– Маркус… я… я не знал… я…
Он шагнул к Маркусу и беспомощно взмахнул руками. Это было одновременно попыткой показать, что ему неловко, и просьбой, чтобы сын обнял его. Маркус шагнул назад, к двери на кухню.
– Мне казалось, ты подумаешь, я красивый.
– Ты красивый, Маркус. Ты… очень красивый. Я просто…
– Почему же ты назвал меня макаком?
– Я не хотел… Ты никакой не макак. Это я макак. Хочешь… хотите мороженого? Я купил… клубничное мороженое.
Маркус не отвечал. Он повернулся спиной к отцу и отправился в свою комнату. Они услышали, как изнутри поворачивается ключ.
Сигмунд встал:
– Да, пойду-ка я домой.
Монс не отвечал. Сигмунд обернулся в дверях и сказал в ободрение:
– Это просто проблема поколений, господин Симонсен. Не берите в голову. Так всегда бывает.
Монс постоял в комнате, вынул три клубничных мороженых из бумажного пакета, пошел на кухню и положил их на скамейку. Он вернулся в гостиную, уселся на диван и уставился на фотографию на стене. Он сам ее сделал, десять лет назад: его жена сидела на раскладном стуле и держала Маркуса на коленях. Она улыбалась, а Маркус смеялся. Когда она умерла, он спросил, не снять ли фотографию со стены, но Маркус ответил «нет». Монс кротко улыбнулся фотографии. Потом закрыл лицо руками и заплакал. Когда он перестал плакать, он пошел на кухню сварить кофе. Как бы он хотел вычеркнуть последние полчаса из жизни и вместе с Маркусом съесть мороженое!
Он не знал, что Маркус сидит в своей комнате и точно так же, как Монс, чувствует себя виноватым. Он отлично понимал, что Монс не хотел назвать его макаком, он просто был в шоке, увидев сына в смокинге и с кудрями. Он отлично знал, что смущение отца было куда сильнее ярости. Он хотел открыть дверь, ворваться в гостиную и сказать, что виноват и что больше никогда в жизни не будет завивать волосы. Но он не мог. У него не было сил. Его одолело какое-то дурацкое упрямство или трусость. Да, настоящая трусость. Нужно было сказать только одно слово или улыбнуться. Нет, не улыбнуться. По крайней мере, не приветливой улыбкой. И речь шла вовсе не о приветливости. Речь шла о тоске. Они вдруг оказались так далеко друг от друга, и ему стало так ужасно тоскливо.
«Почему я не выхожу? – думал он. – Надо просто выйти».
И он вышел.
Он бросился к двери, повернул ключ и вбежал в гостиную. Отец сидел за чашкой кофе. Он выглядел таким одиноким. Когда вошел Маркус, он встал, шагнул к нему, остановился и провел рукой по волосам. Маркус тоже остановился. Они стояли и смотрели друг на друга. Одному было тридцать девять лет, у него были редкие волосы, на нем был серый костюм и рубашка в голубую полоску. Другому было тринадцать, у него были кудрявые волосы, и на нем был смокинг и красный пояс. Оба не знали, кто сделал первый шаг, но они обнимались так, что их сердца чуть ли не бились друг о друга.
– Я скучаю по маме, – прохныкал Маркус. – Папа, папа, я так по ней скучаю!
Отец погладил его по кудрям.
– Мальчик мой, – прошептал он, – мальчик мой, мальчик мой.
Так они и стояли, пока хорошее снова не стало хорошим. А плохое стало немного лучше.
Маркус вынул красный платок из нагрудного кармана и высморкался.
– Не надо пачкать красивый платок, – прошептал Монс.
Маркус улыбнулся. Собственной улыбкой.
– Можно. Это же носовой платок.
Монс улыбнулся в ответ:
– Хочешь что-нибудь?
– Да. Хочу клубничное мороженое.
– О господи! Мороженое! Оно же наверняка растаяло!
– Ничего страшного, – сказал довольный Маркус. – Сладкое клубничное молочко тоже вкусное.
Утром он лежал в ванне и повторял:
– Садитесь и спокойно изучите меню вместе с метрдотелем. Тогда вы сможете в деталях обсудить вина, цены, закуски и т. д. В некоторых ресторанах можно сидеть в отдельном помещении, выбирая блюда…
Маркус сглотнул. Неужели им придется сидеть в отдельном помещении в «Звезде»? Он надеялся, что не придется. Почему-то мысль об отдельном помещении пугала еще больше, чем мысль о забитом сотней посетителей ресторане. Это само по себе было мерзко, но сидеть в отдельной комнате с Сигмундом, Муной и Эллен Кристиной было еще хуже. Ему казалось, он потеет, хотя члены его были погружены в воду, как сказал бы Сигмунд.
– Как следует есть салат?
– Маркус, ты не утонул?
– Нет, папа. Я лежу и расслабляюсь.
Он пролежал полчаса в ванне, и вода начала остывать. Он не замечал этого, потому что сам был разгорячен. Он без проблем мог бы пролежать в ней целый день. Однако сам он был не без проблем.
– Салат едят либо одной вилкой, либо ножом и вилкой, но, даже если очень захочется быть педантичным, все-таки не стоит резать салат ножом.
Он и не собирался быть педантичным, но у него было острое предчувствие, что Сигмунд будет.
– Маркус! Хватит, выходи!
