Вот хотя бы случай с Уфимским коммунистическим инженерным отрядом. Его бойцы, удрученные тяжелыми поражениями, были на грани паники. Они стремились уйти подальше в тыл. Общему настроению поддался и командир отряда. Получив от командарма приказ занять позиции для обороны Симбирска, он представил рапорт о неправильном использовании технического подразделения в качестве пехоты и настаивал на немедленном отправлении отряда в Цазань для переформирования. Тогда Тухачевский обратился к партийной совести бойцов:
«Как командарм и коммунист, считаю, что выставленные Вами мотивы не освобождают Вас от обязанности защищать Советскую власть в Симбирске в столь критический момент. До сих пор я еще никогда не слышал, чтобы члены нашей партии отказывались бороться за Советы.
А потому вперед! Я еду вместе с Вами!» 1
Еще более опасная обстановка создалась в 4-м Латыш-псом стрелковом полку. После тяжелых боев на сызран-псом направлении он выводился в резерв для пополнении. Приказ командарма о возвращении на позиции крас-ноармейцы выполнить отказались. Командный состав не смог привести их к повиновению. Узнав о чрезвычайном происшествии, Тухачевский немедленно сам выехал в млеть. Он обстоятельно разъяснил обстановку под Симбирском, рассказал о смертельной опасности, грозившей окруженному противником вблизи города 1-му Латышскому стрелковому полку, воззвал к чувству товаршцест-пл, а в заключение заявил, что, если красноармейцы не выступят, он во главе их командиров сам пойдет па выручку 1-му полку.
Страстная речь командарма, его решимость оказали свое воздействие. Бойцы заколебались, стали совещаться. Многие вышли из строя и встали рядом с командирами. Около Тухачевского собралось до 170 человек. Командарм приказал немедленно грузиться в эшелон. Это окончательно переломило настроение. 4-й Латышский полк выступил на фронт и в дальнейшем восстановил свою былую репутацию.
Собранные командармом силы оказались недостаточными для спасения Симбирска. 22 июля части Поволжской группы белочехов и «Народной армии» Комуча вступили в город. Потеря крупного города и узла дорог еще более осложнила положение 1-й армии. Наиболее боеспособная группа ее войск под командованием Гая Дмитриевича Гая оказалась отрезанной от основных сил в районе города Сенгилей, южнее Симбирска. Левый фланг армии был оголен, что открывало врагу путь на Инзу. Под угрозой оказался штаб армии.
По приказу командующего фронтом И. И. Вацетиса М. Н. Тухачевский принял срочные меры для обеспечения левого фланга и прикрытия Инзы. Навстречу противнику он выдвинул из Инзы к станции Чуфарово наскоро сформированный отряд под командованием М. Н. Толстого. На подступах к Инзе командарм намеревался построить оборонительные сооружения и немедленно выехал на ретсог-посцировку. Сторонник маневренных наотупательных действий и ярый противник окопной войны, он уже тогда был приверженцем создания системы укрепленных пупктов, которая при вынужденной обороне могла бы задержать продвижение противника. Оборона, построенная на системе отдельных очагов сопротивления, связанных между собой огнем, была наиболее приемлемой в той обстановке.
«Невозможность оборонять сплошные линии, — писал Тухачевский в 1920 г., — неминуемо выдвигает вопрос о необходимости постройки небольших замкнутых укреплений с небольшими, но стойкими гарнизонами.
...Постройка такого рода маленьких крепостей имела бы колоссальное значение для задержания противника на намеченпой линии» 31.
Именно по такому пути пошло развитие обороны приграничных районов большинства европейских государств в период между первой и второй мировыми войнами.
После падения Симбирска важнейшей задачей 1-й армии стала борьба за город. Первая попытка выбить белых из Симбирска была предпринята Тухачевским по приказу Вацетнса 23 июля, сразу же после его захвата. Эту задачу командарм возложил на отряд М. Н. Толстого. Других войск, способных в тот момент к активным действиям, здесь не было. Наступление, предпринятое небольшими силами и без должной подготовки, не принесло успеха. По существу, оно вылилось в разведку боем, после которой отряд отошел в исходное положение.
Для того чтобы на месте уточнить обстановку и Припять дальнейшие решения, М. Н. Тухачевский 25 июля выехал в отряд М. Н. Толстого. По пути он провел рекогносцировку намеченных укреплений на подступах к Ин-зе. Прибыв к Толстому, командарм убедился, что сил его отряда недостаточно для наступательных действий, и приказал перейти к обороне.
Вскоре после неудачной атаки Симбирска в район станции Чуфарово прорвалась из окружения группа Г. Д. Гая и соединилась с отрядом М. Н. Толстого. Так неожиданно и надежно была решена проблема обеспечения открытого левого фланга армии и прикрытия Инзы.
