— Это верно, великий отец,— сказал Магмет Бузубов,— отныне мы будем опорой во всех делах государя.
— Я чаю, вам ведомо,— произнес царь,— что готовим мы новый поход на Казань. Когда начнем —лишь всевышнему известно. Одначе я хотел бы знать, сколь ваши люди тому походу помочь могут. Князь Андрей, ты уготовлением того похода занят. Скажи, что тебе от горных людей надобно. Думал о сем?
— Думал, светлый царь. Взять Казань будет тяжело, но и довести рать до града сего не легче. Было бы зело ладно, если б ваши люди к тому времени дороги изладили. И кормами помогли бы чуть-чуть, бо с собой взять много ли можно?
— Ты, князь, только заранее скажи, когда рати пойдут,— сказал Янгин,—мы все на дорогу выйдем—и делу конец!
Иван рассмеялся, потом серьезно сказал Аказу:
— Моим именем повели хану Шигалею всех ратников твоего полка и твоего тоже,— царь глянул на Бузубова,— оделить доспехами, кои ему посланы будут. Пока ратному делу учитесь, ждите большого похода. Придет время — дам знать. А теперь поезжайте с богом по домам. Счастливого вам пути.
Послы встали, поклонились царю и направились к выходу.
Шигонька вернулся с послами в Свияжск, усиленно помогал Аказу и Магмету Бузубову собирать полки. Все участники посольства, нарядившись в подаренные царем одежды, разъехались по руэмам да илемам, чтобы рассказать о посольстве, о царе, о дарах и главное о жалованной грамоте.
Через месяц все, кто был в полку Аказа, вернулись в Свияжск, чтобы верно служить русскому царю. Даже люди Пакмана пришли с повинной. Сам Пакман не вернулся—говорили, будто убежал на Луговую сторону к мурзе Япанче.
Под осень в Шигонькиной памятной книге появились такие записи:
«Горние люди одним своим полком пошли в Казань, чтобы показать свою правду государю и повоевать его недруга. А за ними послали тайно смотреть Петьку Гурова да Алешку Ершова. Велел хан Шигалей своим казакам, кои стояли на Волге, на каменном перевозе переправить горних воев на другой берег по- тарлотою.
И пошли к Казани месяцу июня и пришли на Арское поле ко городу; и вышли к ним все казанские люди, крымцы да с ними билися крепко, и от обоих потери были. А князь Аказ в той сече поранил Алима, сына Кущакова, в плечо саблей.
А хан Шигалей в те поры да князь Голицын с товарищи ходили на Гостин-остров и стояли на Терень-Узяке. К ним прибежали Алешка Ершов да Петька Гуров и сказали хану, что горние люди воевали крепко и служили государю прямо.
Горние люди, видя государево к себе жалование, служити начали ему правдою и на Луговую сторону ходити...
А чуваша арская под рукой Магмета Бузубова пошла боем на крымцев и проскочила во Ханский двор и начали говорить, почему-де вы не бьете Русскому государю челом?
И крымцы, Кушак-улан с товарищи с ними билися...»
В Казани день ото дня беспокойнее. То черемисы на город налетают, то чуваши. Сююмбике шлет гонцов в ногайские степи к своему отцу: давай подмогу! Трон казанский взят, а удержать его нечем. И в Крым несутся гонцы: шлите войско. Давлет-Гирей крымский Сююмбике хорошо знает: не для его пользы села она на трон—и помощь слать не спешит. Ногайцы тоже медлят, надо узнать, что вокруг Казани деется.
Коренные казанцы смотрят на Сююмбике волком—житья им теперь не стало. Торговля захирела совсем, в Казань ни с какой стороны проезда нет. На Волге две русские крепости стоят — Свияжск и Васильгород. Вверх по Каме всюду стрельцы царские, Вяткою вверх по всем перевозам дети боярские и казаки Шигалеевы накрепко стоят.
Рознь меж крымцами и казанцами вспыхнула злым огнем. Местные жители крымцев всему виной считают. Иные князья и мурзы открыто отказались от Сююмбике и ушли в Свияжск служить русскому царю, иные собираются крымцев переловить и отдать русским в плен.
Первым убежал в Москву мурза Чапкун. Как взяла Сююмбике власть, задумал мурза свою любовь ей предложить. Он и молод, и красив, и в бою его отважнее сыскать трудно. Пришел к царице, прямо так и сказал: «Давай вместе трон держать будем. Одну тебя сомнут. А я щитом твоим буду».
Если не было в сердце царицы Алима, быть может, Чапкун и стал бы рядом с ней у трона. Но Сююмбике огневалась и прогнала Чапкуна из Казани.
И очутился Чапкун в Москве, все замыслы казанцев царю поведал, советником по татарским делам стал.
Первый совет Чапкун дал такой: надо немедля послать в ногайские степи умного и хитрого человека, чтобы тот нашел там мурзу Измаила и вместе с ним собиранию войск для помощи Казани помешал бы. И еще одного посла отправить в Стамбул к султану Солиману. Потому как из Казани к Солиману только что ушел мурза Кучак просить помощи от турок. Если же султан и мурза договорятся, большую помеху русскому войску могут сделать.
