Иные мыслители судят о войне с чисто спортивно-арифметической точки зрения. Например, говорят: «Немцы дошли до Москвы за три месяца…» Это Наполеон с его пехтурой и конной тягой дошел даже меньше, чем за три месяца, а немцы с их быстроходной техникой доползли, почитай, только чуть ли ни через полгода. Что-то им мешало. Как выдумаете, полковники, что? «А мы дошли до Берлина, – продолжают эти мыслители, – почти через четыре года». То есть рассуждают о войне как о спортивном соревновании, как о беге на дальнюю дистанцию. И у них получается, что немецкие стайеры соревнование выиграли. Но то, что они дошли до Москвы и получили тут разгром, а мы дошли до Берлина и заставили там немцев подписать безоговорочную капитуляцию, эти пустяки судей соревнования совершенно не интересует.
Такого пошиба судья и Н. Дронов, только он сопоставляет, вернее сталкивает не своих и немцев, а одних своих с другими своими – лоб в лоб Он подсчитал, например, что Жуков был на фронтах представителем Ставки 15 раз, а вот маршал Василевский – 26, почти в два раза больше. Кому не понятно, что из этого следует?
Но этого ему мало, он продолжает: «Любопытно сравнение показателей наших героев и по части звезд на погонах. Жуков путь от генерал-лейтенанта летом 1937 года до генерала армии в 1940 году прошел за три года, а от генерала армии до маршала – за два с половиной года. А у Василевского эта же «дорога» от генерал-лейтенанта в октябре 1941 года до генерала армии в январе 1943 года равнялась одному году и трем месяцам, а от генерала армии до маршала… одному месяцу». Если сопоставить хотя бы только последние данные, то что получается? Одну и ту же «дорогу» Василевский пробежал в 30 раз быстрее, чем Жуков. Каков вывод? Он ясен сам собой. Подобные сравнения «по части звезд» – это не что иное, как вспышки интеллекта особой мощности. Тут можно не обращать внимания и на то, что в первом случае сравниваются мирное время и военное.
Не зная, как бы еще укусить маршала, Дронов все-таки изыскал вот что: с декабря 1942 года Жуков «больше войск в свое прямое подчинение не получал до весны 1944 года». Вот, мол, какое недоверие, какой позор! Я не хочу следовать примеру полковника и сталкивать лбами полководцев арифметическими подсчетами, но приходится напомнить, что за время войны Жуков последовательно командовал фронтами Резервным, Ленинградским, Западным, 1-м Украинским и 1-м Белорусским, а Василевский за это же время получил «в свое прямое подчинение» только один 3-й Белорусский фронт и на довольно короткое время, с 20 февраля по 25 апреля 1945 года. В частности, и моя 50-я армия была под его командованием при штурме Кенигсберга. Как говорится, счет 5:1 в пользу Жукова. Но я из этого «счета»-подсчета не делаю никого вывода о таланте и заслугах двух великих полководцев. Выведением «рейтингов» любит заниматься генерал армии М. Гареев и придает им большое значение. Я ему однажды сказал: «Рейтинги уместны для спортсменов, например, для шахматистов: доска всегда имеет 64 клетки, соперники начинают сражение всегда при равном числе фигур равной силы, время на обдумывание ходов обоим всегда отводится равное. А на войне? А в настоящих сражениях? Все может быть разным – и количество, и качество войск, оружия, боеприпасов, питания солдат, и условия местности, и выгодная или невыгодная погода, и дух войск… Какие тут могут быть рейтинги!».
«Но во всем мире считают», – ответил мне генерал. «Своим умом надо жить, а дураков в мире всегда хватало».
Нельзя не сказать и о том, что упомянутый приказ наркома обороны был составлен Булганиным и Василевским на основе клеветнического доноса Сталину по делу сидевшего в это время в тюрьме бывшего Главного маршала авиации А. А. Новикова.
Ничего более позорного и мерзкого я в жизни, пожалуй, не читал. Ведь это сочинил не какой-то безвестный прощелыга, а Главный маршал авиации, Герой Советского Союза! Приведу только несколько строк: «Кроме нанесенного мною вреда в бытность командующим ВВС, я виновен в еще более тяжких преступлениях…Необходимо рассказать о связях с Жуковым и политически вредных разговорах с ним… Пора положить конец вредному поведению Жукова… За время войны у нас установились близкие отношения… Он очень любит славу… Жуков был ко мне очень расположен, и я в свою очередь (?) угодничал перед ним… В этой подлости перед Вами я признаю свою тяжкую вину… Жуков в беседе со мной пытался умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования, выпячивая свою роль… Жуков выразил неудовольствие назначением Василия Сталина инспектором ВВС, и я при этом всячески оскорблял Василия… Касаясь своих преступлений, я вынужден признать, что был очень обижен решением Сталина о снятии меня с работы в ВВС… В беседах с женой и ее братом Владимиром я всячески поносил и клеветал на Верховного Главнокомандующего и его семью… В апреле 1946 года я вел вражеские разговоры и со своей бывшей женой… Я возводил злобную клевету на Сталина… Несмотря на высокое положение и авторитет, созданный мне Сталиным, я все же всегда чувствовал себя пришибленным… Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной, и до 1932 года я скрывал это от партии… Я оказался в полном смысле трусом, хотя и был Главным маршалом…» (Военные архивы России. М., 1993. Вып. 1. С. 177–183). Нет сил цитировать еще.
Ведь некоторые «обвинения» в этом доносе просто с порога неправдоподобны. Например, Жуков будто жаловался, что его «до сих пор не наградили за Сталинград». Не мог он этого говорить, ибо и орден Суворова, и звание маршала получил именно за Сталинград.
Другие обвинения имеют характер комичного и неумного вымысла. Вот, мол, Жуков любит славу. А кто из полководцев ее не любил? Да и не только полководцев. Возьмите хоть Жириновского. И что тут недостойного? Для прославления полководцев во все времена учреждались и высокие звания, и большие награды, в древнем Риме даже устраивались грандиозные церемонии триумфов.
Характерно, что в доносе нет ни одного упоминания какого-нибудь документа или ссылки на него, как и на свидетелей, а только разговоры, слухи, предположения… И однако же донос был положен в основу приказа наркома обороны. Да как! Порой вплоть до текстуального совпадения. Например, в доносе: «Жуков сколачивает вокруг себя людей…». В приказе: «Маршал Жуков пытался группировать вокруг себя недовольных…». В доносе: «В беседах со мной Жуков заявлял, что все основные планы военных операций разработаны им»… В приказе: «В разговорах с подчиненными маршал Жуков разработку и проведение всех основных операций войны приписывал себе» и т. д.
Обращает на себя внимание то, что имя Сталина нередко употребляется в доносе в третьем лице. «Я рассказывал, что Сталин ругал меня»… «Сталин спрашивал его»… «Когда Сталин вызвал меня» и т. п. Ведь так не пишут в письме, адресованном именно к этому лицу. Откуда же такие обороты речи? Да скорее всего, первоначально это был текст допроса следователем, а потом с некоторыми поправками в конце этот текст и был послан Сталину как письмо. А как в ведомстве Абакумова проводились допросы и как получали признания, это хорошо видно из письма генерала В. Крюкова от 25 апреля 1953 года, посланного из лагеря через его начальника в ЦК КПСС и одновременно Жукову, который был тогда заместителем министра обороны. Вот опять-таки только несколько выдержек.
«В тюрьме я был вызван к заместителю начальника следственной части полковнику Лихачеву, который сразу заявил: «Помни, что ты теперь уже не генерал, а арестант, и разговоры с тобой будут короткие. Если будешь запираться, будем бить, как сидорову козу». «– Позвольте, – я ему говорю, – я же пока только подследственный и никем пока не разжалован». Лихачев подвел меня к окну. «Видишь там народ, вот где подследственные, а ты уже осужден, от нас на свободу возврата нет, дорога только в лагерь». От Лихачева меня повели к министру МГБ Абакумову. Он тоже счел обязанностью предупредить меня, что будут избивать, если я буду упорствовать: «Искалечим на всю жизнь». Потом я был направлен к следователю Самарину. Тот сказал: «Не упорствуй, начинай давать показания о своей антисоветской деятельности. Нам все известно». Меня обвиняли в заговоре, во главе которого якобы стоит Жуков. «Бывал на банкетах у Жукова? Восхвалял его? Какие тосты были?» «– Никаких ложных показаний я давать не буду». И началось зверское избиение резиновой палкой».
А Крюков был не только генерал, а еще и командир гвардейского конного корпуса, участник Гражданской, Финской и Отечественной войн, Герой Советского Союза, кавалер трех орденов Ленина, двух Красного Знамени, трех Суворова, Кутузова… Он твердил, что ложных показаний давать не будет. А в ответ слышал: «Всем известно, что Жуков предатель. Ты должен дать показания о нем». Крюков отвечал: «Не советская власть меня избивает, а люди, которые забыли, кто они, где находятся и что творят». Самарин предложил Лихачеву: «Видите, какой он. Ему надо вложить так, чтобы он не очухался».
«Были составлены протоколы, что я всегда и везде восхвалял Жукова, укрывал его преступления. Вначале я категорически отказался подписать, но вновь посыпались репрессии, и я смалодушничал, не выдержал и подписал. До сих пор простить себе не могу. Но теплится надежда, что придет время и я смогу сказать правду».
Абакумова 13 июля 1951 года еще при жизни Сталина арестовали, а 19 декабря 1954 года уже после смерти Сталина Военная коллегия Верховного суда приговорила его к расстрелу, в частности за фальсификацию «Ленинградского дела».
Надо полагать, едва ли еще и теперь жив полковник Лихачев, но появились другие полковники не с резиновыми палками, а с шариковыми ручками в руках…
Теперь можно только предполагать, как, в какой обстановке написал Новиков свой донос на Жукова, но вот что 27 октября 1968 года записал А. И. Кондратович, заместитель Твардовского, в своем «Новомирском дневнике» (М., 1991): «Пришел в редакцию с сыном Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков. Передвигается как-то боком, полупарализован, одна рука совсем не действует… Поговорили о том, о сем, потом о его рукописи. Не столько жаловался, сколько сообщил: «Я о Сталине вычеркнул. Немножко оставил. Нельзя ведь. Я понимаю. А у меня написано. Я отложил. Лет через двадцать пять – тридцать напечатают… Вот и у Жукова книгу не печатают. Он лежит в Барвихе. Почувствовал снова себя хуже. А я-то ведь Жукова хорошо знаю, мы вместе с ним все время работали. Зря его тогда сняли, зря…» (с.311). Да, зря, но ведь не в последнюю очередь из-за доноса Новикова…