Он вздохнул и поднял тело из воды. Потом он надел спортивный костюм, который лежал на полу ванной. Он договорился с Сигмундом выйти на утреннюю пробежку. Маркус редко бегал, но Сигмунд сказал, что это его расслабит. Его одолевали сомнения, но главным все равно был Сигмунд.
Когда он пришел в кухню, Монс с удивлением посмотрел на него.
– А куда делись… твои дивные кудри?
– Остались в ванне.
– Как это?
– Я помыл голову.
Монс, казалось, снова почувствовал себя виноватым.
– Но, Маркус… Совсем не обязательно было. Я уже начал к ним привыкать.
– Я не специально, – ответил Маркус, надевая кроссовки.
– Ты куда?
– Побегаю.
– Таких бы мальчиков побольше в старой доброй Норвегии, – весело пропел Монс.
Маркус его прервал:
– В следующий раз, когда будешь покупать мне спортивный костюм, купи другого цвета.
– Какого?
– Защитного, – сказал Маркус и вышел из дому, опустив голову. Отец не должен думать, что все в порядке только потому, что вчера они вместе съели растаявшее клубничное мороженое.
Маркус и Сигмунд медленно бежали по тропинке в сторону карьера. Они добежали до штаба и заползли под брезент.
– Зачем ты избавился от кудрей?
Маркус ждал этого вопроса. Пока они бежали, Сигмунд был мрачным и неприветливым. Иногда он косился на Маркуса, будто ему что-то в нем не нравилось.
– Они смылись.
– Смылись?
– Да. Случайно.
– Кудри не смываются случайно.
– Я думал, что они накрепко приделались.
– Мы не можем завить новые. Сестра уехала на дачу. И взяла с собой щипцы.
– Обидно.
Маркус старался показаться грустным. Сигмунд взглянул на него рассеянно:
– Вместо этого мы сделаем пробор посередине.
– Нет! Только не посередине! Я отказываюсь! Я буду похож на гангстера!
– Нет, не будешь. Будешь прекрасно выглядеть. Конечно, не так замечательно, как с кудрями, но зато очень представительно.
После пары бесполезных протестов Маркус сдался. За пробор посередине проголосовал один голос против одного. Вкратце спланировав вечерний визит в ресторан, после многочисленных уверений Маркуса, что он спокоен, они закончили встречу, в два голоса сказав:
– Помоги Диане!
Когда они вышли из клуба, то увидели в карьере человека. В руке у него был автомат, и он смотрел на какие-то жестяные коробки, сложенные в штабеля.
– Эй! – крикнул Сигмунд. – Не стреляй!
Маркус схватил его за руку:
– Молчи. Вдруг он в меня попадет.
– Очень красиво, Маркус, – немного нервно сказал Монс. – Тебе идет пробор посередине.
Когда Маркус рассказал, что он идет обедать вместе с Сигмундом и двумя девочками, отец очень удивился, но все же испытал облегчение. Это объясняло поведение сына в последние дни. Мальчик переживал первую влюбленность и теперь хотел произвести впечатление на юную даму. В тринадцать лет, конечно, рановато. Сам он впервые влюбился, когда ему было четырнадцать. Тогда он пригласил соседскую девочку в кино, но не посмел прийти. Ему казалось, что Маркус так же застенчив, но, значит, он ошибался. Его сын, похоже, собирается вырасти настоящим светским львом. Приятно, но и немного грустно. Монсу в самом деле казалось, что смокинг и пробор были уже чересчур, но, с другой стороны, он не очень следил за модой. В его молодости было модно носить брюки-клеш и прическу как у «Битлз». А теперь, значит, смокинг и пробор. Все меняется. Он дал Маркусу сто крон, которых, он считал, хватит на гамбургеры и кока-колу в фаст-фуде. То, что обедать дети идут в ресторан «Звезда», ему и в голову не приходило, а Маркусу не пришло в голову ему об этом сказать. У него же должны быть свои секреты, особенно от близких.
– Завтра я его расчешу, папа.
– Как хочешь, мой мальчик. Лишь бы тебе было хорошо.
Маркус рассеянно кивнул:
– Пока, папа.
– Пока… Кстати, подожди!
Монс побежал в гостиную и принес красный платок, в который Маркус сморкался накануне.
– Ты забыл.
Платок был выстиран и поглажен. Монс попытался сложить его красиво, но не получилось.
– Папа, я сам.
Легким движением руки Маркус элегантно сложил платок и положил его в нагрудный карман. Монс посмотрел на него с восхищением.
– Если тебе надо будет высморкаться, то…
– …сделай это максимально беззвучно, отвернувшись от других. Я знаю, папа.
– А я – нет, – пробормотал Монс, пока дверь закрывалась за Маркусом, который направлялся на свою великую генеральную репетицию ресторанного этикета.
Глава десятая
Эллен Кристина и Муна уже ждали, когда такси с Маркусом и Сигмундом остановилось у ресторана «Звезда». В этом была первая ошибка. Никогда нельзя заставлять дам ждать.
– Здесь что, свадьба? – спросил водитель такси, когда Сигмунд протянул ему купюру в пятьдесят крон.
– Нет, просто маленькая частная вечеринка.
Шофер покосился на Маркуса и хмыкнул:
– Норвежская мафия, что ли? Ха-ха.
– Ха-ха, – сказал Маркус сдавленным голосом и вышел из машины.