Фронты создавали эшелонированную оборону глубиной до 300 километров, где в траншейной системе были окопаны не только орудия прямой наводки для истребления танков, но и много танков, чтобы выбивать танки у противника стрельбой с места. Артиллерия пристреляла необходимые рубежи и районы. Шла сложная перегруппировка войск. Сосредоточивались огромные силы. На двух фронтах — Центральном и Воронежском — только общевойсковых армий было 6, танковых армий — 2, воздушная армия — 1, стрелковых корпусов — 22, стрелковых дивизий — 76, отдельных стрелковых бригад — 4, отдельных танковых корпусов — 4, отдельных танковых бригад — 9, дивизия гвардейских минометов «катюш» — одна и много специальных войск. И вот все перечисленное изготовилось к бою. Ждали начала наступления противника... А он не наступал. Командование терялось в догадках: что же происходит? Может быть, ошиблись? Может быть, создали здесь такую плотность войск, боевой техники, а противник ударит где-нибудь на другом участке фронта? Может быть, на Москву?
Еще и еще раз проверяли через разведку, и она подтверждала: нет никаких ошибок, здесь у противника сосредоточены главные ударные группировки для решительного наступления — и перечисляла, в подтверждение этого, номера соединений и направления их предстоящих действий. Разведка доказывала — ошибки не может быть. А гитлеровская армия все не наступала.
Сталин послал на передовую для координации действий Воронежского и Южного фронтов Василевского, а Жукову было поручено координировать действия трех фронтов: Центрального, Брянского и Западного.
Наконец разведка доложила, что противник перейдет в наступление 10—12 мая на Орловско-Курском и Белгородско-Обоянском направлении. Немедленно Ставка проинформировала войска, и все напряглись в ожидании. Но и в эти дни противник в наступление не перешел.
И опять томительное ожидание. И вновь поступает информация, что противник перейдет к активным действиям не позднее 26 мая. И опять боевые действия не были начаты. Командующие фронтами, Жуков, да и Сталин окончательно занервничали. Ватутин предложил Верховному Главнокомандующему изменить решение и самим нанести упреждающий удар. И Сталин заколебался. Он даже поговорил с Василевским о том, чтобы Генеральный штаб разработал план для перехода к решительным действиям немедленно. Но сказал Василевскому: «Я по этому поводу посоветуюсь с Жуковым». Как позднее узнал Василевский, Сталин почему-то с Жуковым советоваться не стал. Может быть, опасался, что Жуков отговорит его от перемены ранее задуманного плана. Жуков мог быть убедительным, и аргументы его всегда хорошо продуманы. В общем, Сталин об этом с ним не говорил.
Наконец 2 июля разведчики доложили, что наступление гитлеровцы начнут не позднее 6 июля. Нужно сказать, что наша разведка и в предыдущих случаях не ошибалась. Она точно устанавливала намечаемые даты начала наступления, исходя из тех сроков, которые намечали сами немцы. Но сами же немцы откладывали и меняли эти даты, поэтому и получалась такая вроде бы неточность в докладах разведчиков.
4 июля в 16 часов противник предпринял боевую разведку небольшими силами — всего четырьмя батальонами, с двадцатью танками. Конечно же он в оборону не вклинился, но наши захватили пленных из состава этой боевой разведки, и они показали, что на следующий день будет начато общее наступление. К тому же были взяты разведчиками «языки», которые тоже подтвердили эти сведения.
И вот теперь, основываясь вроде бы на неопровержимых данных о предстоящем наступлении, наши командующие фронтами решились на проведение (правда, заранее запланированной) артиллерийско-авиационной контрподготовки. Нетрудно представить, что произошло, когда ураганный огонь артиллерии и бомбы с самолетов посыпались на сосредоточившиеся войска противника. Во-первых, немецкие части понесли большие потери от огня! Во-вторых, в моральном отношении это противника обескуражило!
Вот что пишет Жуков о своих ощущениях в эти минуты: «Мы слушали и ощущали ураганный огонь, и невольно в нашем воображении возникала страшная картина на исходном плацдарме противника, внезапно попавшего под ураганный удар контрподготовки. Застигнутые врасплох вражеские солдаты и офицеры наверняка уткнулись носом в землю, в первую попавшуюся яму, канаву, траншею, любую щель, лишь бы укрыться от ужасающей силы разрывов бомб, снарядов и мин...»