Прославленный герой гражданской войны Г. Д. Гай был хорошим командиром. Во время первой мировой войны за храбрость его произвели в офицеры, он приобрел пемалый боевой опыт. Удивительное бесстрашие и темперамент южанина сочетались в нем с благоразумием, вдумчивостью и отличными организаторскими способностями. Гай стал выдающимся военачальником, профессором Военной академии имени М. В. Фрунзе.
При прорыве из окружения Г. Д. Гай собрал под свое командование рассеянные под Сенгилеем отряды совет-гких войск, а из города вывез наиболее ценное имущество. Его группа с огромным обозом совершила героический 1Г>0-километровый марш по тылам противника, отразила (к‘счисленные вражеские атаки и вышла из окружения Гк‘з существенных потерь.
27 июля М. Н. Тухачевский и В. В. Куйбышев говорили с Гаем по прямому проводу, а затем лично встречали юроев. Неутомимый и горячий, Гай тут же предложил лиинуться со своей группой на Симбирск и отбить город. По командарм отклонил предложение. Он был противником поспешных решений и неподготовленных атак и приказал Гаю прежде всего реорганизовать свою группу в регулярную дивизию и одновременно готовить ее к наступлению.
Группа Гая составила основу Симбирской дивизии. Гай стал ее начальником. За героический прорыв из окружения и освобождение Симбирска дивизия получила наименование Железной, была награждена Црасыым знаменем. Штаб ее возглавил Э. Ф. Вилумсон, бывший офицер Латышской бригады. Спокойный и хладнокровный, он как бы уравновешивал темпераментного Гая. Симбирская Железная дивизия стала гордостью 1-й армии.
Неудачи под Симбирском в конце июля 1918 г. вызывали естественное неудовольствие и упреки И. И. Вацетиса в адрес М. Н. Тухачевского. Но вряд ли можно обвинить в них командарма. Сам Вацетис призпавал, что обстановка в полосе 1-й армии после муравьевской авантюры была особенно тяжелой. В докладе Высшему военному совету и Наркомату по военным делам 25 июля 1918 г. по поводу сдачи Симбирска он писал:
«Главные действия противника намечаются па участке Сызрапь — Симбирск. На этом фронте действует наша 1 армия. Численность этой армии была слаба. Ныне она еще более ослабела, так как Симбирская группа совершенно развалилась, в рядах армии осталось около трех тысяч. Все резервы, посылаемые на Восточный фронт, в первую очередь следует направить на Рузаевку в распоряжение командующего 1 армией»
Обстоятельства, при которых был потерян Симбирск, обсуждались 29 июля 1918 г. на заседании ЦК РКП (б). Но Центральный Комитет партии, вскрывая в своем постановлении причины неудач на этом фронте, не ставил сдачу Симбирска в вину М. Н. Тухачевскому 32. Не обвинила его н созданная постановлением ЦК партийно-следственная комиссия, уполномоченная «отстранять от работы и исключать из партии всех тех членов партии, деятельность которых окажется несоответственной партийным задачам и требованиям момента»33.
Михаил Николаевич находил забвение от постигших его бед в самоотверженной деятельности по укреплению 1-й армии. Он был уверен в ее скором успехе. Однако не прошла еще горечь пережитого в связи с изменой Муравьева, а его ожидали уже новые неприятности. Частые отлучки командарма из штаба вызвали неудовольствие И. И. Вацетиса. Оп в резкой форме потребовал от него побольше находиться в штабе, «а не болтаться по тылам». И снова Тухачевскому пришлось устанавливать взаимопонимание с командующим фронтом. На обидную телеграмму и незаслуженные упреки он ответил сдержанно, с обычпым достоинством:
«Получил Ваше приказание находиться при штабе, а не болтаться в тылу. Я пе осмеливаюсь возражать, но думаю, что Вам не известна моя работа... Большую часть времени я находился на передовых позициях, а в Пензу ездил, чтобы устроить бежавшие части и набрать артиллеристов и инженеров.
Мне совестно оправдываться, по я никак не ожидал, чтобы моя работа была оценена как бездеятельность. Если Вы разрешите, то я, когда затихнут бои, приеду к Вам с подробным докладом для выяснения некоторых чрезвычайно важных общих положений...»34
На посланную телеграмму Тухачевский не получил ответа. Отношения, сложившиеся с первых же дней с новым командующим фронтом, очень волновали Михаила Николаевича. Между тем дело, которым с таким энтузиазмом запимался молодой командарм, требовало ясности в отношениях и нормальной обстановки для совместной работы. Это вынудило Тухачевского поделиться своими переживаниями с В. В. Куйбышевым.
Политический комиссар хорошо знал деятельность командарма и полностью поддержал его. Они вместе направили командующему фронтом еще одну телеграмму. На нот раз весьма краткую и очень конкретную. Они про-«или отменить для командарма запрет покидать штаб и предоставить ему свободу действий при выполнении поставленных задач. 31 июля от Вацетиса был получен ( толь же краткий ответ: «Не считайте ту мою телеграмму 1'атегорическим императивом для се*бя» 35