- Что же ты сразу не сказал, добрый человек, что ты к атаману. – Расцвёл громила, умильно сложив свои огромные руки. – Не темнил бы, все выложил, а то район у нас беспокойный. Мы бы и встретили, и до дверей проводили.
Повернувшись боком, бандит освободил мне проход и повел мохнатой ручищей.
- Следуйте за мной, уважаемы. – И тут же грубо, резко, почти выплюнув. – Хаим, Али, живо к атаману. Предупредите о госте.
Горообразные помощники все еще неизвестного мне мужика, сорвались с места и понеслись по улице со скоростью пули. От усердия они размахивали руками и естественно не обошлось без аварии. Не знаю уж, кто конкретно, Али ли так отличился, или его коллега Хаим, однако уже через секунду послышался звон разбитой посуды, ругань молодчиков и причитания пострадавшего.
- Вот сорванцы. – На лице бандита появилось почти горделивое выражение. – Так стараться, что просто не щадят себя.
Мне даже показалось что, скупая мужская слеза, от гордости за подчиненных, появилась на поросячьих глазках, однако я решил не заострять на этом внимание.
- Однако забыл представиться. – Велика подхватил меня под локоть и потащил меня вдоль по улице, а оставшийся подручный, поплелся за ним, непонимающе моргая. – Руви. Старший патрульный гильдии убийц. Я тут уже несколько лет и всегда мечтал побывать в вашем городе. Атаман рассказывал, что у вас там просто чудеса творятся. Корабли из железа по воде ходят, и не тонут не капельки. Чудные птицы, кованные небо, рассекают, и под землей такие ходы есть, куда ученые мужи спускаться, чтобы фолианты изучать. Так ли это?
В глазах Руви в тот момент было столько наивности и детского любопытства, что я, признаюсь честно, на секунду даже позабыл что нахожусь в квартале убийц.
- Есть такое. – Я важно вышагивал рядом и надувал щеки для важности, однако в голове моей царил сущий сумбур. Выиграл ли я о того, что случайно обмолвился о Питере, или наоборот влез в еще более глубокую яму, сказать было сложно. Руви улыбался, громила шаркал за нами, и на лице его было вполне миролюбивое выражение, да и местные, сначала решив поглазеть на нас, теперь спешно отводили взгляд и принимались за свои дела, едва я обращал на них внимания. В мгновения ока мой статус из нарушителя и диссидента перерос в нечто вроде старшего евнуха гарема. Все его уважали, однако участь у того была незавидная.
Искренне надеясь на то что евнухом не быть, я шел вровень с Руви, который старательно подстраивался под мой шаг, и заискивающе заглядывая в глаза, уверенно вел к показавшемуся за изгибом улицы небольшому аккуратному особнячку из белого камня.
- Вот сюда господин хороший. – Светился от счастья громила, раздвигая передо мной прохожих. – Извольте вот на эту плитку ступать. Та, на которую вы ножку изволили поставить копытом пошкрябана.
Отворив передо мной калитку, Руви вновь приветливо улыбнулся.
- Вот сюда, вот в эту сторону.
- Постойте, постойте. – Насторожился я. Вели меня не к главному входу, к настежь распахнутым воротинам ведущим в подвал. Рядом с ними скучали те самые добрые молодцы, которых старший бандит ранее отправил к своему начальнику. При нашем появлении бугаи оживились и криво усмехнувшись, приветственно замахали ручищами.
- Куда уж там стоять. – Руви все еще продолжал улыбаться, однако в его поросячьих глазах запрыгали нехорошие искры. – Вот вам милостивый государь и атаман, и Санкт-Петербург с чудесами, и проход за пару серебром.
Мощный толчок в спину пришелся как раз напротив входа в подвал, и я, хватаясь руками за воздух, кубарем вкатился в сырое, дурно пахнущее помещение.
- Посиди пока там, путешественник. – Услышал я сверху довольный голос бандита. – Атаман изволит обедать. Как будет время, он к тебе обязательно заглянет, и потолкуете по душам.
Под довольный хохот подельников Руви захлопнул двери подвала, и я услышал лязг стального засова. Двух мнений быть тут уже просто не могло. Теперь я точно влип.
Урух-Хан и барон преодолели перевал спустя сутки после экспедиции Сбирского, и никем не остановленный, летучий отряд повелителя степи двинулся по свободным землям приморья.
- Жара то какая. – Грецки, раздетый по пояс, к влажности не привык и потому постоянно пил воду, которая тут же выходила у него с потом. – Как тут вообще люди живут? Это же не земля, а баня.
- Привыкнешь барон. – Урук-Хан ехал рядом с Ярошем, и к великому сожалению последнего, чувствовал себя великолепно. – Потерпи еще немного. Вся контрабанда идет через приморье, так что мы почти прибыли. Думаю, и особо блуждать не надо. Мне доносили что в этом деле замешан некий местный атаман, который живет в Жандольере, милом и уютном городишке в пяти часах пути в долине.
- И что ты будешь делать, когда мы его найдем? – Нахмурился Барон. – Не заявишься же к нему и не потребуешь ворота? Он же с них кормиться.
- До поры до времени, это первое. – Хан брякнул золотыми украшениями на груди и принялся загибать унизанные перстнями пальцы. – О панике он думаю и так знает. Более того, культивирует ее, и гребет денежки лопатой. Нахрапом его разуметься взять не выйдет, он тут важная птица, однако билет для себя мы обеспечим.
