– Черт! – вырвалось у меня скорее от неожиданности, чем от злости. В памяти всплыла трагедия мисс Недермайер, разыгравшаяся в доме напротив. У меня возникло ощущение, будто нахожусь на месте преступления.
Сзади послышался голос Дженни:
– Когда я заходила домой в обед, все было в порядке, правда, накрапывал дождь.
А когда Дженни вернулась на работу, разразилась сильная гроза: лило как из ведра, сверкала молния, а от раскатов грома сотрясались стены.
Несколько часов спустя она приехала домой и застала Марли посреди гаража, откуда он в панике попытался выбраться. Помещение напоминало поле боя. Пасть пса была в пене. В общем, представшая картина оказалась настолько душераздирающей, что Дженни даже не стала кричать на Марли. Кроме того, по прошествии времени Марли так бы и не понял, за что его наказывают. Однако Дженни была настолько убита варварской атакой на дом, где мы приложили немало сил на ремонт, что не смогла заставить себя остаться с Марли. «Подождем возвращения твоего папочки», – грозно сказала она псу и закрыла дверь.
За ужином Дженни и я попытались спокойно обсудить «приступ озверения», как мы назвали инцидент. События, по нашему мнению, развивались следующим образом: когда началась гроза, напуганный Марли решил, что ему угрожает смертельная опасность, и единственный шанс спастись – прокопать себе лазейку в дом. Наверное, эту мысль подсказал заложенный в нем инстинкт самосохранения, передавшийся от волка, его древнего предка. И он устремился к своей цели с яростным упорством. Даже трудно представить, что масштабы погрома, учиненного нашим псом, вообще возможны без применения спецтехники.
Закончив ужин, мы направились в гараж, где уже успокоившийся Марли схватил большую игрушку и начал прыгать вокруг нас, приглашая поиграть в «перетягивание каната». Я придержал собаку, пока Дженни вытирала кровь с шерсти. Затем Марли, виляя хвостом, наблюдал, как мы убираем устроенный им разгром. Мы выбросили все подстилки, сорвали испорченный чехол с гладильной доски, подмели щепки, некогда бывшие дверной рамой, смыли кровь на стенах и составили список материалов, которые требовалось купить, чтобы привести гараж в порядок. Впервые с тех пор, как у нас появился пес, я был вынужден заниматься ремонтом по его вине. И как показали последующие события, не в последний раз. А сейчас Марли, как всегда, радовался нашему обществу и пытался, как умел, помочь нам с уборкой.
– Тебе не стоит особо радоваться по этому поводу, – хмуро сказал я, забирая его на ночь в дом.
Глава 9Мужские проблемы
Любая собака нуждается в хорошем ветеринаре – опытном специалисте, который поможет ей сохранять здоровье и силу, а также сделает необходимые прививки. К ветеринару обращается всякий владелец, впервые купивший собаку: в основном чтобы посоветоваться с врачом, именно поэтому в ветеринарных клиниках значительная часть времени приема отводится на консультации посетителей. Нам не сразу удалось найти подходящего специалиста для нашего пса. Одного невозможно было застать на рабочем месте, и приходилось общаться с его 16-летним помощником; а второй был настолько старым, что я сомневался, сможет ли он отличить чихуа-хуа от кошки. Третий врач специализировался на обслуживании карманных собачек богатых наследниц из Палм-Бич. И вот наконец мы отыскали идеального ветеринара. Его звали Джей Батэн, для пациентов – доктор Джей. Он был молод, умен – отличный парень и невероятно добрый. Доктор Джей понимал собак на уровне интуиции, так механики от бога чувствуют машину. Он, несомненно, обожал животных, но трезво оценивал их роль в нашей жизни. Первые месяцы мы постоянно держали его телефонный номер на виду и обращались к нему по любым, даже самым глупым вопросам. Когда у Марли на суставах лап появились покрытые коростой мозоли, я испугался, решив, что это какое-то редкое и, возможно, заразное кожное заболевание. Доктор Джей объяснил: это обычные мозоли и не более того, они образовались у Марли от лежания на полу. Как-то раз Марли широко зевнул, и я заметил у основания его языка подозрительное фиолетовое пятно. «О господи, – подумал я. – Да у него же рак! Саркома Капоши[12] во рту». «Успокойтесь, – сказал доктор Джей, – это просто родимое пятно».
В тот день мы с Дженни находились в кабинете врача и обсуждали прогрессирующую у Марли фобию, связанную с грозой. Мы надеялись, что неприятный инцидент в гараже не повлечет последствий, однако он стал началом того, что со временем могло перерасти в хроническую фобию, которая может спровоцировать агрессивное поведение. Хотя за лабрадорами закрепилась репутация охотничьих собак, наш пес смертельно боялся звуков громче, чем хлопок пробки от шампанского. Треск фейерверков, тарахтение мотоциклетных моторов, звук выстрела – все это приводило его в ужас. Однако наибольший страх вызывали раскаты грома. Даже небольшая гроза заставляла Марли терять контроль над собой. Если в этот момент мы оказывались дома, он прижимался к нам, его била дрожь, из пасти стекала слюна; пес нервно вращал глазами, прижимал уши и поджимал хвост. Если же нас поблизости не было, он превращался в вандала, который крушил все, что возникало на его пути к приглянувшемуся безопасному месту. Однажды, когда сгущались тучи перед грозой, Дженни пришла домой и увидела, как Марли с выпученными глазами отчаянно прыгает на стиральной машине, стуча когтями по крышке. Как он там оказался и почему решил забраться именно туда, осталось загадкой. Среди людей встречаются недееспособные психи, и, как выяснилось, среди собак такие тоже есть.
Доктор Джей передал мне пузырек с маленькими желтыми таблетками и сказал:
– Пусть принимает, это поможет.
Это было успокоительное средство, которое, по словам доктора, поможет снять приступы патологической тревожности у Марли. Доктор Джей надеялся, что благодаря лекарству Марли сможет адекватно воспринимать гром и в конце концов поймет, что это всего-навсего неопасный шум. Боязнь грома у собак, как нам объяснил доктор, довольно необычное явление, особенно во Флориде, где во время жаркого сезона почти ежедневно бывали сильнейшие грозы. Марли понюхал склянку у меня в руках, сгорая от нетерпения начать новую жизнь и попасть в наркотическую зависимость.
Доктор Джей почесал загривок Марли. Врач покусывал губы, будто хотел сообщить нам что-то важное, но не знал, как подступиться.
– И, – наконец произнес он, – вам, наверное, нужно подумать о его кастрации.
– Кастрации? – с недоумением переспросил я. – Вы хотите сказать… – Я взглянул на яички пса – комичного вида огромные шары, болтавшиеся между задними ногами Марли.
Доктор Джей тоже посмотрел на них и утвердительно кивнул. Я, кажется, вздрогнул, а может, и вовсе схватился за сердце, потому что он поспешил добавить:
– Это совершенно безболезненно, да и ему так будет гораздо комфортнее.
Доктор был в курсе проблем Марли. Он был нашим духовником, и мы рассказывали ему обо всем: и об ужасном опыте дрессировки, и о нелепых выходках собаки, и о потребности все крушить, и о его гиперактивности. И вот Марли, когда ему пошел седьмой месяц, начал предпринимать попытки совокупиться со всем, что способно двигаться, включая наших гостей.
– Мы просто избавим его от фонтанирующей сексуальной энергии и сделаем счастливой, более спокойной собакой, – сказал доктор Джей, заверив, что операция не скажется на добродушном нраве Марли.
– Господи, просто не знаю… – засомневался я. – Кажется, это… приговор.
У Дженни, напротив, подобных сожалений не возникло.
– Давайте отрежем ему эти отростки, – согласилась она.
– А как тогда быть с возможным потомством? – спросил я. – Неужели он не продолжит свою родословную? – Уплывающие возможности прибыли промелькнули перед моими глазами.
И снова доктору Джею пришлось осторожно выбирать слова.
– Думаю, вам стоит оценить проблему более трезво. Марли – славный домашний пес, но мне кажется, что у него немного шансов стать производителем. – Он был максимально дипломатичен, но выражение лица выдавало его: на самом деле он пытался достучаться до меня: «Побойся Бога, парень! Ради будущих поколений мы должны исправить эту генетическую ошибку любой ценой!»
Я пообещал подумать, и мы уехали домой с новым успокоительным средством.
Пока мы решали, как поступить с Марли, Дженни начала предъявлять запредельные требования к моим собственным мужским достоинствам. Доктор Шерман разрешил ей снова попытаться забеременеть. Она приняла вызов как истинный олимпиец. Времена, когда она переставала принимать противозачаточные пилюли (будь что будет!), давно миновали. В схватке за оплодотворение Дженни перешла в наступление. И, конечно, для этого нужен был я, главный союзник, снабжавший ее амуницией. Как и большинство мужчин, с пятнадцати лет всеми силами старался доказать противоположному полу, что я достойный партнер. В конце концов я нашел ту, кто с этим согласилась. Мне следовало бы прыгать от восторга. Впервые в жизни женщина хотела меня сильнее, чем я ее. Это был рай для мужчины. Никаких уговоров, никаких унижений. Наконец-то на меня появился спрос, как на лучших породистых собак. Я должен был находиться в экстазе, но неожиданно все это превратилось в тяжелую и рутинную работу. Дженни ждала от меня не просто любовных утех – она хотела зачать ребенка. А это значило, что мне предстояло изрядно потрудиться. Начались серьезные дела. Самые радостные ночные удовольствия неожиданно превратились в клинические эксперименты, с измерением температуры, ведением менструальных календарей и таблиц овуляций. Я ощущал себя пажом всемогущей королевы.
Происходящее «вдохновляло» меня примерно так же, как визит в налоговую инспекцию. Дженни привыкла к тому, что я реагирую на ее малейший намек, и она не без оснований считала, что старые правила оставались в силе. Скажем, я чиню мусорный бак, а она подходит со своим календарем и говорит: «Мой последний цикл начался семнадцатого, это значит, – и тут она делает паузу, подсчитывая дни, – что нам нужно заняться этим прямо СЕЙЧАС!»