261
ра Ханко. Как будто враг нащупывал не только слабые места в нашей обороне, но и прикидывал, в какое время года выгоднее начать войну.
Сталин поставил перед Генеральным штабом задачу: разработать план усиленных оборонительных и наступательных действий против японских оккупантов в Приморском крае. На любую провокацию японцев надо было отвечать решительно, быстро и сокрушительно. Это должен быть для них жестокий урок.
Нам нужна нейтральная Япония, указывал вождь. А это возможно только в одном случае: если японцы будут нас опасаться. Если они будут знать, что получат решительный отпор.
Оккупация части Китая и Маньчжурии поставила перед ними нелегкую проблему: надо ли продолжать активные действия в этом регионе, стремясь захватить часть советского Приморья и Монголию, или бросить силы на завоевание Юго-Восточной Азии.
Китай слишком крупная «добыча», быстро оккупировать его невозможно, а удержать в подчинении еще трудней. Но японцы могут попытаться проверить нашу обороноспособность. С прицелом на будущее.
Когда Ворошилов и Шапошников были в очередной раз на приеме у Сталина, он поставил четкую задачу:
— Нам нужен мир, хотя бы еще на три-четыре года. Мир и с Германией, и с Японией. Но со слабыми мир не заключают. Слабых бьют. Вот и мы должны побить японских оккупантов, если они сунутся на нашу территорию. Задача Генштаба подготовить план активной обороны и сокрушительного ответного удара.
Сталин и Шапошников неплохо знали друг друга, имели сходные взгляды на внешнеполитическую ситуацию. Борис Михайлович давно заметил, что Сталину нравится быть проницательным и предусмотрительным руководителем, ненавязчиво демонстрирующим собеседникам свою осведомленность и сообразительность, умение выделить главное звено в цепи рассуждений. В сущности, он и был именно таким, и это ему нравилось, он не возражал, чтобы и другие понимали и признавали его достоинства.
Когда-то при Александре II графа Лорис-Меликова называли «бархатным диктатором». Теперь другой выходец с Кавказа в полной мере стал (лучше не скажешь) бархатным диктатором, мягко по форме, но жестко по сути проводящим свою государственную политику.
Казалось бы, их разговоры, когда оба хорошо знали друг друга и, в сущности, не открывали для себя ничего нового, были излиш-
262
ней тратой времени. Достаточно Сталину определить задачу Генштаба, а Шапошникову принять ее к выполнению. И все-таки смысл в таком общении был. Полезно лишний раз убедиться в полном взаимопонимании. Они постоянно сверяли свои суждения, как перед началом наступления командиры сверяют свои часы. Механизм принятия решений и выполнения заданий должен действовать безотказно, без малейших сбоев.
Но в этом была и немалая опасность. В отличие от механизма, действующего по такой программе, в политике, так же как на войне, необходима немалая гибкость, способность выбирать стратегию, исходя из возможного ответа противника и общей изменчивой обстановки. Надо предусмотреть разные варианты, задавать себе и другим неожиданные вопросы, а не просто поддакивать, подпевать в унисон. Умение сомневаться в своих решениях, пока они не приняты к выполнению, — совершенно необходимое достоинство как государственного, так и военного руководителя.
Но, помимо всего прочего, Сталину и Шапошникову нравилось понимать друг друга, можно сказать, с полуслова. По этой причине почти все предложения Шапошникова вождь утверждал. Так получилось и в этот раз. Было решено с 1 июля 1938 года в связи с угрозой нападения Японии на СССР преобразовать Особую Краснознаменную Дальневосточную армию в Дальневосточный Краснознаменный фронт под командованием маршала Советского Союза Василия Константиновича Блюхера.
Своевременность таких мер и указаний Блюхеру по организации обороны и контрударов подтвердилась очень быстро. 29 июля вновь прогремели выстрелы у озера Хасан. Это уже была не разведка боем, как раньше, а начало хорошо подготовленной масштабной операции.
Генштаб предполагал наступление противника на данном, наиболее благоприятном для этого участке. Всего в пяти километрах от границы, почти вдоль нее проходила японская железнодорожная линия. Это позволяло оперативно подвозить резервы, подкрепления. Правда, через реку Тумень-Ула (или Тумыньцзян) у них только две паромные переправы, но есть возможность быстро установить понтон.
Наше западное побережье озера Хасан с высотами Заозерной и Безымянной имело важное стратегическое значение. Окружающая территория — низменная и просматривается с этих высот на большое расстояние. Озеро почти целиком отрезает излучину реки. Японцам есть смысл попытаться «спрямить» границу, чтобы она прохо-
263
дила по озеру. Вряд ли на данный момент у них могли быть далеко идущие планы. Однако захват такого важного плацдарма и его удержание, изменение конфигурации границы стали бы прекрасной прелюдией будущей победоносной войны. Если Красная Армия не сможет противодействовать захвату, значит, целесообразно наращивать здесь силы для более крупного наступления. Не так важен сам по себе клочок чужой территории. Куда важней убедиться, что противник слабее тебя и вынужден признать твое превосходство. Успешное начало — залог дальнейших побед.
