Марргаст. Первое семя тьмы — страница 26 из 62

− Здесь опасно, рарог. Мы неправильно оценили ситуацию.

− Я не…

− Молчи и слушай! Когда твое оружие поразит сотую тень, возможно, я и позволю тебе говорить в моем присутствии. А пока − ты щенок, неопытный слепой кутенок, тычущийся в порог и считающий, что это край мира. Иди обратно, забаррикадируй дверь, спрячься. И постарайся не выходить, пока мы не придем за тобой.

Затем он с неприязнью сплюнул в сторону избушек. Подойдя к частоколу с зубчатым гребнем, игнорируя мои оклики, перемахнул на другую сторону. Видимо, решил направиться к подножию гор, ближайшая из которых выступала, как огромная ступень.

Он оставил меня в величайшей растерянности. Ослушаться Северянина я не рискнул, все же он был гораздо опытнее и мудрее меня. Спешно вернувшись к вдове, я лег на скамью в сенях и накрыл глаза сгибом локтя.

Нельзя доверять местным жителям. Даже доброй Саянке, которая во всю пекла пирожки, желая угостить незваных гостей.

Что же смаг понял, раз так стремительно покинул деревню? Он заметил то, что ускользнуло от меня?

Не верю, что они в одиночку справятся с тварью, засевшей в пещере.

Не верю, что эти люди приносят жертвы.

Им не нужны чужаки, их женщин больше, чем мужчин, и, кажется, в округе нет ни одной не пузатой девки.

Догадка плавала на поверхности, но я не мог ее ухватить. Я должен прятаться в этом доме. Чем он безопаснее других? Тут нет мужчин, и дети выглядят немного иначе, чем те, что бегают снаружи. Отличия, отличия…

Я постарался припомнить, что смутило меня в старосте, когда он нас встречал. Он был одет просто: в льняную рубаху с закрытым воротом, штаны, да шапку из лоскутов. На них всех были шапки. Местные весьма неряшливы, особенно мужчины, таскают какое-то рванье, закутавшись в него по самые уши. Из-за висящего в воздухе зноя такая одежда выглядит слегка неуместно.

По щеке скользнуло что-то гладкое, в редких волосках.

Я вскочил, брезгливо утираясь, − а Никон с хохотом побежал к матери, подтягивая на ходу штаны. Его шутка сбила изначальный настрой. Наверно, он хотел пощекотать меня крысиным хвостом, но почему тот показался мне таким крупным?

Я повернулся и встретился взглядом с вдовой, застывшей в проеме.

− Тебе что-то почудилось, дорогой? − спросила Саянка настороженно, прикрывая проход в главную комнату, где бегало ее потомство.

Я опустил ладонь и на ощупь нашел разрезы на своем плаще. Там, где его хватала уличная малышка.

− Нет. Не почудилось.

Затем сделал короткий шаг вперед. Женщина попятилась.

− Они не виноваты. Такой только младший!

Мозаика сложилась, стоило только найти недостающие кусочки. Теперь понятно, почему Северянин приказал мне спрятаться. Здесь наши умения бесполезны. У нас нет оружия для сражения с подобным чудищем.

Саянка попыталась меня остановить, схватившись за нож для разделки мяса. Закричала, что делала это, чтобы выжить. Что они не могли иначе.

Но куда слабой женщине, истощенной издевательствами, справится с обученным смагом? Я запихнул ее в комнату к детям, привалил дверь скамьей и выскочил на улицу, пытаясь сориентироваться, где искать товарищей. Не найдя Радогоста на месте, с ужасом вспомнил про дом старосты. Его могли позвать туда!

Надеясь, что еще не слишком поздно, я бросился бежать. Перескакивая через несколько ступеней, ворвался в убранную светлую гостинку Миты. На полу засыхали пятна крови. Сварог, помилуй…

Теперь ясно, почему они взяли к себе Тимаша. Он был самым сильным из нас, его требовалось убрать первым.

Я отыскал тело прежде, чем собравшиеся на совет жители, успели меня остановить. Его отволокли в погреб, даже не удосужившись прикрыть чем-нибудь для приличия. Глотка звероподобного смага была вспорота глубже подкладки моего плаща.

− Один, только один, − прошептал я с кощунственным облегчением. Они пока не добрались до остальных.

Четверо крупных мужчин быстро поднялись и загородили выход, понимая, что отпираться бессмысленно. Я сглотнул горчащую слюну и достал секиру. Плохое оружие против живых, но не использовать же взрывной шар в закрытом помещении.

Мита продолжил сидеть за столом, гоняя в кружке медовуху.

− Рановато для хмеля, − хрипло заметил я.

− Ты бы слышал его мычание. Как он сопротивлялся! Силен был, аспид! − пригубив напиток, протянул лже-староста. − Ну как силен? Для человека…

Враги обступили, и меня одолело шальное возбуждение. Ударом рукояти, я сбил шапку с одного из противников, желая убедиться в своей догадке. Под головным убором житель Соловки скрывал самые настоящие рога. Хохот прорвался из моей груди. А ведь полоумный старик не соврал!

Это же целая деревня искаженцев. Такое сложно было встретить даже в сказках.

Я читал о них, но никогда не встречал вживую. В редких случаях союз человека и нежити давал потомство − уродливое, сильное, злое. Плод омерзительной любви называли искаженцами. Их существование не принимал ни один разумный вид, особенно зверствовали люди, считая их вестниками мора и слугами Каша.

