Г.А. Деборин пишет:
«22 июня в 3 часа 30 минут фашистская Германия без объявления войны, без предъявления каких-либо претензий напала на Советский Союз по всей линии государственной границы от Черного до Балтийского моря»[440].
Академик А.М. Самсонов сообщает:
«Нападение фашистской Германии на СССР началось в 3 часа 15 мин., когда на границе еще не везде наступило утро»[441].
Р.С. Иринархов констатирует:
«В 3 часа 15 минут на отдельных участках, а в 3 часа 30 минут по всей линии советско-германской границы тысячи орудий и минометов регулярных войск Германии открыли огонь по местам сосредоточения приграничных войск Красной Армии, пограничным заставам, укрепленным районам»[442].
Американский журналист, историк Уильям Ширер, который в 1934–1940 гг. жил и работал в нацистской Германии и регулярно посещал выступления Гитлера и съезды НСДАП в Нюрнберге, детально описывает встречу министра иностранных дел Германии И. фон Риббентропа с послом Советского Союза В.Г. Деканозовым 22 июня 1941 года:
«В тот же предрассветный час аналогичная сцена происходила на Вильгельмштрассе в Берлине. Всю вторую половину дня 21 июня советский посол Владимир Деканозов звонил по телефону в министерство иностранных дел, добиваясь приема у Риббентропа, чтобы вручить ему протест по поводу продолжающихся нарушений границы немецкими самолетами. Ему отвечали, что министра иностранных дел нет в городе. Наконец в 2 часа ночи 22 июня ему сообщили, что Риббентроп примет его в 4 часа утра в министерстве иностранных дел»[443].
Следовательно, уже в 2 часа ночи по берлинскому времени Риббентроп знал о том, что немецко-фашистские войска совершили вероломное неспровоцированное нападение на миролюбивый Советский Союз. Когда в Москве было 4 часа утра, в Берлине было 2 часа ночи. Войну Германия уже развязала.
Далее У. Ширер продолжает:
«Доктор Шмидт, присутствовавший при этом, описывает эту сцену следующим образом:
“Я никогда не видел Риббентропа столь возбужденным, как за пять минут до прибытия Деканозова. Он нервно ходил туда и обратно по своему кабинету, подобно загнанному в клетку зверю…
Деканозова ввели в кабинет, и он, вероятно, ни о чем не догадываясь, некстати протянул Риббентропу руку. Мы сели, и… Деканозов по поручению своего правительства начал излагать конкретные вопросы, требовавшие разъяснения. Однако едва он заговорил, как Риббентроп с окаменевшим лицом прервал его: «Теперь это не важно…»
После этого надменный нацистский министр иностранных дел объяснил, какой вопрос теперь самый важный, вручил послу копию меморандума, который Шуленбург в это время зачитывал в Москве Молотову («В это время» в Москве уже было 6 часов утра. – С.Ж.), и сообщил, что в данный момент немецкие войска предпринимают «военные контрмеры» на советской границе (Уже в течение 2 часов «немецкие войска предпринимают “военные контрмеры” на советской границе». – С.Ж.). Ошеломленный советский посол, по словам Шмидта, «быстро взял себя в руки и выразил глубокое сожаление» по поводу такого оборота событий, за что он возложил всю вину на Германию. Затем «он встал, небрежно поклонился и покинул комнату, не подав руки»”.
Нацистско-советский медовый месяц закончился. 22 июня 1941 года в 3 часа 30 минут утра, за полчаса до завершения дипломатических формальностей в Кремле и на Вильгельмштрассе, грохот нацистских орудий по фронту, протянувшемуся на сотни миль, развеял иллюзии Москвы относительно дружбы с нацистской Германией»[444].
А по поводу «меморандума, который Шуленбург в это время зачитывал в Москве Молотову», Уильям Ширер сообщает:
«Это было уже знакомое заявление, полное всякого рода затасканных измышлений и лжи, в составлении которых Гитлер и Риббентроп набили руку и к которым они прибегали каждый раз, чтобы оправдать очередной акт неспровоцированной агрессии. Однако данное заявление – такое, во всяком случае, создалось впечатление автора этих строк при повторном его прочтении – превосходило все предыдущие по абсолютному бесстыдству и лживости»[445].
Р.С. Иринархов также сообщает о встрече Риббентропа с В.Г. Деканозовым:
«В Германии рейхсминистр фон Риббентроп принял посла СССР Деканозова в 4 часа утра 22 июня 1941 г. (По берлинскому времени. – С.Ж.) и объявил ему о начале боевых действий. Но, видно, передать это важное сообщение из советского посольства в Москву уже не было возможности»[446].