С точки зрения обороны у нас, как будто, положение на данном участке незавидное: местность заболоченная, дороги плохие; в сущности, она одна; железнодорожная ветка далеко. Обе сопки находятся в полуокружении у японской стороны, отделены от остальной нашей территории озером с двумя узкими коридорами (на юге, в районе высоты Пулеметная Горка — всего 200 м).
Но все это определяло и простоту предвидения действий противника. Им надо было перерезать оба коридора, занять там оборону и окружить сопки. Примерно так и развертывались предварительно их силы.
Естественно, нам следовало обеспечить прежде всего возможность удара по двум направлениям на вторгшегося врага. Одновременно надо было предусмотреть неожиданный для них маневр: вклиниться на их территорию, угрожая окружить и уничтожить японские части, штурмующие две наши высоты, а также всю их группировку, находящуюся на нашей земле. Для этого на рубеже развертывания советских войск по краям озера Хасан были сосредоточены главным образом мобильные танковые части. В глубине обороны, примерно в 5—6 километрах, находились основные резервы, а также командный пункт фронта.
По предварительным расчетам общий перевес в технике и живой силе был на нашей стороне. Наша авиация имела возможность наносить удары по их войскам. Превосходство в воздухе должно было сыграть важную роль в разгроме врага. И если японцы должны были организовать надежную противовоздушную оборону на переправах через реку, то, следовательно, было разумно атаковать с воздуха места сосредоточения их войск на рубеже развертывания.
В одном Генштаб ошибся: переоценил хитрости японской стратегии. Предполагалось, что они воспользуются паромной переправой выше по течению реки. Там тоже были сосредоточены их войска. Однако они предпочли менее ожидаемый маневр: двину-
?,64
лись на юг, нанося удар непосредственно в район северной окраины озера. Хотя это ничего не изменило радикально. Как поется в песне:
Но разведка доложила точно,
И пошел, отвагою силён,
По родной земле дальневосточной Броневой ударный батальон.
Увы, в жизни было не совсем так, как в песне. 31 июля наши пограничники под напором превосходящих сил противника, неся потери, оставили обе высоты и отошли на север вдоль берега озера. По плану Генштаба, нашим войскам требовалось спешно занять рубежи развертывания, мощными ударами сковать силы противника, не дать закрепиться на занятом плацдарме и окружить его. Однако маршал Блюхер оказался не готовым к активным действиям, а многие войсковые части его фронта — небоеспособными. В результате приграничный конфликт не только продолжился недопустимо долго, до середины августа, но и грозил перейти в полномасштабную войну.
Трудно сказать, что произошло лично с Блюхером (на этот счет были донесения НКВД), но его поведение оказалось, мягко говоря, странным. Первые трое суток он не выходил на связь с народным комиссаром обороны, хотя телеграф работал нормально. А 10 августа без согласования с Москвой Блюхер, по-видимому, не сумев организовать наступление и запаниковав, отдал приказ о призыве в Первую армию 12 возрастов. Хотя еще в мае он сам предложил призвать вдвое меньше граждан. Японцы могли решить, что СССР готов начать войну!
Узнав о приказе Блюхера, Сталин едва сдержал вспышку гнева и, пожалуй, горько пожалел, что всего лишь три года назад согласился присвоить ему звание маршала Советского Союза (позже был и второй орден Ленина). Год спустя новоявленный маршал гордо рапортовал об успешном проведении общевойсковых учений Приморской группы, объявил личному составу благодарность и приказал изучить этот опыт во всех соединениях. Жаль, что сам он не выполнил своего же приказа.
Двое суток удерживали пограничники высоты, прося помощи. Блюхер телеграфировал командующему армией: «Просьбу полковника Федотова об усилении еще одним батальоном немедленно удовлетворить, повторяю, немедленно». Однако подкрепления шли мед-
265
ленно, а батальон не решал поставленной задачи. Федотов, руководивший боем, не сразу понял, что началось крупное наступление противника, поддержанное артиллерийским огнем.
Только утром 6 августа наши части вышли на исходные позиции. К тому времени японцы укрепили оборону. С большим опозданием (да еще и туман задержал вылет) 216 наших бомбардировщиков обрушили свой смертельный груз на позиции противника. Пошли в наступление танки, за ними пехота. Высота Заозерная была взята. Еще три дня продолжались ожесточенные бои. Японцы запросили перемирия.
Мы победили. Но, пожалуй, для японцев это не стало неожиданностью. Они убедились в неповоротливости, слабой организованности частей Красной Армии. Сталин, понимая это, негодовал. Он знал, что некоторые из допрошенных военачальников сообщили: Блюхер вел предосудительные разговоры с Гамарником и Тухачевским. Сталин спросил у Шапошникова, насколько эти сведения правдоподобны. Борис Михайлович ответил отрицательно. Он не замечал, чтобы у Блюхера были доверительные отношения с теми двумя. Сталин приказал Ежову прекратить разрабатывать сомнительное дело маршала Блюхера.