Царь Иван совета послушался, стал выспрашивать у дьяков Посольского приказа, кого бы на такое дело послать. Судили-ряди- ли, и вышло, что лучше Петра Тургенева не найти. Сей воевода хитер, умен, язык турецкий знает, обычаи ногайские знает. Ибо дед его Турген сам из ногайских мурз родом был.
А Тургенев тут же посоветовал в помощь ему дать сотника Андрюшку Булаева. Вспомнили, что тот Андрюшка еще в молодости послом в Крыму сиживал, а земли ногайские пешком исходил.
В СТАМБУЛЕ И АСТРАХАНИ
Над бухтой кружились крикливые стаи чаек.
Грозная и могучая эскадра империи Османов в полном составе качалась на рейде. Она только что возвратилась из похода и бросила якоря на долгую стоянку. Матросы чистили каюты, мыли палубы, чинили паруса и снасти. В море летели заплесневевшие хлебные корки, отходы из камбузов, сор и пустая посуда. Птицы на лету хватали размокший в воде хлеб и все, что можно было съесть.
Командующий эскадрой, капудан-паша, родной брат и наследник султана Солимана, сходить на берег не торопился. Первым, кого он пригласил в свою каюту, был дворцовый лекарь Гассан. Еще в пути паша узнал, что султан Солиман тяжко болен, и в первую очередь решил узнать, сколь серьезна болезнь его.
— Здоров ли драгоценный брат мой?—спросил он лекаря после взаимных приветствий.
— Слава аллаху, светлейший падишах здоров.
— Говорили, что он хворал...
— Две недели он не вставал с постели, но сейчас болезнь оставила его.
— Надолго ли?
— Все в руках аллаха. Но думаю — ненадолго. Грудная жара редко отпускает свою жертву...
— Что нового во дворце могучего?
— Приехал человек из Казани.
— Что он хочет?
— Просит помощи. Москва снова грозит Сафе-Гирею...
— Который раз,— хмуро заметил капудан-паша,—Этот паршивый город скоро опустошит нашу казну. Все золото, которое я привез из египетского похода, ушло в Крым и Казань. Надеюсь, брат мой больше не думает помогать этим ненасытным ханам?
— Мне кажется, думает. Когда я проводил ночи у его постели, он сетовал на свою судьбу. И сказал мне: «Отважные и мудрые предки наши прославили свое царствование великими победами. И только я один сделал мало. Всю свою жизнь я готовился завершить дело, начатое Баязетом Блистательным. Теперь пришла пора привести северные русские земли под сень золотого полумесяца». Я думаю, султан не только даст денег Казани, но и объявит священную войну русским. Говорят, на днях собирается военный совет.
— Воистину сказано: если аллах задумает наказать человека, он отнимает у него разум. Мои корабли требуют большой починки и...
В каюту постучали. Вошел поручик и подал капудан-паше свиток.
— Ты оказался прав, мой друг, завтра вечером зовут на военный совет.
Всю ночь капудан-паша провел без сна. В успех священной войны он не верил. Флот к такой кампании совсем не готов, султан стар и болен, империя напрасно истратит свои силы в этой войне, и он, наследник, получит пустую казну, ослабленную армию и обессиленный флот. Как быть? Если выступить на совете против султана, поймут ли его правильно? Не озлобит ли он своего брата, не даст ли в руки своих врагов, жаждущих трона, оружие, которым они непременно воспользуются? Есть о чем подумать.
Вечером следующего дня в Малом зале Высокой порты собрался военный совет. Султан Солиман старался скрыть свои недуги, и только бледность лица, мешки под глазами выдавали его. Он не сидел на месте, а ходил вокруг стола, за которым разместились члены совета. Раскачивая грузное тело, он медленно двигался по залу и говорил резко и отрывисто, преодолевая одышку:
— Казань послала к нам мурзу Кучака... И сказал тот мурза, что царь Иван готовит на правоверных большую войну. Мы и сами знали об этом, но не думали, что все триста тысяч воинов будут посланы под Казань... Во имя аллаха великого и милосердного...
Мы должны защитить правоверных казанцев, рассеять русские рати... и тем самым навсегда утвердить на северной земле знамя пророка Магомета! Настала пора... давно настала! Если мы промедлим теперь, то сыновья нашей веры во всей вселенной не простят нам гибели Казани. Царь Иван не остановится на полдороге, за Казанью он отнимет Астрахань, внедрится в земли Шемахи и Дербента, станет грозить Крыму и рассеет наших братьев так же, как его дед рассеял воинов великой Орды... Никто кроме нас... не защитит исповедующих Несомненную книгу. Мы — султан пяти морей Солиман, потомок святого Османа — решили объявить священную войну царю Ивану! Великий визирь! Расскажи совету, как мы сделаем это.
Великий визирь сделал глубокий поклон в сторону султана, развернул свиток:
— Если Московит уведет под Казань триста тысяч — столица его останется незащищенной. Послушный приказу великого Соли- мана крымский хан Даулет-Гирей бросит всех своих конников на Москву и легко покорит ее!