- Я никого на Костроме не знаю. А Алексей - мой друг.
- Да ведь ты к Алешке, а к нам.
- Не к вам, а к Василисе Петровне. Хотела познакомиться, а ты сам пристал, как смола.
- Смола не смола, а давай о деле говорить. Есть тут хорошая комната, с занавесками. И хозяева подходящие, трудящиеся, не обидят тебе: старик да старуха. Тут рядом. Пойдем поговорим. Что касается кормов... видишь, кто тебя знает, может, ты и не привыкла. Ты, небось, в жизни каши не ела, а все котлеты да пряники. На тебя, если посмотреть, корма у тебя хорошие! Смотри, какая ты гладкая.
Нина громко рассмеялась. Василиса Петровна слушала Степана серьезно, было видно, что она придаст Степановым словам некоторое значение.
- Голубчик Степан... подожди. Хозяева-то меня не даром кормить будут? А я на котлеты заработаю.
- А без котлет ты способна?
- Хочу гладкой остаться.
Степан с удивлением встретил такое заявление, даже улыбаться перестал, перевел взгляд на хозяйку:
- Во, мамаша, народ пошел упорный! Да сколько ты там заработаешь, в клубе этом самом?
- Заработаю немного, но я все деньги буду тратить на котлеты.
- На котлеты?
Перед лицом этой новой решимости Степан снова обратился к Василисе Петровне.
- Василиса Петровна! А может, она и правильно говорит? Подожди, товарищ Нина, вот сделаем... это самое... Керенского выгоним, другая жизнь равно не заработаешь. Да и какая там у тебя работенка? Книжки будешь выдавать?
- И книжки выдавать. И спектакли ставить. Сегодня будут сцену устраивать.
- В столовой?
- В столовой.
- А этот... Убийбатько?
- По шапке. Аппарат у него купили.
- Ты купила?
- Не я, а заводской комитет.
- Наш комитет?
- Завода... Пономарева... И железнодорожники помогли...
- Да когда же вы успели?
- Прозевал, Степан Иванович.
- Прозевал.
- А у нас уже и репетиции идут.
- Это что такое? Представление будет?
- "Ревизор" Гоголя.
- Ревизор? Видал такое представление. Там этот... приезжает. Я,
говорит, ревизор, а потом оказывается, обыкновенный соглашатель. Так где же ты этих наберешь... актеров?
- Да уже репетиции идут. И Алеша играет.
Степан закричал:
- Алеша?!
Даже и Василиса Петровна тихонько вскрикнула:
- Алеша?
Возгласы удивления были так выразительны, что и капитан просунул голову в дверь. Степан сорвался с табуретки, протянул к капитану руку:
- Мы тут с тобой сидим, а они представление делают!
Капитан взялся за пояс и смело вступил на кухню:
- Представление?
- Мы и на вас рассчитываем, у нас некому играть Тяпкина-Ляпкина.
Степан все кричал в одном тоне:
- Алешка в актеры записался! Вот жизнь пошла, не поспеешь никак!
Василиса Петровна, наконец, опомнилась:
- Да когда же он успел?
- А вы разве не знали?
- Какой же человек! - Степан никак не мог прийти в себя. - Ничего не сказал. Видишь, капитан, как они тайно делают?
В сенях стукнули дверью.
- Алешка идет! - закричал Степан. - Вот я у него спрошу: почему тайная дипломатия?
Алеша вошел из сеней, хотел было палкой пырнуть Степана в живот, но увидел Нину, покраснел, засмеялся смущенно:
- Нина! Что такое? Как это с вашей стороны... Ах, какая вы! Мама, вы познакомились?
Степан озлобленно махнул рукой:
- Да что ты: мама, мама? Ты говори, почему такое? Почему секреты? Представление играешь, а мы? Как остолопы, ничего не знаем!
- Представление? Нина, вы рассказывали? - Алеша, расстроенный, опустился на табурет, как был, в шинели.
- А разве нельзя было, Алеша?
- Да... понимаете, я забыл вас предупредить... Я, мамочка, сюрприз хотел для тебя сделать. И для батьки. "Ревизор"... Сюрприз, но теперь еще лучше сюрприз: как это замечательно, что вы пришли! Знаете, что? Вы у нас будете обедать...
- Некогда нам обедать, - сказал Степан, - нам нужно идти квартиру нанимать.
- Вы решили, Нина? Вы решили? - Алеша схватил ее руки, заглянул в глаза. - Неужели решили?
Нина обратилась к нему, подняла спокойные, ласковые, улыбающиеся глаза, прошептала только для него одного:
- Решила, Алеша.
Василиса Петровна следила за ней внимательно, с осторожной, немного сомневающейся симпатией, потом пожала плечами:
- Какие времена настали? Раньше люди богатства добивались, а теперь бедности добиваются. И еще смеется.
Нина поймала ее руки, сложила вместе, подняла вверх, опустила на старый фартук.
- Василиса Петровна! Не бедности добиваются, а счастья.
Василиса Петровна смотрела ей в глаза, не отняла рук:
- Значит, счастье у нас, на Костроме? Здесь его никогда не было.
- А теперь будет.
Даже Степан притих перед этими вопросами, быстро завозил ладонями по усам. Не утерпел:
- Верно. Вот какая ты разумная женщина, товарищ Нина. Просто даже не верится. Счастье, оно... какая смотря компания. А теперь компания большая будет. А бедность - чепуха. Бедность, понимаешь, когда у человека духа не хватает. Идем, Нина, нанимать квартиру.
