Неожиданностью в прописанной роли стало решение Лисы отправиться в княжество Кейба. Она спокойно выслушала мои доводы против этой задумки, затем ободряюще похлопала по плечу тяжелой ручкой:
− Вот умеешь ты сгустить тучи. Мне надо там быть. И кто ты такой, мне все равно. А-бсо-лю-тно! Да будь ты хоть вторым воплощением моей покойной прабабки-разбойницы. Она, кстати, тоже любила обменивать у прохожих всякую грязь на золотые монеты. Так с моим прадедом и познакомилась.
− Не понимаю, при чем тут твоя бабка? − несколько раз моргнув, осмелился спросить я.
Она развела руками.
− Ну, так прадед тоже не ожидал, что ограбление свадьбой окончится. И ты не трусь. Может, драки не будет вовсе. Мы ж не знаем, что нам предопределила судьба.
Ее простодушная вера в силу Братства вкупе с непрошибаемой убежденностью в ошибочности моей избранности, давали мне возможность немного передохнуть. И пока остальные готовились к битве, я мог уделить внимание изучению оставшихся марргастов.
Их было три. Почти одинакового размера, в форме застывшей капли. Один весил чуть больше остальных, хоть на внешнем виде это не сказалось. Я попытался понять, как и из-за чего произошла трансформация Беляны. Трехрогий говорил, что несчастная девочка пыталась проглотить марргаст, но зачем? Хотя дети часто совершают неподдающиеся объяснению поступки. Может, она хотела понять, каков он на вкус.
Вкус бесконечных страданий
Мне никто не препятствовал, когда я приказал привезти из города свежей звериной крови. На базаре не должны удивиться такой покупке (многие волхвы практикуют ритуалы на крови). После оглашения пророчества Наины старшие среди смагов Братства сменили отношение ко мне с равнодушного на отстраненно-уважительное. Не скажу, что это что-то сильно меняло. Но в какой-то мере стало легче, мне больше никто не указывал, что делать.
Получив нужное количество крови, я приступил к исполнению задумки. Помогал мне как обычно небрезгливый Курган, которого загадка марргаста захватила полностью. Вместе мы попеременно орошали семена Тьмы страшным «дождем». Результат не заставил себя ждать. Целый ковш крови один камень мог впитать за пару часов нахождения в ней, правда, развития в полноценное немертвие отчего-то не происходило.
Курган предположил, что камню нравится не сама кровь, а живь, что скрывается в ней.
− Если тело, в котором оно зарождается, лишено живи, − семя вынужденно постоянно ее искать, − сказал он, слепо жмурясь.
А в крови умерших коров и свиней живи было маловато.
Я в очередной раз припомнил жуткие события в Фензино. Оберег Рода мешал трехрогому вылупиться из человеческой оболочки, словно гигантскому уродливому цыпленку. Не за тем ли Беляна убивала животных, чтобы получить дополнительную подпитку и силу?
Дальше – больше. Мы стали с осторожностью взаимодействовать с живыми существами. Сначала малыми: с купленными у местного охотника утками. Меня тошнило от одной мысли, но что поделать − людей было еще жальче.
С пугающей ловкостью Курган оставлял на каждой птице по глубокой, но неопасной царапине, куда мы вкладывали осколки с трудом разбитого марргаста. Спустя часы птицы теряли перья и падали замертво. Разрушенным семя не представляло такой опасности, хотя и становилось неплохим ядом. Я даже опасался, что Братство Тишины заинтересует эта его особенность.
После нескольких попыток, было принято решение купить овцу. Курган предлагал собаку, но у меня не поднялась рука. Второй из трех марргастов был скормлен крепко привязанному животному. Мы оставались на нижних этажах до полного преображения. Верховный наставник Симеон выделил для этого опыта помещение с хорошими замками и несколько свободных смагов.
Изменения начались вскоре после полуночи. Овца легла на пол, ноги ее не держали. Гладя мягкую шерсть, я вспомнил, почему так невзлюбил учебу в Сокольской школе знахарства. Терпеть не могу видеть чужие мучения.
Вскоре выпала шерсть, а кожа у наблюдаемой овцы стала сизой, как у утопленника. Она сильно запахла ржавчиной и влагой. Внутри вздутого живота что-то росло…
Мы так и не получили нужный результат. У мертвой тушки спустя время прорезались наросты вдоль хребта, но никаких намеков на рождение нового трехрогого, к своему облегчению, мы не получили. Оставшуюся тушку вскрыли и сожгли, забрав новый желудок для изучения. Я же пришел к выводу, что марргасты идеально подходили именно людям.
Мы предпринимали еще несколько попыток с другими животными. В одном случае перед смертью было замечено исцеление старых ран: ягненок со сломанной ногой вновь начал ходить, когда к ране прижали семя Тьмы. Но затем и он зачах.
− Осталось понять, как уничтожить жизнеспособную особь, отравленную ядом семени, − Мы сидели вдвоем около места, где недавно исследовали камень, разложив на скамье тарелки с подсохшим хлебом, похлебкой и кувшины с водой. Моя прежняя брезгливость была несравнима с нынешней. Теперь я мог спокойно поглощать пищу рядом со столь неприятным местом. Курган чавкал краюшкой, глядя на последний уцелевший марргаст.
