– А если собьете оленя своим минивэном, тоже зовите, – добавил Землекоп, хитро подмигнув. – Мы забьем его и поделим мясо, прежде чем полицейские пронюхают об этом. – Да, это не Бока.
Только одного мы не учли, обустраивая новую жизнь на лоне природы. Мы уже въехали на подъездную дорожку, когда Конор растерянно посмотрел на меня, и из его глаз брызнули большие слезинки.
– Я думал, в Пенсильвании будет много карандашей![20]
Для наших сыновей, которым исполнилось семь и пять лет, это было настоящим потрясением. Они судили по названию штата, куда мы переезжали, и оба рассчитывали увидеть яркие желтые палочки для рисования, которые растут прямо на деревьях и кустах, как спелые ягоды, и поджидают, когда кто-то соберет их. Мальчики были сильно расстроены.
Несмотря на досадное отсутствие предполагаемых канцелярских принадлежностей, для детей это с лихвой восполнялось местными обитателями – скунсами, опоссумами, лесными сурками, а также ядовитым плющом, который обвивал деревья на лесных опушках. Однажды утром, заваривая кофе, я выглянул из окна и увидел, что на меня смотрит прекрасный пятнистый олень. На другое утро в наш сад забрели кудахтавшие дикие индейки. Как-то раз в субботу мы с Марли отправились к подножию холма через лес и наткнулись на капкан для норок. Капкан для норок! Практически у меня в саду! Принцессы Бокахонтас ничего бы не пожалели за такое единение с природой!
Жизнь в деревне была спокойной, милой, но в то же время немного уединенной. Пенсильванские голландцы были вежливы, но настороженно относились к чужакам. После толп людей и очередей в Южной Флориде я должен был бы наслаждаться таким одиночеством. Вместо этого, по крайней мере на первых порах, я скептично воспринимал наше решение переехать в такую глушь.
А Марли подобные сомнения не терзали. Если не считать пальбы Землекопа, новый деревенский образ жизни ему понравился. Да и что могло не устраивать собаку, у которой энергии больше, чем мозгов? Он носился по лужайке, пробирался через заросли ежевики, плескался в ручье. Пес задался целью поймать одного из многочисленных кроликов, которые считали мой огород своей закусочной. Стоило Марли приметить грызуна, жующего салат, он бросался за ним с холма и преследовал его. В такие моменты его уши развевались на ветру, лапы барабанили по земле, а в воздухе раздавался звонкий лай. Марли был слишком приметным, вроде взвода солдат на марше, поэтому ему никогда не удавалось приблизиться к жертве меньше чем на четыре метра – кролик мгновенно бросался наутек к лесу, в безопасное место. Но Марли был неисправимым оптимистом: он возвращался и, виляя хвостом и ничуть не огорчаясь, через пять минут проделывал то же самое с другим кроликом. Хорошо, что он был не более удачливым и в охоте на скунсов.
Наступила осень, а с ней пришло время для новой озорной игры с кучей опавшей листвы. Во Флориде осенью деревья не сбрасывали листву, и Марли был уверен, что сыплющиеся с небес листья – это персональный подарок для него. Пока я сгребал граблями желтые и оранжевые листья в огромные кучи, Марли сидел и терпеливо наблюдал, выжидая подходящего момента, чтобы броситься на них. А когда куча становилась целой горой, он подкрадывался к ней, припадая к земле. Сделав несколько шагов, пес останавливался, поднимал переднюю лапу и нюхал воздух, как лев, преследующий невинную газель. Я, опираясь на грабли, прерывал работу, чтобы оценить полученный результат, а Марли устремлялся вперед. Он делал несколько прыжков через лужайку, а последние метры пролетал, шумно плюхаясь животом прямо в середину кучи. Там он рычал, катался на спине, лупил листья, чесался и непонятно зачем ожесточенно гонялся за собственным хвостом, разметывая собранные листья по лужайке. А потом усаживался посреди своей работы, весь усеянный клочьями листьев, и осчастливливал меня довольным взглядом, мол, без его помощи не обойтись и кучи не собрать.
Наше первое Рождество в Пенсильвании должно было быть снежным Мы с Дженни старательно убеждали Патрика и Конора, что решение покинуть Флориду и переехать было удачным. И одним из главных преимуществ переезда мы называли снег. Причем не просто видимость снега, а глубокие, пушистые сугробы, какими их обычно изображают на открытках, и тихо падающие с неба крупные хлопья снега, из которого можно слепить снеговика. Снегопад на Рождество был лучшим подарком, Святым Граалем[21] северной зимы. Мы опрометчиво расписали детям сказочную картинку, заставив их поверить, что рождественским утром они проснутся и увидят белоснежное нетронутое одеяло со следами саней Санты перед входной дверью.
