Противник подтянул огромные резервы и ударил в тыл наших передовых частей из Калмыковского, который, как считалось в батальоне „Вестоне“, был уже в руках 79-й немецкой дивизии. Все это привело к тому, что батальон оказался изолированным на захваченных позициях и отступил после тяжелой борьбы с высот 236,7 и 309,6. Батальон „Валь Кьезе“ достиг окраины Котовского, но тоже отошел с большими потерями, оказавшись под двойным огнем с фронта и с флангов, открытых для интенсивного обстрела со стороны Калмыковского. Наше отступление носило организованный характер в соответствии с приказом, так что альпийским стрелкам даже удалось перетащить на руках несколько трофейных орудий.
Контратака итальянской армии на Дону не получила успешного продолжения и не изменила ситуацию в лучшую сторону в смежных секторах из-за недостатков в сотрудничестве и отсутствия взаимовыручки между союзными войсками. На фронте XXXV корпуса наступило полное затишье[58]. А вот что происходило во время разгрома 8-й армии в ходе Острогожско-Россошанской операции. Как были накалены отношения между союзниками! Захваченный в плен командир 38-го пехотного полка 3-й пехотной дивизии „Равенна“ показал: „Немецкие офицеры, являющиеся представителями немецкого командования в итальянских войсках, расстреливали итальянских офицеров за отступление. Немецкий офицер при 38-м пехотном полку приставил к моему виску пистолет и требовал остановить бегущих солдат полка, – но поздно, всякое управление было потеряно. Меня спасла случайность. Снарядом русских немецкий офицер был убит. Через несколько часов я вместе с полком был окружен русскими и захвачен в плен“»[59].
Из приведенных примеров становится понятной та непростая обстановка, в которой оказался Мессе в части развития связей, отношений и коммуникаций с самыми близкими союзниками Италии. В процессе взаимодействия с немцами вновь назначенный командующий корпуса решает ряд жизненных задач, от которых зависит боеспособность вверенных ему войск, обеспечение выживания в суровых условиях российской военной действительности и просто выполнение солдатского долга. В течение пятнадцати месяцев непосредственных контактов с немцами Мессе постоянно отстаивает интересы Италии, болезненно реагирует на всякие попытки унизить, поставить в неравное положение на фронте итальянские части. Он «воюет» с союзниками за более-менее сносное материальное обеспечение, за транспорт, топливо, огневую поддержку, за справедливую оценку выполненных его дивизиями задач. Мессе открыто конфликтует на месте, жалуется на союзников своему командованию и прессе. Несмотря на положительные отзывы о своей деятельности, он становится неудобным и ненужным итальянскому и германскому командованию.
Мессе и противник
За долгую военную карьеру в противниках у Мессе были турки и китайцы, австрийцы и эфиопы, англичане и французы, греки и американцы. Немцы в его военной судьбе были и союзниками, и врагами. Русские в качестве врага появились после вступления Италии в войну на стороне фашистской Германии. Назначенный командующим Итальянским экспедиционным корпусом Мессе в первую очередь должен был оценить противника, с которым ему приходилось сразиться в перспективе на полях далекой России. Из информационных сводок и бюллетеней, политических обзоров и данных разведывательных органов он имел представление о состоянии Красной армии: её численном составе, вооружении, боевой подготовке и морально-психологическом состоянии. Беда состояла в том, что большинство информационных материалов исходило из Германии. И в их тенденциозности, неточности и даже неверности Мессе пришлось убедиться самому по прибытию на фронт.
В первые месяцы пребывания на фронте Мессе был под впечатлением общей эйфории ожидания окончательного разгрома отступающей Красной армии. Но сообщения о снижении темпов наступления немцев, ожесточенное сопротивление русских в Белоруссии, под Смоленском и Киевом, и, наконец, первые боестолкновения подчиненных ему дивизий с противником у Буга, на Днепре, у Горловки – Никитовки заставляют генерала Мессе более трезво оценивать противостоящего противника. В его реляциях и приказах ещё звучат высокопарные фразы о «тяжелом пути победоносной кампании» и «поднятии военного престижа Родины», но наметанный взгляд опытного военного уже фиксирует проявления грядущих трудностей и поражений. Меняются его взгляды о военном искусстве советских полководцев и меняется его отношение к русскому народу.