− И создать новое оружие, − сказал он. − Такое, что ух, встряхнет вражину до егойного нутра.
Я был с ним согласен. Если попадусь трехрогому, хочу иметь шанс дать отпор. Хотя бы посмертно.
Глава двадцать четвертая
«Было посеяно семя раздора, и дало оно прекрасные алые ростки.
За ним последовало семя мора. Мор разросся по полям и городам, накрыв людские земли зловонным полотном.
Затем пришло время семени голода, которое вгрызалось в твердь миллионами острых клыков.
Но первым все ж было пустое семя. Семя тьмы. Оно принесло нам осознание своей неумолимости»
…
Пришли дурные вести. Снова. Кажется, это становится несколько банальным.
Теперь он, таинственный восток. Мой перстень с рубином был найден где-то неподалеку. Совпадение? Не уверен. В любом случае у меня больше нет желания придумывать логичное объяснение каждому случившемуся событию. За то время, что я провел в Братстве, многое изменилось. Изменился и я. Мысли путаются… Нет, я прошел их испытания. Голодом, тишиной, мраком. Одиночеством.
Братство Тишины свято верит, что, если из человека выдавить все человеческое, то он станет лучше. Не скажу ничего в их оправдание, хотя может быть, в их рассуждениях закралась едва заметная ошибка. Они разобрали меня и отрезали лишнее. Теперь я готов. Готов умереть.
Видимо это все, что я могу написать напоследок. Тяжело и непривычно держать перо. Так о чем я? Ах да, предсмертная записка. Н-да…
Меня зовут Иван, сын кузнеца Прохора. Мне восемнадцать и одно лето. Я избранный, если быть капельку точнее. Славный герой, которому отведена роль убийцы дракона. И в последнее время я ощущаю, что это вовсе не так здорово, как может показаться поначалу. Меня пичкают знаниями и учат всяким способам подавления боли, а все ради правильно обставленного жертвоприношения, которое описала полоумная девчонка, даже не успевшая отведать мужчину. Да, я до сих пор не верю в успех. Но когда о тебе упоминают в пророчестве, возможность выбора куда-то резко исчезает. Не знаю, чего я хочу больше: поспать или умереть. Наверно и то, и другое.
Рука дрожит, так что хватит. Прости, Селио. Не успеваю отомстить за тебя, друг.
Завтра. Мы едем на Восток.
***
Пороги Кейбы − самый засушливый и теплый кусок Славии. Их освещает безжалостное белое светило. Здесь по истрескавшейся земле ползают странные создания, похожие на змей и многоножек. И почти ничего не растет, за исключением нескольких видов колючек. Людям Кейбы всегда живется несладко. Дождь тут редкий гость, вместо него − сонмы голодных чудищ, прилетающих с острова на горизонте, и степные варвары, любящие заниматься разбоем.
Мало кто скажет, что жить в Кейбском княжестве приятно. Включая самого князя Дарна, солнцеликого и милостивого (праздного и тупоголового). Скорее тут пыльно.
Пыльно. Это было первым, что я подумал, добравшись, наконец, до Чаргана, приморского города Кейбы. «Пыльно». Мелкие частицы песка ветер бросал прямо в лицо. Без устали, как смешливый, но непослушный ребенок.
Чарган напоминал остатки хлебной буханки, оставленные на солнцепеке, и в которой муравьи проели многочисленные ходы. Компенсируя убогость жилищ и недостаток красок в окружении, местные жители одевались максимально ярко. Увешивали кисти рук и лодыжки тяжелыми бронзовыми браслетами с бирюзой, обшивали головные уборы перламутром с берега. Когда мы въезжали в город, я заметил нескольких женщин с массивными кольцами в носу.
Мы сильно выделялись на фоне смуглых людей с красноватым оттенком кожи, облаченных в свободные одежды. Нас провожали удивленными взглядами. Через Чарган не проходили торговые пути, поэтому гости здесь были редкостью.
Жар поднимался от земли. Плюнув на обозначенные порядки, я стянул плащ и рубаху, подставив жилистое белое тело палящим лучам солнца. Мои сопровождающие – около двадцати смагов – предпочли потеть дальше.
Нас нашел босоногий мальчишка, когда мы топтались на набережной и пытались выяснить, куда идти дальше. Он подошел к Радогосту, который вопреки происхождению, был призван в смаги в другом месте. И ничуть не смущаясь, сильно дернул того за серый рукав.
Оказываться, обитель Востока находилась за пределами города. Единственная из трех уцелевших. Из четырех, если считать разрушенную в Поливне.
Вскоре я увидел покосившуюся башенку из обтесанного ветром и солью камня. Она опиралась на утес, как уставший путник на трость. Рядом шелестело блекло-зеленое бескрайнее море.
Мальчишка повел нас к обители по тропе из крашеного песка. Вдоль нее были вбиты колья, украшенные черепами. Все они различались, как размером, так и необычностью и разнообразием форм. Были тут черепа, напоминающие человеческие, с острыми вогнутыми зубами на массивных челюстях. Были и совсем невообразимые − с десятком глазниц, деформированным теменем.