Командир пристально взглянул на девушку, сделал паузу и сообщил своё решение:
— Придётся вам, Наташа, перейти ночью линию фронта. Мы дадим надёжного провожатого. Он хорошо знает местность. Доведёт вас почти до окопов. А там поступайте по обстоятельствам. Лучше нащупать проход, где противника нет. Думаю, что сейчас, когда всё находится в движении, сплошной линии обороны не существует. Это поможет вам выполнить задание.
— Юрий Михайлович, меня не надо убеждать, — ответила Наташа, поднимаясь со стула. — Я готова. После того, что я пережила…
— Успокойтесь, не надо вспоминать. Я и не убеждаю вас. Знаю вашу исполнительность. Но, как старший, хочу дать совет.
— Слушаю вас, — сказала Наташа, усаживаясь на стул.
— Хорошо запомните маршрут. Все данные — их вам передадут в штабе — зазубрите наизусть. Вы недавно учились в школе, дело это вам знакомое.
Наташа молча кивнула.
В путь они вышли в сумерках и к утру благополучно достигли почти переднего края. Немцы явно нервничали. Это чувствовалось и по тому, как часто освещали они свои окопы ракетами, и по раздававшемуся то в одном, то в другом месте дробному перестуку автоматов и пулемётов. По логике фронтовой обстановки, которую Наташа уже научилась понимать, гитлеровцам следовало бы сидеть молча, а они со страху то и дело пускали ракеты, видимо, подавая сигналы друг другу, как бы говоря: «Я ещё жив, держись и ты, Фриц!» Но именно из-за этих постоянно висевших над передовой осветителей разведчиков обнаружили. Завязался бой. В этой кутерьме Наташа потеряла напарника. Получил ли он ранение или убит, она не знала, и ей пришлось пробираться дальше одной. Тут разведчица добрым словом вспомнила командира партизанского отряда, который подробно инструктировал её, разъясняя, как надо преодолевать передний край противника.
Восток уже алел утренней зарей, и Наташа, ориентируясь на этот манящий свет, пробиралась по опушке малолесья, маскируясь невысоким кустарником. Вдруг ей послышалось, будто поблизости хрустнула ветка. Вслушиваясь в тишину, она остановилась, огляделась. Справа раздалась короткая автоматная очередь. «Немцы, — подумала Наташа, — но они, видать, далеко от меня». Не обнаружив ничего подозрительного, она сделала несколько шагов вперёд и тут же упала на землю под тяжестью навалившегося на неё человека. Наташа попыталась вырваться, но сильные руки прижали её к земле.
— Вот, гад, кусается, — раздалась русская речь. — Держи, Вань, за ноги… Повезло нам с тобой. Легко добыли «языка»…
Ноги пленницы быстро обкрутили ремнём, стали заламывать руки за спину. Невыносимая боль сковала её тело, и она крикнула:
— Больно! Ошалели, что ли? Пустите меня! Руки, державшие её, сразу ослабели.
— Вань! Ты слышишь, фриц-то по-нашему балакает. Тот, кого называли Ванькой, с ехидцей ответил:
— Тишка, да ведь это баба. Ей-ей, баба! Вот отличились!
— Погоди паниковать-то, — отозвался Тишка. — Повели быстрее, командир разберётся…
Боец склонился и, дёрнув задержанную за рукав, скомандовал:
— Пошли!
Наташа попыталась подняться, но ноги были стянуты ремнём.
Разведчики быстро развязали путы, и Наташа беззлобно ругнулась:
— Слоны…
— Что-что? — не понял Тишка.
— Слоны, говорю. С женщиной не умеете обращаться.
— Ну-ну! Потише. Ещё неизвестно, кто ты такая, что за птица будешь.
— Всё равно: с женщиной надо обращаться вежливо. Ясно?!
— Ясно, — уже совсем упавшим голосом ответил Тихон, который терялся в догадках: кого же они захватили в плен? Не произошла ли тут какая ошибка? Прямо загадка какая-то…
Но как бы там ни было, а Наташа наконец-то попала к своим. Сбылось то, к чему она так стремилась, преодолевая смертельные опасности, рискуя каждую минуту быть схваченной или убитой. Ей бы обнять, расцеловать этих милых советских парней, а девушка с первой же минуты начала с ними конфликтовать. И солдаты, естественно, на неё злились.
— Ты откуда ж такая взялась? — спросил после долгой паузы более покладистый и отходчивый Иван.
— Оттуда, — ответила Наташа, кивнув на запад.
— Это ясно. Но всё-таки кто такая?
— Потом узнаете.
— Ну гляди, — отозвался Иван, — я ж к тебе всей душой, а ты…
— Хороша ж твоя душа, коль до сих пор руки и ноги ноют от боли.
Иван насупился, и больше до самой землянки командира роты они не сказали друг другу ни слова. Там Наташа пробыла недолго. Комроты, выскочив по ходу сообщения, крикнул тем же бойцам, что доставили девушку:
— Гришунин, Зенушкин! Быстро отведите свою «пленницу» в штаб полка. И чтоб ни один волосок не упал с её головы. Чтоб обходились культурно и вежливо. Понятно?
— Ну вот ещё, — проворчал Зенушкин, — нужна она нам.
— Вам не нужна, а штабу, нашему общему делу очень нужна, — объяснил командир роты. — Помните об этом.
