Так в основных чертах мыслилась организация оборонительной операции армии. Об оборонительной операции фронта в докладе не упоминалось, так как это не предусматривалось заданием.
Начальник штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев особый упор в своем выступлении сделал на необходимость создания сильной противотанковой обороны. Чтобы создать оборону, нужно использовать прежде всего местность и инженерные средства, а для этого необходимы средства механизированной укладки противотанковых мин.
Начальник штаба Западного особого военного округа генерал-майор В.Е. Климовских подчеркнул значение фактора внезапности в обороне. Применение различных форм построения обороны, ввод в действие новых или забытых старых способов и средств борьбы, неожиданные для противника отходы на новые позиции дадут в этом отношении значительные результаты. Эту мысль как бы продолжил командующий Ленинградским военным округом генерал-лейтенант М.П. Кирпонос, сказав, что одновременно следует поставить вопрос и о маскировке в современном оборонительном бою. Отличная маскировка не даст возможности противнику выявить систему обороны и тем самым в значительной мере затруднит возможности борьбы по её преодолению.
Интересную мысль высказал начальник Военной академии им. М.В. Фрунзе генерал-лейтенант М.С. Хозин. Инженерное оборудование армейского района обороны, заявил он, вытекает из оперативного замысла и является как бы его инженерным выражением. Попытка отделить решение вопроса об инженерном оборудовании от оперативного замысла, усиливать местность вне зависимости от задач, которые будут решаться на этой местности, похожа на тот случай, когда пришивают кафтан к пуговице, а не наоборот. В русской армии в 1914–1918 гг. подобный подход к инженерному оборудованию местности привел к такому положению, когда войска, переходя к обороне, вынуждены были обороняться на заранее оборудованных позициях, тактически неудобных, в инженерно-техническом отношении плохо подготовленных.
Особо следует сказать о выступлении заместителя генерал-инспектора артиллерии генерал-майора Л.А. Говорова, в котором он сформулировал свои взгляды на оборону, впоследствии блестяще примененные им в период героической обороны Ленинграда. Сила современной обороны, сказал он, состоит: во-первых, в мощи огневого тактического фронта обороны; во-вторых, в возможностях инженерных оборонительных сооружений и заграждений, обеспечивающих устойчивость и эффективность огневого тактического фронта обороны, и, в-третьих, в маневре подвижных оперативных резервов.
Интересным и содержательным было выступление начальника штаба Московского военного округа генерал-лейтенанта В.Д. Соколовского, заявившего, что нельзя оборону рассматривать только под углом зрения защиты самой местности, что, к сожалению, у нас очень часто имеет место. Упорство боя, подчеркнул он, заключается не в удержании каждой пяди земли. Должна быть тактическая гибкость обороны. Целеустремленность её должна сводиться не к удержанию каждой пяди земли, а к нанесению максимально больших потерь противнику, используя и местные условия, и инженерные сооружения. Оборонительное сражение, умело организованное на всю глубину обороны армии, акцентировал генерал Соколовский, должно морально и материально истощить противника, обескровить его и создать благоприятные условия для перехода в контрнаступление.
По мнению генерал-лейтенанта П.С. Кленова, в докладе генерала армии Тюленева ценным является то, что он обратил внимание на решение вопроса об армейской оборонительной операции, который, как и в прошлом, менее всего освещен. Мы, в частности, в том округе, где я работаю, проводя такую же оборонительную операцию, вынуждены изыскивать эти формы и, естественно, в известной степени кустарничать в этом вопросе, сказал он. Все участники совещания пришли к заключению, что над решением проблем оборонительной операции нужно еще очень много работать»[107].
В книге «Ледокол» заламаншский мистер утверждает:
«Плотность войск “семь с половиной километров на дивизию”, которую используют советские генералы, – это установленная Полевым уставом (ПУ-39) тактическая плотность для наступления. Для оборонительных действий дивизии обычно давалась полоса местности в три-четыре раза шире»[108]. То есть 22–30 километров.
А.В. Исаев опровергает заламаншского лгуна и сообщает:
«Напомню, что, согласно проекту Полевого устава 1939 г. (ПУ-39): “На нормальном фронте стрелковая дивизия может успешно оборонять полосу шириной по фронту 8-12 км и в глубину 4–6 км…”»[109].
В книге «Тень Победы» мистер Резун сам себя опровергает и сообщает, что:
«В те времена по советским уставам полоса обороны дивизии составляла от 8 до 12 километров»[110].
В книге «День М» автор еще раз себя опровергает и пишет, что для наступления советской дивизии полоса фронта составляла 1,5–2 километра (24 стрелковых полка – это 6–8 стрелковых дивизий):
«В Сталинградской операции Донской фронт под командованием генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского прорывал оборону на узком участке всего 12 километров. Тут помимо танков оборону рвали 24 стрелковых полка, их поддерживали 36 артиллерийских полков»[111].