За пару дней до грандиозного события все трое детей устроились возле окна. Они могли сидеть там часами, неотрывно глядя на свинцовое небо, будто бы это ускорило снегопад. «Ну давай же, снег, иди!» – уговаривали они. Дети никогда не видели настоящего снега, а мы с Дженни – последнюю четверть нашей жизни. Нам всем хотелось снега, но облака не сдавались. За несколько дней до Рождества всей семьей сели в минивэн и отправились на ферму, расположенную недалеко от нас. Там мы срубили ель, бесплатно прокатились на возе с сеном и с удовольствием попили горячего яблочного сидра, греясь у костра. Это были те важные составляющие северного праздника, по которым мы соскучились, и теперь не хватало лишь одного. Куда запропастился чертов снег? Мы с Дженни начали уже жалеть о том, что поспешили расхваливать приближавшийся первый снегопад. Когда мы везли наше срубленное дерево домой и сладковатый запах свежей смолы наполнил воздух, дети пожаловались, что их обманули. Сначала никаких карандашей, потом никакого снега. О чем еще солгали им родители?
В рождественское утро они нашли под елкой новые санки и кучу одежды для снежной зимы. Этого количества хватило бы для путешествия в Антарктиду, но пейзаж за окнами оставался прежним: голые ветви, жухлая трава, коричневые кукурузные поля. Я подкинул дров в камин и попросил детей набраться терпения. Когда выпадет, тогда и выпадет.
Наступил Новый год, а снега все не было. Казалось, даже Марли волновался и постоянно подбегал к окну, выглядывая на улицу и жалобно поскуливая, словно его тоже намеренно ввели в заблуждение. После каникул у детей начались занятия в школе, но снег так и не выпал. По утрам, сидя за столом, они недовольно смотрели на меня как на предателя. Я попытался неубедительно оправдаться:
– Наверное, маленьким детишкам в других деревнях снег нужен больше, чем нам.
– Да, конечно, пап! – сердито ответил Патрик.
Прошло три недели, и снегопад в конце концов спас меня от угрызений совести. Снег выпал ночью, когда все спали. Первым поднял тревогу Патрик. На рассвете он прибежал в нашу спальню и раздвинул шторы.
– Смотрите! – провизжал он. – Снег выпал!
Мы с Дженни приподнялись на кровати, чтобы увидеть свидетельство нашей невиновности. Белая скатерть покрыла холмы и кукурузные поля, уходящие за горизонт.
– Конечно, выпал, – ответил я с наигранной небрежностью. – Я же тебе говорил.
Высота снежного покрова достигла около 30 сантиметров, а снег все валил с небес. Вскоре, вздыхая и волоча за собой одеяла, в прихожую пришли Конор и Колин. Марли тоже вскочил, потянулся и стал колотить хвостом по всему, что оказалось на его пути, почувствовав прилив сил. Я повернулся к Дженни и сказал:
– Похоже, отправлять их спать – не решение.
Она согласилась. Тогда я повернулся к детям и крикнул:
– Ну что, снежные зайчики, всем одеваться!
Следующие полчаса мы боролись с молниями, носками, пряжками, капюшонами и перчатками. Когда закончили одеваться, дети стали смахивать на мумий, а наша кухня – на раздевалку участников зимних Олимпийских игр. В дисциплине «Дураки на ледяной горке» в весовой категории больших собак выступал… пес Марли! Я открыл парадную дверь, и, прежде чем кто-либо успел сделать шаг, Марли пронесся мимо нас и по неосторожности сбил с ног сильно закутанную Колин. Как только его лапы почувствовали странное белое покрытие («Ой, мокро! Ой, холодно!»), он, недооценив ситуацию, попытался сделать оборот вокруг своей оси. Любой, кто водил машину во время снегопада, знает: резкое торможение в сочетании с разворотами не приведет ни к чему хорошему.
Марли занесло, и он покатился задом наперед. Он быстро перевалился на бок и снова вскочил на все лапы, соскользнул со ступеньки и въехал головой в сугроб. Когда он выбрался оттуда, то походил на гигантский пончик, посыпанный сахарной пудрой. За вычетом черного носа и двух карих глаз он стал совершенно белым. Кошмарная снежная собака! Марли не знал, как быть с этим налипшим веществом. Он сунул нос в глубокий сугроб и громко чихнул. Пес подпрыгнул и снова залез мордой в сугроб. А затем, словно невидимая рука с небес вколола ему дозу адреналина, он на предельной скорости принялся носиться по саду огромными, размашистыми прыжками, которые нарушались кувырками или неожиданными падениями. Снег дарил ему столько же радости, сколько нападение на мусорный бак соседей.
Если проследить следы лап Марли, оставленные на снегу, то можно было увидеть его изощренную логику. Проложенный им путь изобиловал резкими заносами и разворотами, ломаными петлями и «восьмерками», спиралями и тройными лутцами.[22] Он следовал какому-то непостижимому алгоритму, понятному только ему. Вскоре дети последовали его примеру и стали скользить и кружиться. Снег проникал во все складки их верхней одежды и попадал под нее. Дженни вынесла из дома тосты, намазанные маслом, кружки горячего какао и объявила: на сегодня школа отменяется. Я знал, что у меня не получится быстро выехать на своем маленьком переднеприводном «Ниссане» с подъездной дорожки, не говоря уж о поездке по неровным сельским дорогам, поэтому решил присоединиться к дню снега.
Я выгреб снег из каменного круга, который выложил прошлой осенью для костров на заднем дворе, и вскоре у нас уже потрескивал огонь. Дети катались на санках с горки, проезжая мимо костра, и останавливались у опушки леса, а Марли носился за ними. Взглянув на Дженни, я спросил: