стро направлены имевшиеся в руках нашего командования резервы, разгромившие его за очень короткое время. За 6 дней боев гитлеровцы потеряли здесь до 40 тысяч человек убитыми, наши войска захватили 670 танков и штурмовых орудий и более 1380 орудий и минометов. Командир 13-го армейского корпуса, остатки которого были отброшены к Бердичеву, докладывал, что его соединение уже просто не существует: в дивизиях осталось 200—300 человек и из корпуса с трудом можно будет собрать лишь один полк. Но не таким был Манштейн, чтобы смириться с этим частным поражением. Он быстро сосредоточил сильную ударную группировку в направлении Умани и Винницы и нанес здесь удар опять во фланг нашим войскам.
А вот как Манштейн пишет об этом эпизоде: «46-й танковый корпус снова был высвобожден с участка армии, обращенного фронтом па север. Тщательно маскируясь, предпринимая ложные маневры, передвигаясь только ночью, он выдвинулся на открытый западный фланг стоявший севернее Житомира 60-й армии противника. Последовавший затем внезапный удар вынудил армию к отходу на восток. Ее соединениям были нанесены большие потери. Непосредственно вслед за этим корпус нанес еще один удар по сосредоточившейся юго-восточнее Коростыня группировке противника, в результате которого были разбиты по меньшей мере 3 механизированных корпуса. Таким образом, в конце концов удалось не только частично разбить войска, накапливавшиеся для нового наступления на участке впереди Днепра, но и взять под контроль район перед левым флангом 4-й танковой армии».
Вот в ходе таких напряженных боев и осуществляя крупные частные операции, Жуков готовил контрнаступление двух Украинских фронтов по освобождению Правобережной Украины.
24 января началось наступление, которое вошло в историю войн как Корсунь-Шевченковская операция. Первым перешел в наступление 2-й Украинский фронт Конева, нанося главный удар в направлении Звенигородки. 1-й Украинский фронт перешел в атаку на сутки позже. Именно здесь на наблюдательном пункте Ватутина находился Жуков.
Ход боевых действий в первые дни в книге «История второй мировой войны», которую я уже цитировал, описывается опять-таки очень благостно: «С 27 января противник предпринял яростные контратаки на флангах наступавших советских войск, пытаясь отразить вырвавшиеся вперед подвижные соединения 6-й гвардейской и 6-й танковой армий от основных сил и ликвидировать прорыв. Однако командование 1-го и 2-го Украинского фронтов, быстро подтянув к флангам артиллерийские и танковые части и соединения, при поддержке авиации, отбило контратаки противника. Ударные группировки обоих фронтов продолжали наступление и 28 января соединились в районе Звенигородки, отрезав пути отхода фашистским войскам, которые оборонялись внутри Каневского выступа». Немного по-другому об этом говорится в воспоминаниях Жукова: «27 января противник, стремясь ликвидировать прорыв, организовал против частей 2-го Украинского фронта контрудар с целью закрыть образовавшуюся брешь... и это ему частично удалось».
Несколько по-иному описывает ход событий генерал Конев (в то время — командующий 2-м Украинским фронтом): «Одновременный удар по нашим флангам был, видимо, рассчитан на то, чтобы ликвидировать прорыв в обороне и отрезать от основных сил фронта наши танковые части, достигшие к этому времени района Шпола. На всем участке прорыва развернулись ожесточенные бои. ...Бои носили ожесточенный характер. Некоторые населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. ...Ввод в бой 2-го эшелона (18-й танковый корпус) помог быстро расчистить прорыв, обеспечить наши фланги и продолжать наступление в направлении Звенигородки. Кроме того, для устранения прорыва противника на флангах мною были введены свежие силы из резерва фронта... В ночь на 28 января было намечено ввести в сражение 5-й гвардейский Донской кавалерийский корпус». Дальше Конев пишет, как героически сражались кавалеристы, и даже проводит такую мысль: «Мы ясно понимали, что современная война — это война моторов. Однако подходили реально к использованию всех сил и средств, имеющихся на фронте... Тем более что конница периода Великой Отечественной войны — не та конница, которая была в Гражданскую войну.
Какая бы ни была конница в современных условиях, но применять ее против танков, как показала практика раньше, так и в этом случае, дело очень печальное... Несмотря на то что согласно моим распоряжениям действия корпуса были обеспечены поддержкой авиации и дополнительно введенной артиллерией... противнику удалось фланговыми контратаками пехоты и танков... преградить путь кавалерийскому корпусу. Корпус вынужден был спешиться, чтобы сбить заслоны противника. Переоценивая свои возможности, наши кавалеристы часто пытались решить боевую задачу, не слезая с коня. Но современные огневые средства противника не всегда позволяли это сделать.
Не случайно начавшийся 29 января ввод в бой, в прорыв кавалерийского корпуса продолжался два дня... Надо сказать, что повозились с этим корпусом мы тогда немало».
Вот так все-таки корпус был брошен против механизированных частей Манштейна, которые, кстати, умели воевать не только с кавалеристами, а даже против механизированных наших частей. И конечно же этому корпусу пришлось очень и очень тяжело. Конев пытается позолотить пилюлю и вот такой тирадой завершает, на мой взгляд, все-таки печальный эпизод: «Донские казаки в этой сложной и трудной операции не посрамили свою былую славу «донцов-молодцов» и внесли в историю Великой Отечественной войны еще одну яркую страницу. За это им большое-большое спасибо, а комкору генералу А. Г. Селиванову вечная слава!»