На 101–102 страницах английский мистер утверждает, что опыт Гражданской войны в 1941 году уже обесценился, устарел и не соответствовал современным на тот момент методам ведения войны:
«Не надо думать, что все высшие командиры Красной Армии слепо верили в ценность опыта Гражданской войны, когда ради создания наступательных группировок некоторые полуграмотные стратеги вроде Тухачевского оголяли второстепенные участки фронта. Были у нас и толковые полководцы. Против широкого использования старого опыта весьма резко выступал Маршал Советского Союза Семён Михайлович Будённый.
…Но смеялись не все. Для генерала армии Жукова опыт Гражданской войны был священным. Жуков держался за этот опыт, как слепой держится за стену, и продвигал наверх тех, кто этим опытом дорожил».
А вот в каких восторженных словах мистер Резун рассказывает о Гражданской войне в России в книге «Разгром»:
«Но если Гражданскую войну в России рассматривать не как попытку национального самоубийства, а с точки зрения военной науки, то мы неизбежно приходим к выводу: по своим формам она была гигантским шагом вперёд.
…Первая мировая война – самый яркий, доведённый до идеала и до полного абсурда образец позиционной войны.
Гражданская война в России – это самый ослепительный противоположный случай. Где ещё найти пример сухопутной войны, которая разметалась в пространстве от Варшавы и Львова до Омска, Хабаровска, Владивостока и Находки, от Архангельска, Котласа и Мурманска до Одессы и Херсона, от Риги и Питера до Баку, Ташкента и Бухары?
…Гражданская война в России – это отсутствие сплошных фронтов. Это стремительный манёвр колоссальных подвижных воинских масс. Это охваты и обходы, лихие броски с выходом на вражеские фланги и тылы.
…Гражданская война в России показала выход из позиционного тупика, возродила во всей красе и блеске секрет манёвра, который, казалось бы, окончательно и навсегда был утерян на полях Первой мировой войны.
…Венцом манёвренной войны стало создание соответствующего инструмента – конных армий.
…Созданием мощных подвижных соединений занялся товарищ Сталин. 1-я Конная – его детище. Создавали эту армию другие люди, но без поддержки в высших эшелонах власти эта идея не могла бы выжить. Сталин идею оценил и поддержал.
…Конная армия – это манёвр. Это блицкриг!»[112]
И в книге «Самоубийство» английский мистер подтверждает, что опыт участников Гражданской войны в России неизмеримо выше опыта ветеранов Первой мировой войны:
«Военный опыт Гитлера был неизмеримо ниже опыта Сталина. Первая мировая война была позиционной. Опыт её – отрицательный. Сталин на ней не был. А Гражданская война в России была не позиционной, а маневренной, как и Вторая мировая. Сталин бывал на многих фронтах Гражданской войны, он занимал ответственные должности в высшем руководстве фронтов, он знал, как надо проводить операции и как не надо»[113].
Участник Первой мировой и Гражданской войн Г.К. Жуков дорожил опытом Гражданской войны!
На 105-й странице мистер Резун сообщает, что Г.К. Жуков не вспоминал об обороне на совещании в январе 1941 года:
«После войны Жуков хвалился, что все понимал еще в июне 1940 года (“с той поры моя личная жизнь была подчинена предстоящей войне, хотя на земле нашей еще был мир”), но тем не менее стратегическую оборону не готовил и даже не вспоминал о ней на совещании в январе 1941 года».
Вернемся на страницу 95 и увидим заглавие этой главы, а также первую фразу этой главы, в которых автор сообщает, что совещание высшего руководящего состава РККА состоялось не в январе 1941 года, а в декабре 1940 года:
«Совещание высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 года.
23 декабря 1940 года в Москве открылось совещание высшего руководящего состава РККА. Оно продолжалось 9 дней без выходных и завершилось вечером 31 декабря».
А на 106-й странице он уточняет время окончания «январского» совещания:
«Совещание высшего руководящего состава Красной Армии завершилось 31 декабря 1940 года в 18.00».
Новое издание книги «Тень Победы» «выдающегося писателя, историка и военного аналитика» стало еще более противоречивым и путанным. Оно снова содержит те же ляпы и неточности, противоречия и опровержения, слухи и сплетни, мифы и легенды, сказки и фантазии, а также ложь и клевету, как, впрочем, все его книги. У меня складывается впечатление, что книги «писателя и военного аналитика» – это коллективное творчество халатно, противоречиво, путанно, неграмотно и небрежно состряпанных сфальсифицированных «мерзких книжонок»