На свободу меня вывел Игор, из-за чего я так и не успел заметить, насколько обширны были местные пещеры.
Щука громко цокнул языком, как бы подзывая к себе лошадь, и сбоку раздался нетерпеливый цокот копыт. В самой светлой из пещер располагалась настоящая конюшня. В стойлах за перекладинами беспокойно дергались звериные силуэты. Нас приветствовали громким ржанием, воем. Рычанием?..
Я приблизился к ограждению, чтобы рассмотреть косматого жеребца, но внезапно ощутил резкое движение в мою сторону… и чуть не лишился носа. Едва успел отпрыгнуть назад. Роскошные клыки, ничего не скажешь, − таким и Селио бы позавидовал.
Ругнувшись, я повернулся к смеющимся смагам.
− Не обижайся, брат, − Щука почесал затылок. − Ну кто ж мог знать, что у этих гадов кони тоже нечистокровные?
Искаженцы оставались верны себе. Тот, что чуть не обглодал мне лицо, был полукровкой. Мать его покрыл кумельганский плотоядный жеребец; ездить на этом звере рискнул бы только очень богатый (так как разоришься на мясе для прокорма) и очень глупый человек с лишними частями тела.
Рядом находилось стойло хрупкой длинноногой кобылы-гинмы; говорят, они возили на своих спинах прекрасных вилл. Но взрослого человека вот такая точно не выдержит.
Среди шипастых и чешуйчатых лошадей лишь одна выглядела прилично. Скромная кобылка – темная, как небо зимней ночью, с гривой белой и густой, как снежная шапка. Она стояла в самом конце ряда; и пока у соседей лежал овес, куски несвежего мяса или обглоданные кроличьи тушки, у нее была лишь крохотная поилка.
− Вроде обычная, − сказала Лиса.
− Ее, получается, и кормить не надо? − удивился Щука, пока я отодвигал запор и выпускал чернявку на свет.
Кобылица робко вышла, тычась мордой в шею и пытаясь пожевать похожие на солому волосы. Я поймал ее, раздвинул губы, желая удостовериться, что зубы там самые что ни на есть лошадиные. Правда, слишком белые, с голубым отливом… Хотя это сущая ерунда, в сравнении с особенностями ее соседей!
Увидев висящие на гвоздике седло и уздечку, попытался надеть их на чернявку, но та резко запротестовала. Хотел потрепать ее за ухом, чтобы успокоить, но с удивлением обнаружил еще одно отхождение от нормы. Уха не было. Вообще.
Озадаченный, я принялся копаться в гриве и нащупал тонкую мембрану, расправляющуюся, когда на нее нажимали пальцем. Мембрана плотно закрывала ушной проем, а когда кобыла волновалась, выдвигалась по бокам головы, как плавники заморских рыб.
От каждой мембраны, из глубин черепа выходили наружу длинные перламутровые щупы, толщиной не больше шнурка, легко терявшиеся в гриве.
− Похожа на жеребенка морского коня. Большая редкость в наших краях, − Радогост потянул за щуп пальцами, и чернявка повернула мордочку в ту же сторону. − Поводья с удилами тут не подойдут. Но вот им подходящая замена.
Смаги с интересом наблюдали за тем, как я с трудом забирался на изящную кобылицу, как осторожно брал в обе руки по волоску и пытался ее подстегнуть.
− Как назовешь? − спросил Руслан.
− Хорошая масть. Может, Ночкой али Маревной? − предложил свои варианты Щука, освобождая остальных «пленников» из надоевших им стойл.
Но мне на ум пришло другое, куда более серьезное имя. Достойное прошлой битвы.
− Зга. Пусть будет Згой.
Северянин, стоящий у прохода, суеверно коснулся лба. Остальные потупились.
− Твоя лошадь, твое дело. Хотя называть именем забытой богини… ну, как пожелаешь, − Щука шлепнул Згу по крупу, и она направилась к выходу.
Удивительно, но ее спина оказалась удобной и без седла. Лекарство Лисы, заботливо размазанное по моим ногам и скрытое под повязками, уже начинало действовать. Довольно быстро меня сморило. Зарывшись в шелковую гриву, я обнял Згу за широкую лошадиную шею. Она послушно следовала за остальными лошадьми, давая мне время отдохнуть перед серьезными делами.
Но почему мы не обсудили шишигари, которую все видели и которая высасывала живь? Этот вопрос не давал покоя.
Глава четырнадцатая
«Бойтесь вожделений своих.
Порой они обретают жизнь»
Из обращения жреца Един-бога
Мы прибыли на постоялый двор с названием «Зеленый филин» совершенно разбитые. Оставив лошадей конюху, я приказал проследить, чтобы у моей Зги всегда было много чистой воды. Черная красавица печально фыркнула; ей жуть как понравилось гулять на свежем воздухе, и возвращение в стойло не вызывало особого удовольствия. Ничего, скоро ты мне снова понадобишься. Совсем скоро.
Пока делили комнаты, я улучил момент, чтобы передать брошь-птицу Язрога Руслану. Тот выдавил из себя благодарную улыбку и попросил дать ему время побыть одному. Выглядел рарог изнеможенно, сломанная рука распухла и онемела.
Лиса, делавшая перевязку, беспокоилась о том, как бы осколки кости не вызвали мясного гниения. Неприятная болезнь, от которой плоть умирала, и ее требовалось немедленно отрезать, чтобы предотвратить распространение по телу. Напомнив Руслану следить за раной, я вышел в коридор.
