Об объективном подходе к оценке деятельности подчиненных свидетельствует факт, приведенный генералом К. В. Крайнюковым в книге «От Днепра до Вислы» при описании боев на сандомирском плацдарме. В те дни немецкая авиация неистовствовала, подвергая бомбовым ударам позиции советских войск. При поддержке авиации проводились контратаки. На одном из участков за Вислой немцам удалось потеснить измотанные боями поредевшие части 13-й армии. Узнав об этом, И. С. Конев в довольно резкой форме упрекнул генерала П. П. Пухова.
«Армия — не институт благородных девиц, — насупившись, ответил он на реплику члена Военного совета. — Я не намерен рассыпаться в любезности, когда ставится под удар судьба плацдарма. Враг без боя не сдается. Надо вырвать у него победу, понимаешь, вырвать! А это достигается умением и настойчивостью командиров, стойкостью и решительностью воинов.
— У генерала Пухова умение есть, а воли тоже достаточно, — заметил Крайнюков. — Только она не показная, а внутренняя, осознанная, выстраданная на войне, закаленная в боях.
Иван Степанович усмехнулся и махнул рукой:
— Ну, пошел философствовать — «внутренняя, осознанная»… Сам знаю Пухова и по Курску, и по Днепру, и по Висле. Грамотный, энергичный, смелый и решительный генерал…».
В личном архиве Ивана Степановича хранится много писем. Приходили они в разные годы, от разных людей, по разным вопросам. Одним он помогал в трудоустройстве, другим — в поиске истины, третьим — в определении своего места в жизни. А жизнь Иван Степанович любил, стремился жить во имя будущего. Интересен эпизод, рассказанный его дочерью Майей Ивановной.
Летом 1963 года, когда Конев отдыхал в Крыму, в гости к нему пришли артековцы. Ребята много говорили о своих делах, делились с маршалом своими мыслями и заботами. В конце беседы они спросили:
— А что вы, Иван Степанович, любите больше всего?
— Больше всего, ребята, люблю трудиться. Каждую хорошую работу люблю. В детстве — столярничать, затем — пилить лес, потом — работать с людьми, познавать труд военного человека. В конце концов, по-моему, не так важно, что делает человек, кто он по профессии, чем он занимается, а как он делает свое дело.
И. С. Конев верил в силу труда. Он считал, что тот, кто с детства усвоил правило — труд есть закон жизни, кто смолоду понял, что хлеб добывается только в поте лица, способен к подвигу, потому что в нужный час и день у него найдутся для этого воля и силы. Верил он и в возможности человека, не раз повторяя мысль М. В. Фрунзе о том, что нужно постоянно совершенствоваться. Любой характер можно изменить. Терпение, способность, физическую силу — все можно выработать в себе, если по-настоящему захотеть, если не давать себе поблажек. Маршал Конев очень ценил время. Время, которое так быстротечно, время, уходящее безвозвратно, — вот что самое драгоценное у человека. Бесцельно прожитые годы, дни, часы и минуты никому никогда не восстановить — так выражал свою главную мысль, свою жизненную позицию Иван Степанович.
Борис Николаевич Полевой, подчеркивая колоритность фигуры полководца, пишет о нем как о «самом интересном человеке из всех, с которыми когда-либо сводила его репортерская судьба. Мне довелось наблюдать его курносое, истинно русское лицо в разных условиях боевой обстановки. Оно всегда оставалось спокойным… волевым, целеустремленным».
О признании же военного таланта маршала И. С. Конева ярко говорит эпизод, происшедший на встрече командования 1-го Украинского фронта с группой американских генералов и офицеров в мае 1945 года. Корреспондентка одной из американских газет привезла последний, только что вышедший в свет номер красочно оформленного военного журнала американских вооруженных сил. В нем на целую страницу был изображен дружеский шарж, созданный на основе известной васнецовской картины «Три богатыря». Богатыри, как им и полагается, сидели на своих мохнатых богатырских конях. У них, однако, были сегодняшние, знакомые черты. В Илье Муромце, сидевшем в центре, легко было узнать Георгия Константиновича Жукова, в Добрыне Никитиче — Ивана Степановича Конева, а в Алеше Поповиче — Константина Константиновича Рокоссовского — прославленных советских маршалов. В подписи значилось: «Русские богатыри»[119]. И в этой подписи выражалось прежде всего признание полководческого искусства выдающихся советских военачальников, их глубокая связь с народом, который одержал победу в жестокой борьбе с оккупантом.
«Победа далась нам нелегко, — скажет в те дни маршал Конев. — Враг был силен и коварен. Тем большей славы достоин русский солдат — действительно, чудо-богатырь. Он был храбр в бою, суров и великодушен. Ему мы обязаны нашей победой».
Ивану Степановичу Коневу свойственны были и такие черты характера, как личное мужество, самообладание, самоотверженность. Не раз водил он в атаку бойцов в боях с белогвардейцами, лично участвовал в дерзких вылазках, будучи комиссаром бронепоезда.
