Как бы ни было велико беспокойство Михаила Николаевича в связи с упоминанием на суде его имени, вряд ли он мог подумать тогда, что его судьба уже предрешена, что вслед за процессом «антисоветского троцкистского центра», через четыре с половиной месяца, последует процесс «антисоветской троцкистской военной организации», а он будет на нем главным обвиняемым. Тем более не мог он знать, что в его судьбу уже вмешалась гитлеровская «Служба безопасности». Однако не она решила его участь.
Тухачевский никогда пе обольщался по поводу отношения к нему Сталина. Ни назначение на высокий пост, ни присвоение звания Маршала Советского Союза не обманывали его, не заставили поверить в доброе расположение всесильного человека. Умный, проницательный, он слишком хорошо знал феномен характера Сталина. Знал, что Сталин мог по расчету или капризу вдруг возвысить нужного человека и так же неожиданно ниспровергнуть и уничтожить его. С развитием культа эта черта характера проявлялась все больше.
Особенно тяжелое впечатление произвело на Михаила Николаевича самоубийство в феврале 1937 г. Г. К. Орджоникидзе, одного из самых любимых людей в партии и в народе. До Тухачевского доходили слухи о ссорах Орджоникидзе со Сталиным по поводу нарушения демократии и социалистической законности. Он всегда считал Григория Константиновича совестью партии, эталоном партийного и государственного деятеля ленинского типа. Гибель этого замечательного человека буквально потрясла Тухачевского и еще более обострила тревогу. К тому времени уже но было и В. В. Куйбышева. И вот ушел последний из тех представителей ленинской гвардии, с которыми навсегда свела Михаила Николаевича гражданская война, на искренность и поддержку которых он мог всегда рассчитывать. А именно теперь, как никогда, он нуждался в такой поддержке.
В последнее время отношение Сталина к Тухачевскому явно ухудшилось. Выдвигая Михаила Николаевича на высокие посты, Сталин, безусловно, выражал тем самым признание его таланта и необходимости самого активного его участия в строительство Советских Вооруженных Сил, но всегда относился к прозорливым мыслям и «слишком» бурной деятельности Тухачевского с ревнивой предубежденностью. Никогда не давал повода почувствовать своего расположения. Напротив, при случае подчеркнуто проявлял пренебрежение и неограниченную власть. Для Михаила Николаевича но было неожиданностью, когда его письма и предложения оставались без ответа или отвергались в категорической, резкой форме, без каких-либо серьезных объяснений. Грубость Сталина, конечно, оскорбляла самолюбие маршала, особенно когда по его адресу бросались несправедливые упреки. Но он не был исключением и с этим уже свыкся. В последнее же время со стороны Сталина чувствовалась определенная враждебность. По-особому официален стал и Ворошилов. Все это, конечно, настораживало и волновало. Письмо, написанное Сталину по этому поводу, осталось без ответа.
Теперь мы знаем, что против Тухачевского уже готовилось чудовищное обвинение в измене Родине. Арестованный за год до привлечения Михаила Николаевича к
суду заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа комкор В. М. Примаков, обвиненный в принадлежности к активным троцкистам, на протяжении многих месяцев «обрабатывался» следователями НКВД, а после личного допроса самого наркома внутренних дел Н. И. Ежова дал, наконец, требуемые «развернутые показания» об организации в Красной Армии «заговора», возглавляемого Тухачевским. Но не было улик. Поэтому по крохам собирались любые факты, компрометирующие Тухачевского. В старых делах Наркомата по военным и морским делам нашлась информация, поступившая в начале 1924 г. от секретаря партийной организации, в которой состоял Михаил Николаевич, будучи командующим войсками Западного военного округа. Он обвинялся в неправильном отношении к коммунистам, подчиненным и даже в аморальном поведении. На документе стояла резолюция М. В. Фрунзе: «Партия верила тов. Тухачевскому, верит и будет верить». В одном из столь же давних дел НКВД обнаружили показания двух бывших царских офицеров, назвавших Тухачевского вдохновителем их антисоветской организации. На копиях протоколов допросов Сталин написал: «...не исключе
но...» — и направил их Орджоникидзе. Но тот прекрасно знал, что Михаил Николаевич ни к каким оппозициям никогда не примыкал, и отнесся к этим заявлениям как к клевете. С поисками улик дело явно не клеилось. В конце концов их просто сфабрикуют, чтобы арестовать и осудить Тухачевского 200.
Теперь мы знаем, как это делалось, как готовились политические процессы во времена культа Сталина. Завеса лжи и обхмана приоткрылась после XX и XXII съездов партии, осудивших культ, и окончательно рассеялась после XXVII съезда, когда в жизнь советского общества ворвался свежий ветер перестройки, стала возрождаться давно отвергнутая гласность и восстанавливаться историческая правда. Но тогда истину знали только Сталин, его ближайшее окружение и узкий круг исполнителей его воли из НКВД.