Вот здесь начинались сложности. Надо было выкрасть проклятый камень у одного из самых умных людей, что я видел. А затем… затем мне придется найти оружие из обычной земной стали.
Решиться на кражу сложно лишь в первый раз. Страшно и мысли глупые гуляют. Потом твой успех зависит уже от мастерства и от того, насколько ты умеешь владеть своими эмоциями. В общем-то, воровство требует тех же качеств, что и работа смага. Довольно иронично, но мне некогда было смеяться над этим сходством.
Сначала я тайком проник на задний двор, где хозяева держали скотину. И пока никто не видел, запустил их внутрь трактира. Козы, свиньи, куры, − все, кто паслись в загончике, с радостью ринулись через открытую дверь сеять хаос и смуту. Думаю, это отвлечет моих товарищей. Хотя бы на время.
Пока зверье с хрюканьем и квохтанием всласть громило первый этаж, сбивая постояльцев с ног, заскакивая на столы и оставляя вонючие метки, я поднялся по лестнице к комнате хозяев.
Дородный Гиван с женой пытались навести порядок внизу. А это значило, что я мог беспрепятственно проникнуть в их покои. Каждый порядочный владелец постоялого двора должен иметь при себе хоть какое-то оружие. И поскольку лазить по карманам отдыхающих я не хотел, оставался последний вариант − это место.
Внутри царил легкий беспорядок, валялись детали одежды и перья. Под ворохом пышных подушек я обнаружил тонкий кинжал с изогнутой рукоятью. Сомнительно, что такая вещь сможет остановить жуткое чудище. Но я все же взял его, завернув в тряпицу, и сунул за пояс.
Стоило поторопиться, снаружи уже раздавались чьи-то шаги. Открыв покосившийся шкафчик над умывальником с застоявшейся водой, я увидел самострел. Он висел на крючке: мощный зверь, окованный почерневшим железом. А рядом с десяток бронебойных болтов. Уже лучше! Готов поклясться, что такая штука способна причинить неудобства, − особенно, если она торчит у тебя из груди или затылка!
Собрав все, что могло пригодится, я быстро удалился, постаравшись сделать так, что бы пропажи не обнаружились сразу. Будет весьма неловко, успей добрый хозяин схватить жалкого воришку до того, как он исполнит свою задумку.
Уходя, я ощутил укол совести, чего прежде за мной не водилось. Хотя в законах братства не было прямых запретов на кражу; нам только говорилось, что это не должно повлечь за собой значительное ухудшение жизни того, кого собирались избавить от лишнего.
И, разумеется, даже в таких ситуациях были свои исключения.
Например, когда на кону стояло большее количество жизней, допускались вольности и перегибы. Большей гибкостью морали, чем в Братстве, обладали лишь служители богов.
Оставалось малое. Я должен забрать чертов камень у Радогоста. Спрятав самострел в укромный уголок под столом, пошел к комнате, где остановился наставник. Собравшись с духом, прислушался, как гулко стучит сердце, готовое сорваться с привязи, точно цепной пес…
Но тут внутри заговорил Щука.
− Можжевельник тебе в зад! Не стой на пороге, малой брат, заходи.
Это было неожиданно. Как он смог так точно определить, кто стоит за дверью? Видимо, этот вопрос застыл у меня на лице, когда я входил, потому что Щука громко расхохотался. Пожалуй, он единственный из смагов не стеснялся открыто выражать эмоции. Смеялся так, что стены шатались.
− Да не удивляйся, не удивляйся ты так. У меня же слух лучше, чем у совы. Я каждую из ваших походок за версту различаю. Ты, например, сейчас хромаешь на левую ногу. Ожоги болят? Ты, давай, не напрягайся. Здоровье с нашей работенкой беречь надо, − напомнил он добродушно, отрываясь от письма, которое вертел в руках. − Вот, ждало нашего прихода. Весточка из дома. А ты чего зашел?
− Рус… Руслан, − я постарался выглядеть взволнованным. Было несложно. − Ему, похоже, нездоровится.
− Знамо дело, с такой-то рукой. Эти гниды подхвостовые пареньку ее чуть не оторвали, если б не старина Рад.
− В этот и дело. Похоже, ему стало хуже.
− Что? Так чего ж ты молчишь, пень дубовый. Зови наставника. Он где-то внизу, нашим хозяевам помогает. Какой-то шутник всю их скотину выпустил погулять в трактир, − Он вскочил, ворча под нос: − Одна беда за другой. И надо же, как вовремя Северянин ушел от нас! Где Руслан?
− Отдыхает. Я позову Радогоста, а ты иди к нему.
Сделав вид, что направляюсь к лестнице, я выждал, пока Щука отойдет, и рысью вернулся к ним. Сторона Рада была собрана и предельно аккуратна в отличие от постели великана. Вещи были сложены на колченогой скамье, а перед окном на столе рядом с письмом из столицы лежал меч.
Лента выглядела настолько потертой, что можно было предположить, что ей больше десятка лет. Выходит, он лишился семьи в довольно молодом возрасте. Жена и… дочь, сын? Не стоило мне гадать на эту тему, да разве фантазию удержишь…
Внезапно стало гадко. От всего. От того, что лицемерно подумал, что мне повезло не иметь близких, кроме волка-перевертыша. От того, что цинично солгал товарищу и собирался обокрасть друга. От собственной трусости. Но это был мой единственный шанс узнать правду. И пусть смаги будут меня презирать, я сделаю все, чтобы избавить свои сны от тени кошмарной трехрогой твари.