Пренебрежение опасностью во имя дела в условиях острой на то необходимости многократно проявлялось у Ивана Степановича и в годы Великой Отечественной войны. В кризисные дни Корсунь-Шевченковской операции, например, когда он, зная о господстве на этом участке авиации противника в воздухе, срочно вылетел на командный пункт 27-й армии. Так же мужественно он действовал в ходе Уманско-Ботошанской, Львовско-Сандомирской и Берлинской операций. О личном мужестве Конева рассказывают многие участники Великой Отечественной войны, в том числе Герой Советского Союза генерал-лейтенант В. А. Мишулин, Герой Советского Союза генерал армии А. С. Жадов, а также Маршал Советского Союза К. С. Москаленко[120].
«Был трудный, многодневный бой на Сандомирском плацдарме в августе 1944-го, — вспоминал И. И. Якубовский. — Немцы ожесточенно сопротивлялись, встав на пути нашей танковой бригады. За ними была господствующая высота. Мой НП находился рядом с передним краем. На чердаке сарая. Немцы били по сараю, должно быть, догадались, что здесь кто-то есть. Видимость и для них, и для нас была плохая. Туман. Отсюда и недолеты, и перелеты. Неожиданно в зоне обстрела показались машины. Кто бы это мог быть, думаю. В самое пекло пожаловали. И вдруг ко мне на чердак поднимается Конев.
— Товарищ маршал, — изумился я.
И слышу в ответ: Что вы тут топчетесь третьи сутки? Где противник? Показывай скорее, — и он поднял к глазам бинокль…
— Местность плохая, — заметил я, — плохо видно.
— Не местность плохая, — отрубил Конев, — а комбат у тебя плохой, выбрать местность не сумел. Мы вот с тобой ничего не видим, а нас отлично наблюдают, всю удаль нашу…
И надо же, в тот момент снаряд врезался в угол сарая. Все, кто был рядом, бросились на пол. А я стоял перед Коневым, который отчитывал меня, как ни в чем не бывало.
— Какой леший тебя сюда вынес? Кому нужна такая храбрость… — И уже спокойнее: — Вот что, товарищ Якубовский. Храбрость — это хорошо. Если только она не единственное достоинство командира. Самое главное — это уметь управлять боем».
О мудром хладнокровии Конева рассказывал и Борис Полевой. «Когда осенью 1941 года сложилось опасное положение на калининском направлении, туда с чрезвычайными полномочиями был направлен И. С. Конев в сопровождении двух офицеров, шифровальщика и подвижной радиостанции. Приехали в Калининский военкомат. Однако у военкома не было ясности об обстановке. Было лишь известно, что немцы прошли город Зубцов. Конев прикинул, что противник может быть в городе дня через два-три.
Во дворе военкомата собралось много людей: жены военнослужащих, дети. Кругом атмосфера нервозности, паника. А надо было заниматься делом. Конев решил пойти на хитрость, которую когда-то вычитал в книге о Суворове. Сказал военкому: «Распорядитесь принести в ваш кабинет койку. Мне надо отдохнуть с дороги». Принесли койку. Конев снял сапоги, не раздеваясь лег на нее, прикрылся шинелью. Пронесся слух: заместитель командующего фронтом отдыхает.
Люди как-то сразу успокоились. Двор опустел, народ разошелся по домам. А Конев немедленно занялся организацией обороны…».
Еще одна деталь, без которой трудно представить себе личность полководца. Речь идет о его рабочем месте тех далеких военных лет. Вот каким представляется оно в описании очевидцев в середине августа 1943 года, когда советские войска устремились к Днепру, в украинской деревеньке Малые Проходы: раскладной походный стол, два стула, телефоны, остро отточенные карандаши, торчащие из стакана, лупа, на стене — складная полка, на которой избранные произведения известных военных деятелей, военные и художественные журналы. Дверь слева ведет в комнату отдыха генерала. Она обставлена с солдатским аскетизмом. Узенькая госпитальная койка, застланная шерстяным одеялом, обеденный стол, покрытый скатертью. Радиоприемник. «Пройдя путь от солдата царской армии, — писал А. Д. Окороков, — Конев научился хорошо понимать солдат. Он жил их чаяниями, делил вместе с ними радости и печали. Будучи уже крупным военачальником (речь идет о марте 1943 года, когда он командовал войсками Северо-Западного фронта. — Р.П.), Иван Степанович оставался верным старым солдатским привычкам — жил, что называется, по-спартански…»[121].
Следует особо подчеркнуть, что Иван Степанович Конев, будучи примером солдатской неприхотливости к быту, всегда отличался опрятностью в соблюдении формы одежды, чрезвычайной аккуратностью, внешней подтянутостью. «Выбрит. Китель застегнут на все пуговицы. Строен…» — таким он предстает перед военными корреспондентами в напряженные дни боев за Калинин зимой 1941 года[122].
Широк был и круг интересов полководца.
«В памятную для меня ночь под Калинином в 1941 году, — пишет Б. Н. Полевой, — Иван Степанович Конев, у которого в ту тяжелую пору был, как говорится, хлопот полон рот, удивил меня интересом к культурным ценностям древнего русского города и заботой о них». Это внимание к архитектуре, равно как и к произведениям живописи, отмечают у Ивана Степановича многие его товарищи по службе. И не случайно, что при штурме Львова артиллеристам было отдано приказание не вести огонь по центру этого старинного города, богатого памятниками прошлого. При освобождении же Ченстоховы командующий войсками фронта лично направил на самолете двух опытных офицеров-разведчиков с чрезвычайными полномочиями: организовать разминирование Ясногурского монастыря. Когда объединения фронта углубились на территорию Польши, а затем Германи