Дойди до княжеской дружины хотя бы мимолетный слух, здесь бы устроили побоище.

Могу лишь предположить, как так вышло. Возможно, полукровкам удалось собраться в группу и перерезать местных мужиков, заменив их собой во всех смыслах. Соловка идеально подходила для этого. Вот почему они не желали гостей, а леса переполняли редкие существа. Поэтому и пропадали смаги, лишь подпитывая легенду о кровожадном чудище. Просто местные жители не хотели, чтобы кто-то увидел их собственные когти, хвосты и чешую.

Меня хорошо натренировали. Я сумел вырубить двоих, прежде чем пропустил удар. Сила, с которой искаженец швырнул меня в стену, могла выбить дух из тела. Они были гораздо сильнее.

Последней надеждой стала бомбочка. Вытащив, я без размаха забросил ее в центр толпы искаженцев. Глиняная болванка раскололась об пол, выплюнув струйку белесого дыма.

− Ах вы безрукие…

Удар в висок от Миты погасил свет в глазах прежде, чем я успел выругаться насчет качества работы наших мастеров.

Глава двенадцатая

«Смаг не должен причинять людям вред.

Это идет вразрез с учением Базилеса.

Но если необходимо, он вправе выбрать

наименьшее из зол. Свою жизнь…»

Дневник смага Тувитта


Статуя была обожжена дочерна. Она стояла в углу, безрукая и покосившаяся. В глазах сверкали синие самоцветы, сразу по нескольку штук в каждой глазнице. Деревянный лик божества, хоть и почернел от пламени, сохранял прекрасные и злые черты. Что-то подсказывало, что сожгли ее умышленно.

В этом заключался особый тайный смысл, служивший посланием всем нам.

Богиня то исчезала, то появлялась передо мною, выплывая из мрака, как обычная деревяшка из воды. Я слышал ее голос: ржание, чавканье, треск и ругань. Звяканье цепи.

− Что значит, упустили остальных? Это наши леса, наши владения, и они так просто вас обошли?! − отчего-то она злилась. И сама же себе жалобно отвечала:

− Среди них есть опытные бойцы. Видел же, людишки что-то почуяли. Но у нас их девка и один из помощников, к тому же мы забрали всех коней. Они точно вернутся!

− Ты не понимаешь, верно? Не понимаешь. Наши жизни, наше потомство и спокойные дни кончены, если они приведут за собой остальных! Ты знаешь, что с такими, как ты, делает народ грязи? Они живьем снимут с тебя шкуру и кинут ее у входа в свое жилище. А тебя засунут в бочку с солью; и каждая рана будет жечь яростью тысячи пчелиных укусов! Из хищников мы станем добычей!

Какая злобная статуя. Я даже подивился. С чего она решила, что из дерева выйдет хороший ковер? Для этого дела лучше брать заморский шелк или овечью шерсть, а иначе не избежать заноз.

− Эй!

Я заворочался.

− Боги! Вставай, ну же!

В лоб прилетел крохотный камень. Я разлепил опухшие веки и увидел напротив Лису.

− С добрым утром, спящая царевна, − зверея, пропела она, потрясая цепью на руке. Мы в плену у искаженцев. Я все вспомнил.

Нас держали в пещере, приковав друг напротив друга цепями. Вокруг беспорядочно валялись обрывки одежды, поломанные вещи, несколько черепов. В углу возвышалась жуткая статуя. Похожую я видел лишь раз – у последователей Холодной мамы. У ног статуи лежал деревянный топор − все, что осталось от наставника Руслана. Духовное оружие они не сумели сломать.

Я поджал под себя ноги. Медленно привстал. Рядом, в соседнем гроте спорили жители Соловки. Большинство, как я и думал, оказались мужского пола. У некоторых и впрямь были рога, другие могли похвастаться непривычным строением тела или зелеными волосами. Многие имели жуткую смесь из людских и животных черт.

Сейчас они не прятались за тряпками, и вид их пугал. В отдалении от толпы дрожали людские женщины.

− Боитесь? − рыкнул на них Мита, голову которого покрывали костяные наросты. − И ты, жена моя, боишься? Правильно делаете! Если эти смаги сбегут и приведут подмогу, вас тоже повесят на виселице. Не пожалеют, не помилуют, хоть вы с ними одной крови. А знаете, почему? − и сам же ответил. − Потому что вы помогали прятать тела. Спали с нами, рожали нам новых детей. Вы все грешницы!

Ответом ему был немой ужас.

− Все виноваты, что не сумели справиться с кучкой жалких людишек. И теперь предстоит расплата! Если мы хотим и дальше жить здесь в мире и спокойствии, надо скормить чужаков Большой Пасти!

− Большой Пасти, Большой Пасти! − охотно вторили искаженцы.

Я потянулся вперед изо всех сил. Поглядывая на меня, Лиса быстро простукивала цепь, пользуясь образовавшимся шумом.

− Что там? − пыхтя, спросила она одними губами.

− Не вижу… сейчас, еще чуть-чуть…

Они не желали расходиться, закрывая собой того зверя, которому собирались скормить пленников. В просвете мелькнули острые зубы, каждая с ладонь размером. А еще серый пульсирующий нарост на камне. В горле у меня пересохло. Они приручили оглодита.

Существо, которое вырастало из крохотной споры и покрывало все, до чего дотягивалось на своем пути, пожирая-пожирая-пожирая. У оглодитов нет мозга, нет костей, только зубы и бездонный желудок. Одна такая тварь была способна переварить целый лес со всеми его обитателями.