Хан похлопал ладонью по доверху забитым золотом седельным сумкам.
- От желтого металла еще никто и никогда не отказывался.
Барон пожал плечами и накинул на голову капюшон. Душно было, однако от палящего солнца эта тряпка более или мене спасала.
- Кстати барон, - не успокаивался энергичных Хан, - а вот скажите, как вы дальше жить планируешь.
- То есть? – Напрягся Грецки. – Молча планирую, со всеми удобствами. Вот Дима разрулит с джинами, и все устаканится.
- А если не разрулит? – Хан усмехнулся, показывая зубы голодной акулы. – Ну не успеет в срок, не найдет брелока, или просто шею свернет на крутой тропинке. Что тогда?
- Тогда нам всем помирать. – Отрезал барон. – Вы, пришлые, бежите. Спасайте свои задницы, вас на Марлане ничего не держит. Мы же родились и выросли тут, и никто из нас жить вдали от своего дома не сможет. Я не говорю за всех. Только за тех, кого я знаю лично.
- Экий ты барон, идейный. – Урук-Хан продолжал улыбаться, однако в лице его что-то изменилось. – А ведь знаешь, и я ведь был таким. Когда-то. Давным-давно. Я так подозреваю что не в этой жизни. И вот что мене не дает покоя по сей день. Почему вы, Марлане, живя в грязи, средневековье, без нормальной медицины, в болезнях и неведении, имеете такое понятие как честь и любовь к родине, в то время, когда на Земле давно уже позабыли эти поросшие мхом понятия. Родину заменил банковский счет, а честь приравнялась к кредитной истории. Все крутиться вокруг золота, и таким где его больше, там и жизнь будет веселей. Эй барон! Не грусти! Разберется твой негоциант с напасть. Попилим сокровища челнока и будет тебе райская жизнь!
Грецки слушал Хана в пол-уха. В данный момент его занимало другое. Один раз, прислушавшись на привале, к разговорам степняков, он уловил пару слов из их сбивчивого, захлебывающегося на согласных диалекта. Из доклада арьергарда отряда барон понял, что кто-то, осторожно и с толком, идет по их следам. Узнал тогда, и забыл, однако вскоре на стоянке Грецки вновь услышал знакомые слова. Хан на доклады подчиненных реагировал вяло, часто отмахиваясь, и на первый взгляд, не придавая этому значения. Казалось бы, ему было либо все равно, либо сложившаяся ситуация устраивала повелителя степей.
Последний такой доклад был произведен невысоким кочевником с лицом похожим на печеное яблоко. У него так же отсутствовало два пальца на правой руке, а скулу украшал длинный уродливый шрам.
Барон уже было решил, что Хан и в этот раз махнет на это рукой, что, впрочем, и вышло, однако вместо ленивого пренебрежения, на лице командира летучего отряда отразилось совершенно другое чувство, которое барон понять не смог.
Горный переход дался Зимину и компании непросто. Доктор Барсуков подхватил какую-то заразу и температурил, то и дело отлучаясь до ветра. Под его же чутким руководством, проникшийся Азир кормил бородача лекарствами и готовил питательные супчики из дичи. При пересечении пригорных пустошей было совершенно вероломное нападение на рейдера. Его укусил крот. Ранка была пустяковая, однако причиняла массу неудобств и временно пришлось ехать в одном сапоге. Зимин этого стеснялся и потому пытался прикрыть босую, измазанную целебной мазью ступню плащом. Северная сторона пригорья изобиловала горными реками, бурными потоками ледяной воды, срывающимися с гор и уходящих куда-то под землю. Можно было обогнуть воду по центральной части, но для этого пришлось потратить как минимум неделю, так что немало сил и средств было потрачено на переправу, и когда Зимин увидел показавшийся из-за поворота Черный перевал, ликованию его не было предела.
- Вон они. – Вячеслав придержал коня и кивнул в сторону дороги, где неспешной вереницей тянулся летучий отряд. Если ранее приходилось держаться от Хана и его сорвиголов в стороне, то теперь поток желающих проехать увеличился, и троица могла особо не скрываться. – Однако я не вижу Грецки.
Десятник сплюнул дурман на землю и прищурившись, попытался различить в конных своего барона, однако и у него ничего не вышло.
- Может он отстал по дороге, или вовсе с Ханом не поехал? Ну не нужен он ему оказался, а мы тут ноги снашиваем.
Откровенно пялиться на отряд никто из группы не стал, и даже приболевший Барсук на всякий случай закутался в шарф, чтобы не привлекать внимания.
- Нет ничего хуже, чем больной в толпе. – Честно признался он. – Все его начинают сторониться, пытаться снизить контакт до минимума, и вокруг него образуется свободное пространство. Этого нам и вовсе не надо.
Как Зимин не старался, однако пришлось отстать и в приморье отряд попал сильно позже степняков. Было уже выздоровевший доктор снова почувствовал недомогание и пришлось делать очередной привал, да и нога в месте укуса подземным животным начала распухать и отдавать стреляющей болью. Остановившись на обочине, Барсуков осмотрел рану Зимина, моргая подслеповатыми больными глазами и с сожалением поцокал языком.