После прибытия в Югославию, маршал сказал командиру крейсера: «Вы следуйте в Сплит. Потом пойдем в Албанию».
Так было предусмотрено программой поездки.
Моряки относились к Жукову с величайшим уважением. И вдруг сюрприз: получен по радио приказ начальника Главного штаба ВМФ — следовать в Албанию. Не сразу в Севастополь, видимо, чтобы Жуков не заподозрил что-то недоброе.
В телеграмме не было никаких указаний, как быть с министром обороны. А потом в море корабли «завернули домой». В общем, бросили Жукова на чужой земле. Остался он там, отрезанный от Родины. Никаких вестей, и даже связь прервалась.
А на Родине полным ходом уже шла скрытая от Жукова, да и от народа, тайная расправа. Хрущев провел срочное заседание Президиума ЦК. По докладу начальника Главного политического управления генерала Желтова (конечно же, отражавшему желание Первого секретаря) было принято решение провести по всей стране собрания партийного актива, на которых развенчать Жукова как отступника от партийных норм и даже заговорщика.
Ни Первого секретаря, ни членов Президиума не смущало то, что они грубо нарушают Устав партии, разбирая персональное дело с такими тяжкими обвинениями в отсутствие обвиняемого, министра, маршала, к тому же не рядового коммуниста, а члена Президиума ЦК!
22—23-го было проведено собрание партактива Московского гарнизона и центрального аппарата министерства обороны. (Да не в Доме Советской Армии, а в Кремле!) И докладчиком был не секретарь Московского горкома и не член Военного совета Московского округа, а начальник Главного политического управления Советской Армии и
Военно-Морского Флота. И вслед за ним, больше времени, чем докладчик, занял своим выступлением Первый секретарь ЦК — Хрущев.
В общем, били по Жукову из самых крупных калибров!
На записку: «Почему нет на активе Жукова?» — Хрущев резко ответил: «Не об этом надо спрашивать, а о том, почему такие безобразия им допущены!»
Во всех округах, флотах, республиках и областях были проведены погромные для Жукова партактивы.
Жуков тоже не понимал, что происходит: на запросы из Москвы не отвечали. И узнал только благодаря преданности генерала Штеменко, который, будучи начальником Главного разведывательного управления, имел свою не подконтрольную ни для кого связь и сообщил Жукову о происходящем.
Забегая вперед, скажу: Хрущев долго искал, кто проинформировал Жукова о касающихся его событиях. И, выяснив в конце концов, что сообщение пошло по линии разведки, снял с работы Штеменко, и он был назначен с понижением. Хотя Штеменко по своему служебному положению был обязан информировать министра обороны о ситуации не только за рубежом, но и в нашей стране.
Узнав о происходящей в тайне от него расправе, Жуков немедленно вылетел в Москву.
Существует несколько версий, письменных и устных, о том, как Жукова встречали при возвращении в Москву из Югославии. Точнее будет сказать, как его не встречали. На аэродроме якобы присутствовал только один его адъютант. В кабинете министра обороны, куда приехал Жуков с аэродрома, будто бы оказались отключенными все телефоны. Но недавно я обнаружил в архиве Сталина личную запись Жукова о поездке в Югославию. О его возвращении написано следующее:
«Приземлившись в аэропорту Внуково, в окно самолета я увидел встречающих меня маршалов Советского Союза и главнокомандующих всеми видами вооруженных сил, среди которых был Чернуха, технический работник при Президиуме ЦК. После того как мы все перездоровались, ко мне подошел Чернуха и сказал, что меня сейчас же приглашают на Президиум ЦК. Там, сказал Чернуха, все в сборе. Я сказал, что заеду домой, переоденусь и сейчас же приеду. Явившись в Президиум, я увидел за столом всех членов и кандидатов Президиума и всех тех маршалов, кто встречал меня на аэродроме. Мне предложили коротко доложить о поездке в Югославию и Албанию. Я доложил основное.
Хрущев предложил утвердить мой отчет, за исключением моего мнения о Югославии, которая якобы проводит некоммунистическую линию. Затем Хрущев сказал:
— За время вашего отсутствия Президиум ЦК провел партполитактив министерства обороны. По этому вопросу доложит Суслов.
Суслов начал с того, что министр обороны Жуков проводит неправильную политическую линию, игнорируя политических работников и Главное политическое управление...
Взял слово Микоян и сказал:
— Мне непонятно, и до сих пор волнует одна фраза, сказанная Жуковым на Президиуме ЦК во время работы по поводу антипартийной группы Маленкова, Молотова. Жуков тогда сказал: «Если будет принято решение, предложенное Маленковым (о снятии Хрущева. — В. К.), то он, Жуков, не подчинится этому решению и обратится к армии. Как это понимать?»
Я тут же ответил, да, это было сказано, но я говорил, что обращусь через парторганизации армии к партии, а не к армии.
— Значит, вы сознательно об этом говорили, — сказал Микоян, — а я думал, что вы тогда оговорились.
— Вы что, забыли обстановку, которая тогда сложилась? — ответил я Микояну.
