— Да, ты прав.
ДОРОГА В МОСКВУ
День да ночь — сутки прочь. Так и шло время в сборах к далекому походу на Москву. Идти было решено вчетвером: Аказ, Янгин, Мамлей и Топейка. Ковяжа оставили в Нуженале: надо же кому-то и дома оставаться. Путь обдумывали загодя: до Нижнего Новгорода на лодке по Волге, от Нижнего до Мурома по Оке, а в Муроме купить лошадей и — верхом через Владимир на Москву.
Пока искали подходящую лодку, пока сушили мясо и сухари, прошел месяц.
И только бы выехать—у Аказа на дворе целая сотня мурзаков. Сотник любезен: Аказу отлучаться никуда не велит, говорит, что ожидается набег русских воинов и хан приказал сотнику защищать его княжеский двор.
Узнав об этом, Янгин бросился на берег, а там скачут татарские разъезды. Топейка сунулся было на лесную муромскую дорогу—нарвался на конную заставу. Даже на Алатырь дорогу закрыли.
— Это Пакмана, сучьей ноги, работа. Это он, вонючий хорек, донес хану,— кипятился Янгин.— Я говорил: его на совет звать не надо.
Горячись не горячись, а в Москву не попасть. Можно, конечно, пробраться меж застав ночью, но разве не нюхают каждое утро татары — тут ли Аказ, не исчез ли Янгин. Узнают, что нет — догонят, и тогда несдобровать.
Грустят Янгин, Мамлей, Аказ — сна лишились. Только Топейка весел, песни поет.
Песни петь хорошо, а время идет. Зима настанет, реки замерзнут — полдороги пропадет. Зимой до Москвы не добраться.
Так думали-горевали послы.
Это же думали и татары. Как только мокрую землю сковало морозом, а от берега по воде пошла бахромчатая приледь, заставы сгинули, двор Аказа опустел.
Выскочили послы на Волгу, а там по краям лед не сегодня- завтра всю реку закует. Мороз, он посольство покрепче татарских разъездов к месту прижал. Стоят на берегу мрачные. Аказ вздыхает, Янгин плюется и бранит татар, Мамлей скребет в затылке. А Топейка все равно песни поет.
Не бесись, лихая вьюга,
Все равно придет весна —
Красна-девица подруга »—
И растопит лед она.
И напел-таки веселый Топейка. Через два дня нежданно-негаданно набежали тяжелые тучи и полил дождь. Лед на реке пропал. Старики сказали: мокрой погоде быть с месяц.
Тут уж послы не мешкали, оделись-обулись, бросили свои дорожные пожитки в лодку да и оттолкнулись от берега.
Ядреный ветер звенел туго натянутым парусом, гнул мачту. Лодка летела, как птица. Топейка и Янгин во все горло пели песни.
Аказ на корме управлял лодкой, Мамлей следил за парусом. У них меж собой разговоров много, хоть и давненько вместе, а по душам поговорить времени не было. Здесь же приволье: говори, о чем хочешь.
Звенит парус. Над водой разносится песня Топейки. Песня та про унылые осенние берега, про хороший ветер, толкающий лодку, про людей, едущих в гости к русскому царю.
Над холодной и хмурой рекой медленно, низко ползут черные тучи. К вечеру они спускаются еще ниже, и кажется, что впереди они уже касаются поверхности свинцовых волн лохматыми боками.
Скоро во тьме исчезли берега. Ветер дул по-прежнему сильно, и Аказ не хотел приставать к берегу. Кто знает, можно ли будет идти под парусом утром? Пусть опасно вести лодку в темноте, зато сколько пройдут они за ночь!
После полуночи сильно похолодало. Ветер усилился, он стал пронзительно-колючим. Потрескивала мачта, наполненный ветром парус рвался вперед, как струны, натягивались угловые бечевы. Лодка, врезаясь в темноту, мчалась быстро, поднимая по бокам высокие пенные волны. Люди молчали.
Первым нарушил молчание Топейка.
— Эй, Аку, больно быстро едем!
— Ну и что?
— Как что? Видишь, я на носу сижу. Налетим на встречную лодку — у меня большая шишка на голове выскочит. Тише надо ехать.
— Не слушай его, брат!— крикнул Янгин.— И-эх, жалко, еще одного паруса нет. Если так поедем, к утру на Нижнем Базаре будем.
— У меня глаза ломит,— сказал Аказ,-—Устал я.
— Отдохни. Давай я поведу лодку.
Не успел Янгин сесть на место Аказа, как раздался глухой треск, мачта переломилась и рухнула в воду. Ветер подхватил парус, сдернул его вместе с мачтой и унес в темноту. Лодку перевернуло, и все оказались в ледяной воде.
Топейка не слышал удара. Какая-то неведомая сила подбросила его высоко над лодкой, и он плюхнулся в реку. Еще не коснувшись воды, Топейка вспомнил, что не умеет плавать, и пронзительно закричал. Услышали ли его вопль, он не знал, так как вода сразу сомкнулась над ним. Вдруг ноги его коснулись чего-то твердого, и это твердое с шумом вынесло его на поверхность. Топейка понял, что под ним бревенчатый плот и именно па него налетела лодка.
