддержку взимания ренты и т.д.[162] Было, наконец, изведено море чернил по вопросу о том, не ведут ли современные коммуны и колхозы Китая и Советского Союза свою родословную от сельских общин азиатского способа производства, что является еще более радикальным упрощением, чем вышеупомянутое, и, как кажется, бездумно перечеркивает все уже перечисленные различия. В действительности при попытке воссоздать ее такой, какой она была на заре цивилизации, сельская община становится абстракцией, поскольку конкретно-историческое развитие сельских общин в Китае, Индии, Персии, России и Германии совершенно различно.
Сельские общины – это маленькие республики, способные к самосодержанию и самоуправлению, имеющие внутри себя комбинацию различных отраслей производства при минимальной зависимости от внешнего мира[163]. В этом случае единица потребления и единица производства являются одним и тем же, поскольку эти общины производят все или почти все, что потребляют. Обмен и товар возникают не на основе внутренних отношений; наоборот, отношения обмена, и в частности обмен товарами, возникают между общинами-производительницами, и именно этим путем исторически вводится меновая стоимость[164], а с нею и товар. Товары появляются не потому, что они произведены; полезные вещи, вначале обмениваемые как товары, поэтому преобразуются, а производство этих вещей, выступающих теперь как потребительные стоимости, становится, таким образом, производством товаров. Количественное и качественное развитие отношений обмена между деревнями и между городом и деревней преобразует общинные отношения в общественные, и весь процесс приобретает характер производства меновой стоимости. Путем развития отношений обмена преодолеваются автономия и автаркия общинного села и исторически начинает складываться общество в нашем современном смысле как воплощение отношений между людьми, составляющими его. Через отношения обмена абстрактная стоимость отделяется от конкретной, или потребительной, и создается абстракция индивида, общества и стоимости; общественная сторона общества и индивида, будучи стороной формальной, отделяется от частной стороны, и одна противопоставляется другой. Процесс отчуждения прибавочной стоимости идет наравне с созданием меновой стоимости; хотя один от другого и не зависит, они обусловливают друг друга: создание меновой стоимости определяет создание прибавочной стоимости, а создание прибавочной стоимости определяет создание меновой стоимости в истории гражданского общества. Эти процессы развиваются на основе не формального, а действительного распада древних общин, родов, кланов, поселений и племен, на основе их преобразования в современные общественные группы.