– Старшина, прикажите снять головные уборы.
Май командует:
– Снять головные уборы!
– Прически длинноваты, надо укоротить, - советует Шешеня.
Вечером нас стригут. На следующий день приходит капитан Узлов, глянул на роту, остановился:
– Головные уборы - снять!
Последнее слово произносит резко, чтоб все одновременно и четко выполнили команду. Посмотрел, покачал головой:
– Так не пойдет. Старички уже к увольнению готовятся? Ишь, шевелюры отпустили!
Вечером опять стрижка.
Проходит мимо комбат, качает недовольно головой:
– Волос длинноват.
Опять стрижка. И все же волос мало укорачивается. Потому что стрижем друг друга сами. И только когда, сверкнув оком, коротко бросает старшина Май: «Завтра буду приводить в порядок женихов сам», прически доводятся до нормы.
Перед проверкой меняется распорядок дня: все спешат, все бегают, одно распоряжение наскакивает на другое. Солдаты шутят:
– Поступил приказ: с хаты не вылазь, в доме не сиди и во двор не выходи!
К вечеру едва стоишь на ногах. Отдохнуть бы!… Но не тут-то было! Начинается полоса собраний: взводные, ротные, батальонные, полковые. Причем многие из них надо умножить на два: ротное общее, ротное комсомольское; батальонное общее, батальонное комсомольское, и так далее. Комсомольские собрания чаще всего открытые, приглашают весь личный состав.
В армии понятие «приглашают» своеобразное: если замполит батальона майор Брянцев сказал «приглашаю», для капитана Узлова это слово значит «роте надо быть», для взводного - «быть обязательно», а для старшины Мая: «Выходи строиться! Шагом марш!»
Но это не все: кроме собраний всевозможные маленькие и большие сборы, инструктажи, показные занятия. Кого только не собирают: комсоргов, физоргов, агитаторов, редакторов стенгазет, сержантов, старшин, каптенармусов, санинструкторов, участников художественной самодеятельности, спортсменов, шоферов, поваров!
Телефон не умолкает. Посыльные бегают с книгой приказаний.
– Распишитесь: к пятнадцати ноль-ноль должны быть…
– У нас в это время обед…
– Ничего не знаю, распишитесь!
В таком круговороте как-то умудряются еще сочинять бесконечные отчеты о выполнении учебной программы в целом и по предметам. Я об этом знаю потому, что сам писал эти таблицы и сводки. Нас, несколько солдат с хорошим почерком, дали в помощь замотавшимся писарям.
И вот когда все окончательно запарились, готовы свалиться с ног, вдруг из штаба прилетела оглушительная новость:
– Комиссия приехала!
Ее все ждали. Был определен день и час. Но все равно известие о приезде комиссии падает как снег на голову. Все сокрушаются: «Эх, еще бы денек! Одного дня не хватает!»
Этого дня недостает всегда. Потом будет не хватать одного часа и даже минуты. Затем пойдет нехватка процентов для получения хорошей или удовлетворительной оценки. Даже не процентов, а десятых долей процента.
На эту тему создан свой фольклор. Как и всякий фольклор, солдатский тоже имеет определенную давность. Возможно, он возник еще до войны, живет годы, десятилетия, передается из уст в уста, от одного солдатского поколения к другому. Будут, наверное, и после нас жить эти рассказы. Вот один из них.
Вышел полк на инспекторскую проверку. Начались боевые стрельбы. И вдруг выясняется: для получения удовлетворительной оценки не хватает нескольких процентов. Собирают поваров, писарей, шоферов легковых автомобилей. Бах! Трах! Отстрелялись собранные. Но опять недостает нескольких десятых процента.
Обыскали весь полк. Перелистали все списки - нестрелявших больше не оказалось. Неуд навис над полком неотвратимо. И вдруг - о радость! - обнаружили одного солдатика. Его как раз выписали из госпиталя, и он прибыл в подразделение - поправился.
Ведут солдата быстренько к генералу, командиру дивизии, который сидит за столом со старшим проверяющим.
«Позвольте стрелять, еще один солдат отыскался».
Генерал очень добро посмотрел на солдата, спросил:
«Как дела, солдат?»
«Хорошо, товарищ генерал».
«Письма из дому получаешь?»
«Так точно».
«Обедал сегодня?»
«Так точно».
«Садись, еще раз покушай, от тебя, брат, зависит оценка всей части!»
Покормили солдата и повели к командиру полка.
Полковник добро посмотрел на солдата и спросил:
«Как дела?»
«Хорошо, товарищ полковник».
«Письма из дому получаешь?»
«Так точно».
«Обедал сегодня?»
«Так точно».
«Садись, еще покушай, от тебя зависит оценка всего полка!»
Поел солдат. Повели его к командиру батальона.
«Как дела? Письма получаешь? Обедал?»
Поел солдат. Повели к командиру роты.