Затем выступил Брежнев. Он наговорил, что было и чего никогда не было, что я зазнался, что я игнорирую Хрущева и Президиум, что я пытаюсь навязать свою линию ЦК, что я недооцениваю роль военных советов.
Затем выступил Хрущев. Он сказал:
— Есть мнение освободить товарища Жукова от должности министра обороны и вместо него назначить маршала Малиновского. Есть так же предложение послезавтра провести Пленум ЦК, где рассмотреть деятельность товарища Жукова.
Предложение было, конечно, принято единогласно.
Вся эта история, подготовленная против меня как-то по-воровски, была полной неожиданностью. Обстановка осложнялась тем, что в это время я болел гриппом. Я не мог быстро собраться с мыслями, хотя и не первый раз мне пришлось столкнуться с подобными подвохами. Однако я почувствовал, что Хрущев, Брежнев, Микоян, Суслов и Кириленко решили удалить меня из Президиума ЦК. Видимо, как слишком непокорного и опасного политического конкурента, освободиться от того, у кого Хрущев оставался в долгу в период борьбы с антипартийной группой Маленкова — Молотова. Эта мысль была подтверждена речью Микояна на пленуме, где он сказал:
— Откровенно говоря, мы боимся Жукова.
Вот оказалось, где зарыта собака! Вот почему надо было отослать меня в Югославию и организовать людей на то, что было трудно сделать при мне. Возвратившись домой, я решил позвонить на квартиру Хрущеву, чтобы выяснить лично у него истинные причины, вызвавшие столь срочное освобождение меня от должности министра обороны.
Я спросил:
— Никита Сергеевич, я не понимаю, что произошло за мое отсутствие, если так срочно меня освободили от должности министра и тут же ставится вопрос на специально созванном Пленуме ЦК. Перед моим отъездом в Югославию и Албанию со стороны Президиума ЦК ко мне не было никаких претензий, и вдруг целая куча претензий. В чем дело? Я не понимаю, почему так со мной решено поступить?
Хрущев ответил сухо:
— Ну, вот будешь на пленуме, там все и узнаешь. Я сказал:
— Наши прежние дружеские отношения дают мне право спросить лично у вас о причинах столь недружелюбного ко мне отношения.
— Не волнуйся, мы еще с тобой поработаем, — сказал Хрущев и повесил трубку.
Я ничего не узнал от Хрущева, но понял — Хрущев лично держит в своих руках вопросы о моей дальнейшей судьбе, перспективы которой были в тумане».
Вернемся и мы к стенограмме пленума, с которой я вас знакомлю.
В докладе Суслова приведен такой факт:
«Товарищ Жуков очень много заботится о возвеличении своей персоны, своего престижа, не заботясь об интересах партии.
Группой наших войск в Венгрии командует генерал Казаков. Министр обороны решил без согласия ЦК отозвать и назначить тов. Казакова командующим одного из внутренних округов в СССР. Когда об этом было сообщено тов. Кадару, то последний просил оставить тов. Казакова в Венгрии. Мы посоветовались в Секретариате ЦК и согласились с этим. Тогда тов. Жуков предъявил претензию ЦК, заявив: надо считаться с престижем члена Президиума ЦК, раз сказал, что Казакова отзываю. Пленум ЦК вправе спросить тов. Жукова: а не является его святой обязанностью прежде всего заботиться о престиже Центрального Комитета партии?!»
В этой фразе о замене командующего в Венгрии читатели без труда вспомнят размолвку Жукова с Брежневым на даче у Хрущева. Разговор этот был не в Секретариате ЦК, как утверждает Суслов. И еще вспомните: Брежнев тогда отвел Хрущева в сторону и что-то очень горячо и обиженно говорил ему о Жукове. Вот так собиралось на пленум все, что хоть немного могло компрометировать маршала.
Начальник Главного политического управления генерал Желтов, по повестке дня и по служебному положению самый обиженный, не пожалел красок в своем выступлении.
«Я, товарищи, хотел бы указать на некоторые факты, которые не давали возможности по-настоящему работать. Я вам должен сказать, в чем подоплека. Подоплека здесь в двух моментах. Во-первых, тов. Жукову стало известно, что якобы Желтов при назначении тов. Жукова высказался не в его пользу. Я это тогда высказал. Думаю, что некоторые товарищи помнят это и подтвердят.
Второй момент, о котором я хотел доложить, состоит в том, что тов. Жуков непомерно себя возвеличивал и на этой почве у нас было немало схваток. Началось в 1955 году после прихода тов. Жукова в министерство обороны. Не появился в связи с его назначением портрет в центральных газетах. Главному Политическому управлению был произведен такой разнос, которого он никогда вообще не видел.
У меня таких примеров очень и очень много.
Тов. Жуков на Президиуме ЦК пытался сказать, что советовался со мной по поводу картины «Георгий Победоносец». Я отрицаю это дело категорическим образом. Китаев подхалим, принес эту картину, показал, она тов. Жукову понравилась. Тогда через аппарат дается команда: забирайте эту картину и повесьте в Центральном Доме Советской Армии для того, чтобы обозревали все.
О статьях в Большую Советскую Энциклопедию говорил тов. Суслов. Эта статья переделывалась несколько р