- Успеете нанять, - сказала Василиса Петровна. - Сейчас придет отец, будем обедать. Обед сегодня варил... товарищ Михаил Антонович.
Василиса Петровна сдвинула весело брови. Капитан подошел к Нине, стукнул каблуками, поклонился:
- Просим с нами...
- Как у вас тут... Алеша, отчего у вас так хорошо?
- У нас?
Алеша оглянулся. Он привык к своей хате и не знал, что в ней особенно хорошо. Табуретки? Или старая клеенка на столе? Он вспомнил богатый уют дома Остробородько, дорогую простоту, невиданные на Костроме вещи: пианино, ковры, картины, статуэтки, безделушки. А в этой кухне и Нина казалась случайно попавшей драгоценностью среди таких обычных, припороченных трудом и жизнью людей: матери, Степана, капитана. Нина поймала его взгляд, покраснела:
- Алеша, голубчик, вы не думайте ничего плохого. Вы не думайте, я больше туда не вернусь никогда. У вас люди... Василиса Петровна, прогоните их, я поплачу немножко.
Она и в самомо деле с неожиданным изнеможением склонилась на плечо Василисы Петровны. Степан вытаращил глаза, потоптался на месте и в панике бросился из кухни, по дороге ухватил за рукав капитана. Цепляя сапогами за двери, оба буквально вываливались в другую комнату. Там Степан наморщил лоб, развел руками и сказал тихо:
- Ах ты, жизнь! Отчего плачут люди?
В кухне Алеша притаился в углу и не знал, уходить ему или остаться. Василиса Петровна положила руку на голову Нины, прижала ее к плечу. Нина подняла голову, быстро смахнула слезу:
- Трудно быть сильной, Василиса Петровна! Ах, как трудно! А тут еще всякие чувства... Влюбилась...
- Влюбилась? В богатого?
- Вот еще чего не хватало! В богатого! Я серьезно говорю, я так... хорошо влюбилась, но только нельзя же все сразу: и новую жизнь начинать, и влюбляться. А кроме того, я не привыкла.
- К чему не привыкли?
- Я не привыкла к хорошей жизни. Мне хочется быть влюбленной так... долго... Сейчас я такая счастливая, вы себе представить не можете. Хожу и все ищу зеркало, хочется на себя посмотреть, какая я счастливая. А то я все была... женственная женщина! Женщина для женихов. Все женихи, женихи, меня нужно замуж выдавать, обязательно нужно, а если не выдать, так я буду несчастная. Все смотрят, папа беспокоится, тетя хлопочет, а женихи все ходят и выбирают, подхожу я или не подхожу. А я должна сидеть6 чай разливать, вот так пальчиком нужно.
Она подняла руку и показала, как нужно действовать пальчиком, разливая чай: отставила мизинчик, тонкий, розовый, нежный, сама посмотрела на него сбоку и рассмеялась. Открыто, просто рассмеялась и Василиса Петровна:
- Ну, ну...
- Не хочу, Василиса Петровна, - вы такая хорошая, вы все понимаете, не хочу женихов, и не хочу замуж выходить, и пусть мне никто не обьясняется в любви. Пусть и не заикается...
Она строго посмотрела на Алешу:
- Вы чего на меня смотрите? У вас много других дел: и Красная гвардия, и городничего должны играть. Он - шикарный городничий, вот увидите.
Василиса Петровна доверчиво положила руку на колено Нины:
- Значит, пусть они не воображают? Да?
- Алеша, видите, какая у вас мама. Вы ничего не понимаете, а она все поняла. А теперь я хочу познакомиться с вашим отцом. Если и он такой же замечательный, тогда я буду целый час реветь... целый час...
- Да зачем же так...
- От зависти, Василиса Петровна: вы подумайте, он - мужчина, он боевой офицер, он в Красной гвардии, он был ранен, контужен, у него такая мать, да еще и такой отец.
Нина перечисляла все эти блага с нескрываемым негодованием. Василиса Петровна снова громко рассмеялась:
- А вы чай должны разливать.
- Как жаль, что вы не моя мать, все себе Алеша заграбастал. А у меня отец - доктор, богатый доктор, ужас! А матери я и не помню. Я буду к вам часто приходить, только, пожайлуста, не думайте, что для него, - я буду приходить когда его не будет дома. Интересно: какой у вас отец, Алеша?
Василиса Петровна сидела на табуретке и улыбалась. Сейчас было хорошо у нее на душе. Рядом с ней сидит красавица, ласковая, теплая, немонжко еще чужая и непривычная, но уже родная. Удивительно было слушать, как она просто и прямо, в лоб, говорит о своей жизни, но Василиса Петровна знала, что говорит она правду. И было приятно, что ее Алеша нравится этой женщине, было хорошо, что сын у Василисы Петровны такой счастливый, и было радостно, что этому сыну Нина завидовала. А кроме того, випечке за заслонкой ожидает обед, скоро придет Семен Максимович, а в другой комнате притаились новые друзья. жизнь, так долго бежавшая по скучным и трудным плесам, вдруг на старости раскатилась широкой, свободной и интересной рекой.
Семен Максимович вошел из сеней строгий, даже похудевший как будто. Он был в замасленном рабочем пиджачке и в очень старых штанах, заплатанных и заштопанных. Повесив пальто на гвоздик, он остановился против Нины с некотрым замешательством, потирая руки, измазанные до самого черного цвета.