И. В. Сталин «всю ответственность почему-то взял на себя» из-за того, что он сам был одним из разработчиков Сталинградской стратегической наступательной операции, а «переложил ее на Василевского» потому, что А. М. Василевский тоже разрабатывал эту операцию.
18 января 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Г.К. Жукову было присвоено воинское звание Маршал Советского Союза с вручением знака особого отличия «Маршальская Звезда» – первому за годы Великой Отечественной войны.
За умелое руководство боевыми операциями по окружению и разгрому немецко-фашистских войск под Сталинградом Георгий Константинович Жуков был награжден орденом Суворова первой степени № 1. Таким же орденом были награждены А.М. Василевский, Н.Н. Воронов, Н.Ф. Ватутин, А.И. Еременко, К.К. Рокоссовский[248].
Английский мистер в 20-й главе «О чем рассказали ордена» еще раз подтверждает выдающуюся роль И.В. Сталина, Г.К. Жукова и А.М. Василевского в разработке Сталинградской стратегической наступательной операции:
«…орден Суворова I степени с номером 1 получил Жуков. Чуть позже Жуков получил второй такой орден.
…Краткий итог. Сталин сначала награждал Жукова и Василевского, и только потом себя. Так было не только с орденами, но и со званием Маршала Советского Союза. Жукову это звание Сталин присвоил 18 января 1943 года, Василевскому – 16 февраля 1943 года, себе – 6 марта 1943 года[249].
И.В. Сталин, Г.К. Жуков, А.М. Василевский за разработку и проведение стратегической наступательной операции под Сталинградом стали Маршалами Советского Союза.
А на 217-й странице мистер Резун себя опровергает и вполне справедливо сообщает о роли Г.К. Жукова в грандиозной победе Красной Армии под Сталинградом:
«Когда речь заходит о войне, мы вспоминаем Сталинград, а вспомнив Сталинград, вспоминаем Жукова. Нам говорят, что это он, величайший полководец ХХ века, был творцом одной из самых блистательных операций Второй мировой войны, а возможно, и всей мировой истории. Сталинград – подтверждение неоспоримой истины: где Жуков – там победа. Сталинград – доказательство гениальности Жукова: бросил взгляд на карту – и сразу нашел решение!»
И в книге «День М» есть еще подтверждение деятельного участия Г.К. Жукова в разгроме немецко-фашистских войск под Сталинградом:
«Разгром 6-й японской армии на Халхин-Голе…и разгром 6-й германской армии под Сталинградом – это единый стиль Жукова. Так действовал он и дальше, и каждая его операция – это внезапность, концентрация мощи, глубокие стремительные прорывы. Это его почерк»[250].
Глава 19Победы и поражения маршала Жукова
В эпиграфе к этой главе на странице 250 автор пишет, что фронтовики якобы обращались к Маршалу Советского Союза К.К. Рокоссовскому касательно воспоминаний другого Маршала Советского Союза Г.К. Жукова:
«Ко мне обращаются товарищи – участники Курской битвы с вопросами: почему Г.К. Жуков в своих воспоминаниях искажает истину, приписывая себе то, чего не было? Кому-кому, а ему не следовало бы допускать этого!
Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский. ВИЖ. 1992. № 3. С. 32».
Хочется задать вопрос. А как участники Курской битвы могли обращаться к К.К. Рокоссовскому на тему воспоминаний Г.К. Жукова, если книга «Воспоминания и размышления» была опубликована в 1969 году, а Маршал Советского Союза Рокоссовский Константин Константинович умер 3 августа 1968 года?
Далее, на странице 253 мистер Резун цитирует слова К.К. Рокоссовского, опубликованные в 1992 году:
«“Теперь о личной работе Г.К. Жукова как представителя Ставки на Центральном фронте. В своих воспоминаниях он широко описывает проводимую якобы им работу у нас на фронте в подготовительный период и в процессе самой оборонительной операции. Вынужден сообщить с полной ответственностью и, если нужно, с подтверждением живых еще свидетелей, что изложенное Жуковым Г.К. в этой статье не соответствует действительности и им выдумано. Находясь у нас в штабе в ночь перед началом вражеского наступления, когда было получено донесение командующего 13-й армией генерала Пухова о захвате вражеских саперов, сообщавших о предполагаемом начале немецкого наступления, Жуков Г.К. отказался даже санкционировать мое предложение о начале артиллерийской контрподготовки, предоставив решение этого вопроса мне, как командующему фронтом. Решиться на это мероприятие необходимо было немедленно, так как на запрос Ставки не оставалось времени”. (ВИЖ. 1992. № 3. С. 31).