И все же гитлеровцы в 4.30 начали свою артиллерийскую подготовку, а в 5.30 перешли в наступление по всему фронту. То, что им потребовалось всего немногим более 2-х часов для того, чтобы оправиться от такой мощной контрподготовки и они оказались способными начать наступление, насторожило Жукова. А позднее, как он сам пишет, из показаний пленных и осмотра немецких позиций, которые были заняты в результате нашего наступления, Жуков понял, что контрподготовка, несмотря на ее мощь, все же не достигла желаемых результатов, что ее начали рановато. Подразделения противника еще находились в окопах, в блиндажах, а танки и бронетранспортеры в капонирах. И поэтому немецкие части не понесли тех больших потерь, которые предполагалось нанести им в результате контрподготовки. И та картина, которую представлял Жуков, как гитлеровцы после открытия нашего огня кинулись в щели, окопы и ямки — эта картина не сбылась. Контрподготовку надо было начинать позже часа на полтора, когда живая сила уже вышла из траншей и находилась на открытом поле, а танки выведены из укрытий и готовы двинуться в направлении наших позиций. Но все равно противник понес большие потери и, главное, морально был обескуражен мощной предупредительной артиллерийской грозой.
А теперь обстановка как бы резко повернула на 180 градусов и мощнейший огонь артиллерии и авиации обрушился на позиции советских войск. Около часа длилась эта артиллерийско-авиационная буря, после которой двинулись гитлеровская пехота и танки. Они шли, полные решимости. В боевых порядках пехоты были новые «тигры» и «фердинанды»: они поддерживали действия пехоты. Среди войск противника в период подготовки велась соответствующая моральная накачка, и немцы, как и в первые дни войны, шли в атаку с засученными рукавами, готовые уничтожить всех на своем пути. Однако подготовка, проведенная в течение нескольких месяцев на нашей стороне, тоже давала результаты, несмотря на мощь и решительность атаки гитлеровцев, она была отбита, Гитлеровцы залегли. Затем был дан повторный артиллерийский налет. Немцы опять кинулись вперед, вновь атака была отбита. И так было четыре раза. И только после пятой атаки и новой сильной арт- и авиационной поддержки немцам удалось вклиниться в нашу оборону и оттеснить советские части на 3—6 километров, на разных участках по-разному.
Жуков приказал командующему 16-й Воздушной армией Руденко поднять все свободные в это время самолеты для того, чтобы ослабить и, может быть, даже остановить удар гитлеровцев на главном направлении. Руденко бросил на это направление 150 бомбардировщиков, которые прикрывали 200 истребителей. Авиационный удар сыграл свою роль: наступление немцев приостановилось. Воспользовавшись этим, Жуков срочно перебросил две истребительно-противотанковые и одну минометную бригаду на теперь явно определившееся направление главного удара противника. Сюда же срочно был перегруппирован и 17-й стрелковый корпус. Первый могучий удар врага приняли на себя воины 13-й армии под командованием генерала Пухова.
Не считаясь с огромными потерями, командующий группой армий «Центр» фон Клюге продолжал гнать свои части вперед, и к концу третьего дня наступления они продвинулись на 10 километров в глубину нашей обороны. Но все же не была прорвана даже тактическая глубина. Понимая это, фельдмаршал фон Клюге с утра 7 июля вновь начинает артиллерийско-авиационную подготовку и приказывает продолжать наступление. До 10 июля части гитлеровцев здесь не смогли продвинуться ни на один километр. Наши подразделения держались стойко, вся предварительная работа давала положительные результаты. Даже расчеты 45-миллиметровых пушек, снаряд которых не пробивал броню «тигра», и те приспособились: они били по гусеницам, останавливая тем самым «тигры», а затем смельчаки подбирались к стальным чудищам и забрасывали их гранатами.
9 июля позвонил Сталин и спросил, как идут дела. Жуков доложил:
— На участке Центрального фронта противник не располагает уже такой силой, чтобы прорвать оборону наших войск. Я полагаю, для того чтобы не дать ему возможности закрепиться на достигнутом рубеже и организовать оборону, к которой он вынужден будет теперь перейти, надо немедленно переходить в наступление силами Брянского фронта и левым крылом Западного фронта. Это очень облегчит действия Центрального фронта, и он сможет провести запланированное контрнаступление.
Сталин сказал:
— Ну тогда выезжайте к Попову и вводите в действие Брянский фронт... Когда вы думаете там начать?
— Двенадцатого, — ответил Жуков.
— Согласен, — сказал Сталин.
В этот же день Жуков приехал в штаб Брянского фронта и здесь вместе с командующим генералом Поповым и, связавшись с командующим Западным фронтом Соколовским, организовал контрудар этих двух фронтов во фланг продвинувшимся против Рокоссовского частям фон Клюге.
Если посмотреть на расположение войск в районе Орла, то клин, выступивший в направлении города и несколько восточнее, представлял собой очень удобное начертание для нанесения именно флангового удара. Вот этот фланговый удар и организовал Жуков.
12 июля два фронта — Западный и Брянский— ударили под основание гитлеровского клина.
Ах, как заметался командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Клюге! Он понимал, чем грозит этот мощный удар по тылам его частей. Клюге срочно снимает части даже главного направления и перебрасывает их против контрудара, организованного Жуковым, пытаясь тем самым спасти положение. Получив об этом сведения от разведки, Жуков немедленно приказывает перейти в наступление Центральному фронту Рокоссовского. Ослабленные части немцев на главном направлении не выдержали этого удара, стали медленно отходить.