А теперь у нас есть возможность посмотреть на события с другой стороны. Именно об этом эпизоде Манштейн пишет следующее: «Во второй половине января контрудар был нанесен (он имеет в виду контрудар, который он сам организовывал). Правда, небольшое количество имевшихся в нашем распоряжении сил вынудило нас провести в два этапа... (Дальше Манштейн перечисляет части, которые наносили эти контрудары: 3-й танковый корпус, 26-й танковый корпус. 1-я пехотная дивизия, 1б-я артиллерийская дивизия...) В западной части бреши (там, где действовали войска Конева) были окружены и разбиты крупные силы советской 1-й танковой армии. В результате последнего удара — данными относительно первого удара я сейчас не располагаю — противник потерял наряду с 8 тысячами убитыми, только 5 тысяч 500 пленными, 700 танков, свыше 200 орудий и около 500 противотанковых орудий... Однако противнику, безусловно, удалось вывести часть людей из окружения».
Ну, если даже Манштейн преувеличивал некоторые цифры, то все равно из описаний наших командующих и немецкого командования можно вывести некую объективную ситуацию. Она в данном случае не в пользу нашего командования, потому что оно имело превосходящие силы, и допускать такие потери, тем более введением кавалерийского корпуса против танков, это уж никак не говорит в их пользу.
Все же контратакующие части Манштейна были смяты вторыми эшелонами фронтов, наши 1-й и 3-й Украинские 7 фронты соединились и завершили окружение Корсунь-Шевченковской группировки.
Манштейн не только по этому поводу, а вообще о боях после Курского сражения пишет: «Мы, конечно, не ожидали от советской стороны таких больших организаторских способностей, которые она проявила в этом деле, а также развертывания своей военной промышленности. Мы встретили поистине гидру, у которой вместо одной отрубленной головы вырастали две новые».
Здесь было бы уместно напомнить Манштейну высказывания Гитлера и командования немецкой армии начального периода воины, когда они громко кричали на весь мир, что Красная Армия уже уничтожена, что техника ее истреблена, что руководят соединениями и частями бездарные командиры и что вообще война через несколько недель будет победоносно закончена. А вот теперь такое любопытное признание одного из ведущих, я бы сказал, наиболее талантливых полководцев немецкой армии.
Силы нашей армии и производительные мощности промышленности действительно с каждым годом войны не снижались, а, наоборот, увеличивались, что особенно проявилось в боях, о которых мы сейчас говорим.
После того как кольцо окружения замкнулось, дальнейшее уничтожение окруженной группировки, как говорится, было «делом техники». Опытные командующие фронтами Ватутин и Конев и руководивший действиями этих фронтов Жуков уже умели это делать и за короткий срок создали как внешнее кольцо окружения, так и внутреннее, понимая, что противник предпримет все возможности для того, чтобы выручить окруженных ударом не только извне, но изнутри кольца. Кстати, в окружении оказались силы немалые: 10 дивизий и одна бригада, около 80 тысяч солдат и офицеров, 1600 орудий и более 230 танков, было кому и командовать и организовать прорыв: два штаба корпуса, восемь штабов дивизий, да еще и целиком мощная танковая дивизия СС «Викинг».
В своих воспоминаниях Жуков пишет: «В ознаменование прорыва позиций вражеских войск и соединения войск 1-го и 2-го Украинских фронтов в центре города Звенигородки потом был поставлен на пьедестал танк Т-34. Надпись на пьедестале гласит: «Здесь января 28 дня 1944 года было сомкнуто кольцо вокруг гитлеровских оккупантов, окруженных в районе Корсунь-Шевченковский. Экипаж танка 2-го Украинского фронта 155 танковой Краснознаменной Звенигородской бригады Прошина Ивана Ивановича — лейтенант Хохлов Евгений Александрович, механик-водитель Андреев Анатолий Алексеевич, командир башни Зайцев Яков Сергеевич пожали руки танкистам 1-го Украинского фронта. Слава героям Родины!»
Далее Жуков так комментирует эту надпись:
«Хорошо, когда не забываются подвиги героев. Жаль только, что не названы имена танкистов 1-го Украинского фронта. Это надо бы исправить, установив имена тех героев-танкистов 1-го Украинского фронта, которые стремительно прорвались в район Звенигородки...»
Жуков сожалел о том, что незаслуженно забыли его боевых соратников с 1-го Украинского фронта... А что же сказать тогда об очень крупных военачальниках, которые, в своих мемуарах очень пространно описывая Корсунь-Шевченковскую операцию, даже не упоминают имени Жукова?! Этим грешит Конев, который в своих «Записках командующего фронта» на 50-ти страницах в главе «Корсунь-Шевченковский котел» ни разу не упомянул имени Жукова. И даже во втором издании этой книги в 1971 году, когда Жуков простил Ивану Степановичу многие его неблаговидные поступки, все же Конев не внес никаких исправлений в свои мемуары.