Аказ и Янгин упали в воду вместе. Лодка_накрыла их обоих. Янгин ухватился за борт и, поднырнув, потянул за пояс Аказа. Когда очутились на поверхности, услышали голос Мамлея. Он барахтался у кормы и звал:
— Аказ! Янгин! Где вы?
Больше всех повезло Топейке. Он уже стоял на плоту и кричал изо всех сил:
— Сюда! Все сюда! Здесь плот!
Плот оказался большим и хорошо связанным. На нем не было ничего, и, видимо, его пустили по реке за ненадобностью Единственный шест в руках Топейки служил веслом, и Топейка орудовал им, направляя плот к берегу. За плотом тянули перевернутую лодку.
Пока послы были в воде, единственной мыслью каждого было спастись, добраться до берега. Но едва они стали на твердую землю, сразу почувствовали, что замерзают. Промокшие до нитки, стояли на ветру, не зная, что предпринять.
— У меня кремень утонул. Огонь развести нечем,— стуча зубами, сказал Мамлей.
При слове «утонул» всех одновременно обожгла одна и та же мысль: «Деньги».
— Где деньги?! — крикнул Янгин.
— Деньги на дне реки,— тихо ответил Аказ.— У нас теперь ничего нет, все утонуло.
— Пропадем! — простонал Янгин.
— Зачем пропадем? — сказал неунывающий Топейка, снимая с головы кожаный малахай.— Вот ты смеялся, что у Топейки карманов нет. А зачем они, карманы? У тебя есть, да полные воды. А у меня все хранится в шапке. И посмотри: трут сухой.— Топейка ударил кресалом по кремню. В темноте ярко блеснул снопик искр. Желанный огонь! Еще несколько ударов о кремень— и ветер принес знакомый и удивительно приятный запах: это загорелся трут.
В глубокой балке послы развели костер и начали сушить одежду. Пропажа денег и еды особенно угнетала Янгина.
— Домой поворачивать надо,— говорил он, размахивая над костром сырой рубахой,— лодка разбита, денег нет, лошадей купить не на что. А пешком пока до Москвы дойдешь, ноги совсем сотрешь. Обратно пойдем.
— Иди, кто тебя держит,— сердито сказал Аказ.
— Я с тобой,—Мамлей подошел к Аказу.
— А у нас рук-ног нет разве? — спросил Топейка и сам ответил:—Есть. До города дойдем, денег заработаем — купим лыжи. Ты, Янгин, про Великого Кугурака вспомни. Старые люди рассказывают, что у Кугурака были свистящие кленовые лыжи, и бегал он на них быстрее ветра. Говорят, однажды он поехал за шестьдесят верст за рыбой и вернулся так скоро, что жена не успела вскипятить воду для ухи. Вот как ходил на лыжах Кугурак. А он ведь наш великий предок. Он поможет нам.
— В Новгороде Нижнем заедем к воеводе, скажем, кто мы. Может, лошаденок даст,— заметил Мамлей.
Согретые огнем костра и надеждами на милость воеводы, послы уснули на куче хвороста, плотно прижавшись друг к другу.
Всю ночь бушевал ветер, сырой и пронзительный.
Утром двинулись в путь. Шли быстро, старались согреться, В первой же деревеньке выпросили хлеба и соли. Подкрепившись, пошли дальше.
Через три дня были в Нижнем Новгороде. На житье попросились в слободке к одинокой старушке. Янгин и Топейка чинили ей забор. Мамлей с Аказом латали порванную одежду — готовились идти к воеводе Семену Иванову княж-Гундорову пред светлые очи.
Ночью выпал снег. Он, не переставая, шел и утром. На город вместе со снегом опустилась тишина. Крупные пушистые снежинки медленно и спокойно падали на землю, на крыши домов, на купола церквей.
Мамлей и Аказ пошли в кремль. Город, вчера еще грязный и неприветливый, а ныне одетый в роскошный белый убор, показался им удивительно красивым. На душе стало как-то легче. Верилось им, что воевода обрадуется их приезду, поможет. Как- никак, а послы от целого края.
На воеводском дворе не то, что в городе, шумно. Ходят по двору какие-то люди. Не то княжеского роду, не то приказные служаки.
В приказной избе, как и на дворе, шумно. Причина этому одна: воеводы дома нету, воевода в Москве. Потому и гуляют на дворе служилые, потому и бездельничают в приказной избе.
Хлопнула дверь — дьяк Портянкин увидел двух незнакомых людей.
— Кто такие?
— Нам бы к воеводе,— начал Аказ.
— Воевода в Москве. По какому делу к воеводе?
— Нам тоже в Москву надо...
— Ну и идите с богом!
— В пути претерпели мы беду. Остались без еды и денег. А дело у нас великое: послами от черемисского края идем в Москву.
— Уж вы не черемисы ли?
— Это князь черемисский Аказ,—сказал Мамлей.
— Князь?—дьяк вытаращил глаза.— А ты сам-то кто таков?
— Я... человек... Я государю нашему радетель.
— Делу посольскому помочь волен только князь-зоевода, а он в Москве. Уехал на венчание государя на царство, ждите. Приедет и разберет, что к чему.
Со всем мог смириться Янгин. Но чтобы сидеть и ждать — этого еще не хватало!
— Идти в Москву надо—и делу конец. Снег есть, лыжи есть.