Рокоссовский сам принял решение. По его приказу артиллерийская контрподготовка на Центральном фронте была начата ночью 5 июля 1943 года в 2 часа 20 минут. Это, собственно, и было началом Курской битвы».
А вот что пишет сам Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг», подписанной к печати 7 августа 1968 года и опубликованной уже после того, как Константина Константиновича не стало:
«В ночь на 5 июля в полосе 13-й и 48-й армий были захвачены немецкие саперы, разминировавшие минные поля. Они показали: наступление назначено на три часа утра, немецкие войска уже заняли исходное положение.
До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.
Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г.К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне.
Я считаю, что он сделал правильно. Это позволило мне немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня.
В 2 часа 20 минут 5 июля гром орудий разорвал предрассветную тишину, царившую над степью, над позициями обеих сторон, на обширном участке фронта южнее Орла»[251].
Заламаншский фальсификатор заключает на 254–255 страницах:
«Отрывки, которые я цитировал, были опубликованы только через четверть века после того, как эти воспоминания вышли в свет после беспощадной цензуры. Но даже в изувеченной цензурой книге Рокоссовского все равно сохранен главный смысл сказанного:
“Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствующий (В книге «Солдатский долг» 1968 года издания – «присутствовавший». – С.Ж.) при этом представитель Ставки Г.К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне” (Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1968. С. 217).
Тут сказано мягче, но смысл тот же: Жуков решения на проведение артиллерийской контрподготовки не принимал. Это заявление Рокоссовского никто никогда не оспаривал. Рассказ Рокоссовского – не вымысел и не досужие воспоминания».
Мистер Резун по какой-то одному ему известной причине не стал цитировать цитату К.К. Рокоссовского полностью. Между тем Константин Константинович считал, что Г.К. Жуков поступил правильно:
«Я считаю, что он сделал правильно. Это позволило мне немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня».
Я призываю верить первому изданию мемуаров Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского по той же причине, по которой мистер Резун сам предлагает опираться на первое прижизненное издание мемуаров Г.К. Жукова:
«Особо подчеркиваю: я ссылаюсь здесь только на первое издание мемуаров Жукова, опубликованное в Москве издательством Агентства печати “Новости” в 1969 году. Это издание вышло при жизни Жукова, и он несет ответственность за его содержание. Остальные издания выпускались после его смерти и, как мы увидим, постоянно претерпевали и претерпевают радикальные изменения. Между первым и десятым изданиями мало общего: мемуары Жукова постоянно совершенствуются, чтобы каждое новое издание соответствовало текущим идеологическим установкам»[252].
Почему когда мистер Резун ссылается на Г.К. Жукова, то эталонным считает прижизненное издание книги «Воспоминания и размышления», а если цитирует К.К. Рокоссовского, то эталонным считается издание, опубликованное спустя четверть века после смерти этого полководца?
На 259-й странице заламаншский мистер сообщает:
«И вот уже не Сычёвка перед ним, а Берлин. И вот величайший полководец, ничему не научившись на войне, загоняет в Берлин две гвардейские танковые армии: 1-ю и 2-ю. И обе они гибнут в Берлине».
И в книге «Святое дело» он еще раз повторяет утверждение, что, мол, танки якобы не предназначены для боевых действий в городах:
«Жуков угробил в Берлине две гвардейские танковые армии: 1-ю и 2-ю. Но об этом в наших военных училищах и академиях не вспоминали. Военную историю в Советском Союзе изучали на героических примерах: ура! Вперед! А о том, что бросать крупные танковые части и соединения на штурм городов – преступление по отношению к собственной армии, не вспоминали. Зачем прошлое ворошить?»[253]
А в книге «Беру свои слова обратно» «лишь скромный собиратель цитат»[254] себя опровергает и заявляет, что без танковых соединений невозможно брать города:
«В группе армий “Север”, которая наступала на Ленинград, все подвижные соединения были объединены в 4-ю танковую группу. Жуков еще находился в районе Ельни, Сталин еще его и в Москву не вызывал, а Гитлер уже отдал приказ о переброске 4-й танковой группы с ленинградского направления на московское, в район Рославля.
Жуков еще беседовал в Кремле со Сталиным, Сталин ставил ему задачу принять Ленинградский фронт, а германская 4-я танковая группа уже завершила боевые действия под Ленинградом. Колонны ее танковых и моторизованных дивизий уже повернули от стен Ленинграда и потянулись на юг.