«Бои уже шли на всем фронте – от Балтики до Черного моря, а в Москве германский посол граф Ф.-В. Шуленбург лишь в 5 часов 30 минут вручил наркому иностранных дел В.М. Молотову меморандум Гитлера об объявлении войны Советскому Союзу. Узнав о нападении, Сталин созвал на совещание высших военных, партийных и государственных деятелей. В 5 часов 45 минут к нему в кабинет прибыли С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, В.М. Молотов, Л.П. Берия и Л.З. Мехлис. К 7 часам 15 минутам была выработана Директива № 2…»[447]
После получения меморандума в 5.30 от германского посла графа Шуленбурга руководители Советского Союза в 5 часов 45 минут собрались в кабинете И.В. Сталина. Из журнала посещений кремлевского кабинета И.В. Сталина мы знаем, кто был там 22 июня 1941 года:
22 июня 1941 года.
1. т. Молотов вход в 5.45 м.
выход 12.05 м.
2. т. Берия вход 5.45 м.
выход 9.20 м.
3. т. Тимошенко вход в 5.45 м.
выход 8.30 м.
4. т. Мехлис вход в 5.45 м.
выход 8.30 м.
5. т. Жуков вход в 5.45 м.
выход 8.30 м.
6. т. Маленков вход 7.30 м.
выход 9.20 м.
7. т. Микоян вход в 7.55 м.
выход 9.30 м.
8. т. Каганович Л.М. в 8.00 м.
выход 9.35 м.
9. т. Ворошилов вход 8.00 м.
выход 10.15 м.
Итак, германские вооруженные силы совершили внезапное, вероломное, подлое, ничем не спровоцированное, неотразимое без объявления войны нападение на миролюбивый Советский Союз в 3 часа 15 минут по брестскому времени. В Берлине в этот момент было 2 часа 15 минут ночи, а в Москве – 4 часа 15 минут утра. Имперский министр иностранных дел И. фон Риббентроп сообщил о начале войны послу СССР в Германии В.Г. Деканозову в 4 часа утра по берлинскому времени, то есть спустя 1 час 45 минут после начала боевых действий германских вооруженных сил. Посол Германии в СССР граф фон дер Шуленбург сообщил Народному комиссару иностранных дел В.М. Молотову об объявлении войны в 5 часов 30 минут по московскому времени, то есть спустя 1 час 15 минут после начала боевых действий агрессивной Германии против миролюбивого Советского Союза. Поэтому нападение Германии на СССР было внезапным, вероломным, без объявления войны.
На 185-186-й страницах английский фальсификатор-ревизионист утверждает, что 22-ю танковую советскую дивизию немцы разгромили 22 июня 1941 года за три часа:
«22-ю танковую дивизию поставили в такое положение, при котором никакие ответные действия даже теоретически невозможны. Вся боевая техника дивизии – на открытой местности у границы. Противник видит гигантские скопления танков, артиллерии, транспортных машин, складов и прочего. Противнику достаточно открыть внезапный огонь даже из очень легких минометов, и тогда ни один советский танкист не сможет пробраться к своему танку. Или можно просто пулеметами обойтись – именно это и сделал командир 34-й германской пехотной дивизии: интенсивным огнем пулеметов, минометов и гаубиц он сокрушил 22-ю танковую дивизию Красной Армии. Так ведь не просто германская пехотная дивизия разгромила советскую танковую дивизию – она разгромила ее за три часа». Это снова ложь.
Генерал-полковник Л.М. Сандалов опровергает мистера Резуна и свидетельствует о том, что 22-я танковая дивизия не была разбита 22 июня 1941 года, как утверждает заламаншский сочинитель, а вступила в бой с превосходящими силами противника и упорно сдерживала наступательный порыв немецко-фашистских агрессоров:
«Несколько счастливее сложилась судьба 22-й танковой дивизии, которая тоже входила в первый эшелон войск 4-й армии, но располагалась за рекой Мухавец, южнее Бреста, в трех-четырех километрах от границы. В 4 часа утра, как только открыла огонь вражеская артиллерия, командир этой дивизии генерал Пуганов, не дожидаясь распоряжений сверху, самостоятельно объявил боевую тревогу и направил к Бугу для прикрытия границы дежурные танковые подразделения. В первые часы войны дивизия потеряла значительную часть своей техники. Танки и артиллерия, не выведенные из парков, в результате вражеской бомбардировки с воздуха оказались под развалинами. Автомобили и автоцистерны, сосредоточенные на открытых площадках, были уничтожены артогнем. Попытки вывести технику из-под обстрела стоили жизни многим командирам и красноармейцам. В числе других погибли при этом заместитель командира дивизии по политической части полковник Алексей Алексеевич Илларионов и помощник по технической части военинженер 2 ранга Ефим Григорьевич Чертов. Но по сравнению с другими соединениями первого эшелона армии потери в личном составе здесь были гораздо меньше»[448].
Далее генерал Сандалов продолжает:
«К 15 часам командир 22-й танковой дивизии генерал Пуганов донес, что все силы, которыми он располагает, сосредоточились в восьми километрах юго-западнее Жабинки»[449].
Далее, 23 июня 1941 года, якобы «разбитая» 22-я танковая дивизия продолжала вести боевые действия:
«В то время как 30-я танковая дивизия отражала натиск противника в районе Пружан, части 28-го с