«Иногда утверждают, — говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев в докладе, посвященном 70-летию Великого Октября, — что Сталин не знал о фактах беззакония. Документы, которыми мы располагаем, говорят, что это не так. Вина Сталина и его ближайшего окружения перед партией и народом за допущенные массовые репрессии и беззакония огромна и непростительна. Это урок для всех поколений» *.
Гибель Тухачевского — один из примеров беззакония периода культа. Маршал, конечно, не мог знать о готовящейся против него провокации. Однако было очевидно, что он вызвал чем-то недовольство Сталина. Но чем? Может быть, прошлогодняя поездка за рубеж? Он представлял зимой 1936 г. Советский Союз на похоронах английского короля Георга V и по пути посетил Францию. Но он не вел тогда никаких официальных переговоров и не мог найти каких-либо промахов, допущенных со своей стороны во время поездки. Скорее наоборот. Своим умом, воспитанностью, умением с достоинством держаться и вести беседу в любом обществе Михаил Николаевич вызывал симпатию англичан и французов. О Тухачевском многие были наслышаны. Знали о его романтической биографии и полководческой славе в гражданскую войну, о его успехах в военной деятельности в мирное время. Все это привлекало внимание и вызывало неподдельный интерес к самому молодому из Маршалов Советского Союза. Хотя его беседы носили неофициальный характер, они имели определенное политическое значение. Личные симпатии невольно в какой-то мере распространялись и на нашу страну, которую Михаил Николаевич представлял с таким достоинством. Так, английская газета «Манчестер гардиен» 1 февраля 1936 г. сообщала: «Дружественные беседы, которые Тухачевский вел с рядом влиятельных лиц, могут, возможно, рассматриваться как знаменующие новый период в отношениях между Англией и СССР» 201.
Такой же любезный прием оказали Михаилу Николаевичу в Париже. Оп встретился с пачальником генерального штаба французской сухопутной армии М. Г. Га-меленом, посетил ряд военных объектов. Французским генералам было интересно увидеть прославленного советского военачальника, совершившего в 1920 г. столь нашумевший обходный маневр вокруг Варшавы, который часто сравнивали с захлестывающим маневром германской армии на Париж и выходом на Марну в 1914 г. Особенно памятным остался обед, организованный в его честь бывшими пленниками немецкого лагеря Инголынтадт. Среди товарищей по лагерю присутствовал на обеде и де Голль, в то время уже довольно известный военный теоретик. Спустя много лет, при посещении Советского Союза в 1966 г. в качестве президента Франции, де Голль вспомнил о Тухачевском и хотел повидать его родственников. Сестры маршала узнали об этом через знакомых переводчицы, сопровождавшей президента. Встреча не состоялась.
Единственное, что могло обеспокоить Михаила Николаевича в зарубежной поездке 1936 г., — это встреча в Лондоне с В. К. Путной, боевым соратником по гражданской войне, одним из лучших командиров дивизий. Путиа состоял тогда советским военным атташе в Великобритании, но к осени того же года был отозван в Москву, тут же арестован и находился в заключении. Не было секретом, что в обстановке проводимых репрессий его арест мог иметь только политическую подоплеку. Действительно, через несколько месяцев Путна предстанет перед судом вместе с Тухачевским.
Если в английских и французских кругах визит советского маршала встретил благожелательное отношение, то совсем иной резонанс он вызвал в германских посольствах в Лондоне и Париже и в министерстве иностранных дел Германии. Забеспокоилась фашистская разведка. Гитлера ни в коей мере пе устраивало сближение Советского Союза с Англией и Францией. И снова заботы фашистских дипломатов и разведчиков были связаны с именем Тухачевского. Никто не забыл, какой шум он поднял год назад своей прозорливой статьей об агрессивных замыслах Германии на Западе. Тухачевский был не только опасен как выдающийся полководец, но и в политическом отношении определенно «неудобен» для гитлеровского руководства.
Весной 1937 г. Тухачевский снова готовился к поездке в Англию, на этот раз — для представительства при коронации короля Георга VI. Поездка должпа была состояться в мае месяце, но неожиданно ее отменили. Михаил Николаевич получил весьма сомнительное объяснение: будто в Варшаве па него готовится покушение. Было попятно, что это лишь предлог. Ведь до Великобритании можно добраться и другим путем, хотя бы морем. Замена советского представителя при коронации официально мотивировалась болезнью Тухачевского. Для него же становилась все явственнее надвигавшаяся угроза.
Михаил Николаевич никогда не рассказывал в семье о своих служебных делах, не обременял близких своими заботами и переживаниями. И теперь, когда друзья и родные были встревожены случившимся, он оставался внешне спокойным, как всегда, напряженно работал, был внимателен к окружающим, иногда даже весел, находил время для музыки. Никто не видел каких-либо перемен в его образе жизни. Обладая редкой выдержкой, он ничем не выдавал своей тревоги.