Анализируя результаты боев, сводки разведки, протоколы допросов военнопленных, командующий корпуса стремится реально оценить противника – противостоящие советские войска: «Советское контрнаступление зимы 1941–1942 гг. показало, в первую очередь, неугасимую материальную и духовную жизненную силу армии, которую немцы считали окончательно разбитой в ходе летне-осенней кампании 1941 года. Секрет этого неожиданного возрождения следует искать в несомненных организационных способностях русского командования. Оно осуществляло руководство войной энергично, последовательно и строго реалистично в различных ситуациях, всегда оценивая их дальнейшее развитие, пресекая все признаки слабости и контролируя самые уязвимые места; опиралось на огромные материальные и людские ресурсы и превосходную способность людей переносить самые тяжелые испытания, не теряя веру и дисциплину. Эта последняя характерная черта, наряду с особым физическим и духовным складом русского народа, являлась объектом постоянной заботы и пропаганды в рядах русской армии.
В этой главе я поделюсь своими впечатлениями об уникальной системе политической организации Красной Армии, чтобы вы смогли более четко представить себе образ нашего врага в то время. Организация политических комиссаров окутывала все советские части жесткой сетью, контролируя буквально всю жизнь[60]. На идеологическое воспитание выделялись огромные средства и многочисленный персонал, прошедший специальную подготовку. Основные усилия направлялись на поддержание дисциплины в собственных войсках, моральное разложение армии неприятеля и патриотическое воспитание населения на захваченных территориях.
В состав дивизионного командования входил политический офицер. От него зависели все комиссары и политруки дивизионных частей. Он отвечал за партийную организацию и комсомол[61] и за всю воспитательную работу в армейских частях и подразделениях[62].
На передовых позициях регулярно проводились собрания, где военнослужащих принимали в партию и комсомол, разъясняли каноны коммунистической доктрины и трактовали происходящие события в нужном идеологическом направлении. Распространялись центральные газеты Коммунистической партии и армии („Правда“, „Красная звезда“), печатались многочисленные местные газеты, брошюры, специальные листовки для солдат, содержащие, как правило, много иллюстраций, карикатур и мало текста с целью лучшего восприятия информации малограмотными солдатами и в частях азиатских войск, где вообще плохо понимали русский язык.
Не могу сказать, что красная пропаганда была очень богата аргументами, особенно, на первом этапе войны: цифры убитых неприятельских солдат и уничтоженной техники завышались, непрерывным потоком гили воззвания „ни шагу назад“. После первых неудач на фронте в 1941 году идеологи коммунизма обратились к дореволюционным канонам и вернулись к использованию имени „Святая Русь“, меньше стали употреблять ярко выраженную коммунистическую терминологию, выдвинув на первый план простые человеческие истины: защита своей семьи, родной деревни и земли, что импонировало массе крестьян, составляющих основу пехотных частей. Немецкая жестокость по отношению к пленным и гражданскому населению способствовала эффективному действию пропаганды русских, укрепляя ненависть к захватчикам и приумножая дух сопротивления.
Зимнее советское контрнаступление позволило превознести в пропаганде храбрость солдат, поскольку появились первые успехи. В немецком тылу активизировались партизаны, саботажники и информаторы. В зависимости от развития событий использовалась тематика открытия второго фронта, Сталинграда, как города, названного в честь вождя народов, и другие приемы.
На фронте в мои руки попал военный дневник заместителя политрука Попова, служившего в 619-м полку 203-й пехотной дивизии (он погиб в бою в конце августа 1942 года в Ягодной). Речь в нем идет о жизни и событиях внутри одной воинской части, не отличавшейся во многом от остальных частей и формирований Красной Армии.
Воспроизведенные отрывки дневника интересны и показывают поэтапный рост идеологического воздействия на общий дух русского бойца в первые годы войны. Многие рассуждения Попова стали для меня открытием, а его реакция на происходящее вызывает местами глубокие чувства. Видно, что записи вел молодой убежденный коммунист, но не фанатик. Этого мужественного и здорового человека, любившего свою страну, поглотила пучина войны, как и многих в то время. В дневник я внес свои комментарии поясняющего характера, соответствующие тому или иному моменту упоминаемых событий.
„22 июня 1941 года. Немцы перешли границу. Да, война действительно началась. Мы провели остаток дня, склонившись над картой, делая различные предположения. Наш разум почти отказывался верить, что эта ужасная война, о которой запрещалось говорить, все-таки вспыхнула. Чтобы отвлечься, сегодня вечером надумали идти в кино. Хорошо бы ничего этого не было.…“.
Октябрь 1941 года. Ленинград, Москва и Ростов в опасности.
„Не дают покоя мысли: а если они победят? Нет, это решительно невозможно, Россия есть Россия…“.
Январь 1942 года. Контрнаступление советских войск в полном разгаре. „Мы читаем с жадностью новости о победоносном марше русской армии, у всех приподнятое настроение. Мы идем к Минеральным Водам. Надеюсь, что целебные источники там остались… Мимо нас проходят бесконечные эшелоны в сторону фронта, когда же придет наша очередь?