В штабе полка Наташа тоже не задержалась. Тут же её переправили в дивизию, а оттуда в штаб армии и фронта — к Коневу. Настолько ценны оказались принесённые ею сведения о противнике.
А Гришунин и Зенушкин, вернувшись с командного пункта полка, долго ещё сетовали на свой неудачный поход за «языком».
— Влипли мы с тобой, Ваня, — говорил Тишка Зенушкин. — Засмеют теперь нас ребята в роте. Тоже, скажут, храбрые разведчики: за бабами охотятся.
Иван Гришунин согласился с доводами товарища и выдвинул мысль, что надо, мол, снова проситься у комроты в разведку, чтобы загладить вину и подтвердить репутацию настоящих разведчиков.
— Что ты?! — засомневался Зенушкин. — Не пустит он нас больше за линию фронта. Скажет: «Позору с вами не оберёшься. Притащите снова деваху какую-нибудь: морока с ней, да и только…»
На другой же день рано утром командир роты сам вызвал к себе Гришунина и Зенушкина и поблагодарил их за образцовое выполнение задания.
— Командир полка, — сообщил он, — приказал представить вас к наградам. Так что ждите. Каждому, я думаю, перепадёт не меньше чем по медали «За отвагу», а то, глядишь, и по ордену…
Бойцы ушли от командира роты повеселевшие, с приподнятым настроением.
— Ну, брат, прямо чудеса в решете! — не утерпел Тишка Зенушкин. — Не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь.
— Знать, и правду говорят, что пути Господни неисповедимы, — ответил набожный Ванька Гришунин.
27
Батарея старшего лейтенанта Паршина прибыла на огневую позицию без одного орудия, отправленного в ремонт. Он надеялся вернуть его к утру следующего дня, когда назначено наступление. Но побывавший в армейских мастерских старший сержант вернулся ни с чем.
— Там этой техники наворочено — не приведи боже, — докладывал он командиру батареи. — Когда до нашей пушки очередь дойдёт — никто ответить не мог.
— Да не обязательно же нашу! — злился Паршин. — Дали бы любую, только исправную.
— Другую не дают. Говорят, за нами этот номер числится. И баста.
— Э, чтоб их, бюрократы!
Паршин понимал, что ворчит зря, порядок везде нужен. Но надо же как-то снять досаду. Он осмотрелся в недавно занятой землянке и потянулся к телефону.
— Минуточку, товарищ старший лейтенант, — остановил его связной с отвёрткой и шнуром кабеля в руке. — Ещё не подсоединили. Минуточку…
Паршин вышел наружу. Юркие тягачи разворачивались на огневых позициях. Расторопные артиллеристы быстро отцепляли пушки, устанавливали их на огневые позиции и тут же принимались рыть укрытия для себя и орудий. И хотя батарея недавно пополнилась молодыми бойцами, они уже научились действовать чётко и сноровисто. В боях необходимые знания и навыки усваиваются в ускоренном темпе. Паршин остался доволен тем, как быстро устраивалась батарея на новом месте, как сосредоточенно готовились люди к предстоящему бою.
Рано утром, согласно приказу, батарея быстро снялась с огневых позиций и двинулась дальше — в направлении Львова. Паршин сидел в кабине тягача рядом с водителем и с нетерпением поглядывал на часы — прикидывал расстояние по карте. По его расчётам, артиллеристы должны прибыть вовремя. Беспокойство командира передалось и водителю. Там, где местность позволяла, он нажимал на газ, и машина прибавляла скорость. Паршин не сдерживал темп движения, хотя и знал, что по незнакомой местности спешить опасно: можно нарваться на мины. Вчера поздно вечером ему передали приказ на этот марш. Предстояло выдвинуться на танкоопасное направление и огнём поддержать наступающие стрелковые подразделения. Ещё раз взглянув на часы, Николай вздохнул с облегчением: «Успеем».
Мелькали перелески и пруды, по берегам поросшие осокой, заболоченные участки. На востоке светлело, но лучи солнца не могли пробиться сквозь сплошную завесу облаков. Временами накрапывал дождь.
— Спасибо хоть авиация не беспокоит, — сказал водитель.
— Это взаимно, — ответил Паршин. — Они нас не беспокоят, но ведь и наши самолёты сидят на аэродромах.
— Наши должны перехитрить немца, — уверенно сказал водитель. — Нашим хмарь нипочём.
Передняя машина, на которой ехал командир первого огневого взвода, вдруг становилась.
— Притормози! — приказал Паршин и, соскочив, пошёл вперёд выяснить причину остановки.
Командир взвода сам уже шёл ему навстречу.
— Мины, товарищ старший лейтенант. Вся равнина впереди напичкана ими.
— Какие мины?
— Противотанковые. Как раз для наших машин.
Подойдя ближе, Паршин увидел следы от свежей земли — места установки противотанковых мин. Стало ясно, что враг решил обезопасить себя инженерными средствами, чтобы иметь возможность нанести танковый удар там, где его меньше всего ждут.
Паршин приказал разведчику найти пути обхода. Но тут же пришёл к выводу, что делать это бесполезно. Если даже обход будет найден, ко времени они в назначенный пункт не успеют прибыть и, следовательно, приказ командования окажется под угрозой срыва.
Паршин подошёл к краю поля. Присмотрелся, померил шагами и рулеткой. Затем подозвал водителя:
— Как думаешь, Алексей, пройдут колеса нашей машины между рядами?