«Дела? Письма? Садись, ешь».
Вышел солдат на огневой рубеж, дал три очереди из автомата и все пули «за молоком» послал. Не вытянул полк на удовлетворительную оценку.
Посмотрел генерал на солдата и строго сказал:
«Разгильдяй!»
И полковник, и комбат, и ротный повторили:
«Разгильдяй, полк завалил!»
Только замполит вдруг вспомнил и ахнул:
«Так он же ни на одном собрании не был! - И спросил солдата: - Чего же ты?»
«Да я стрелять не умею. Сразу после призыва сломал ногу, в госпитале до вчерашнего дня лежал».
В дни подготовки к инспекторской проверке самым деятельным в роте человеком оказался старшина Май. Он и в будни - опора внутреннего порядка, а тут его способности организатора развернулись во всю ширь.
Я постоянно присматриваюсь к этому необыкновенному человеку. В свободное время вечерами он рассказывал нам о своей жизни, каким лихим комсомольцем был, как шофером стал, с геологами ездил, как назначили его директором Дома культуры и какие концерты во время весенней распутицы устраивал в деревнях. Все в рассказах Мая звучало шутливо, весело, а я уверен: в действительности это выглядело далеко не смешно. Но он умел проносить через жизнь оптимизм, уверенность в успехе. Это талант. Причем талант своеобразный. Старшина до того мне нравился, что я написал о нем очерк. Вспомнил все, что видел и передумал сам, и вот что получилось. Очерк я так и назвал: «Талант».
«Бывают талантливые художники, артисты, писатели, конструкторы. Можно конкретизировать, например: талантливые писатели - поэты, драматурги, прозаики; артисты - драматические, оперные, цирковые.
У нас в полку служит талантливый человек - старшина Май Петр Николаевич. Однако ни к какой из перечисленных категорий он не подходит.
Талант, как известно, проявляется в делах. Познакомимся с делами старшины Мая.
Петр Николаевич жил до армии в Оренбургской области. Отец его - колхозный бригадир, мать - повар.
Когда Петр закончил десятилетку, встал вопрос, как строить жизнь дальше.
– Все в ученые норовят, скоро некому будет работать, - сказал отец. - Вот у нас в семье Михаил и Анна пединститут закончили. Кто же материальные блага будет создавать - я да маманя? Правильно пишут в газетах - не дело это. Давай-ка, Петр, иди в трактористы.
Поступил младший Май на курсы. Окончил. Ушел учиться на шофера. Молодой - на простор потянуло. Против воли отца уехал с геологами. Но потом вернулся. Стал работать шофером в редакции районной газеты. Может быть, возил бы редактора долго, но однажды пришло решение - переместить районный центр в другой город. Май из родного села уезжать не захотел, с работы уволился. Его вызвали в райком комсомола. Здесь все упаковывали, укладывали, готовили к перевозке.
Секретарь сказал Маю:
– Раз остаешься, назначаем тебя руководителем художественной самодеятельности. Дом культуры в твоем распоряжении. Время сейчас горячее - посевная. Пока мы переездом заняты, организуй агитбригаду и дуй по району: в колхозы, села, на поля. Поднимай народ на своевременный сев.
– Не справлюсь я, опыта нет, в Доме культуры хозяйство большое.
– А тебе в Доме делать нечего - прибей на двери две доски крест-накрест, напиши, как в гражданскую войну комсомольцы писали: «Все ушли на фронт», и баста! Твое дело - в бригадах, на полевых станах.
– Из кого же создавать самодеятельность? Все уезжают!
– Сейчас подберем тебе актив. Пиши. Аня и Лида из библиотеки, все читатели на посевной, и они пусть едут. Вера Крутик с инкубатора, Валя Воробьева из редакции, парикмахер Степан - тоже, считай, мобилизованы. Да, чуть не забыл: Валерий Кафанов и Владимир Субботин в Оренбурге на экзаменах в институте провалились, целый год будут готовиться, их тоже бери к себе.
В общем, поручение от райкома получено. А как его выполнять?
По штатному расписанию в Доме культуры несколько единиц: директор, художественный руководитель, баянист, шофер. Но все эти должности занял один Петр Май, вернее, представлял их. Первым, что привлекло внимание Мая в хозяйстве Дома, оказалась… полуторка. Она была списана, и скелет ее ржавел в соседнем поселке. Осмотрел художественный руководитель полуторку и задумался: как быть? Без машины в поле не выедешь, машин нет.
Потом собрал членов агитбригады и сказал:
– Комсомольцы победили в гражданской войне, выстояли против фашистского нашествия, подняли целину, воздвигают сегодня великие стройки. Неужели мы не преодолеем наши мелкие районные трудности? Что мы, не комсомольцы?
Говорят, чудес на свете нет, - не верьте. Без копейки денег, без планового снабжения, без ремонтных мастерских полуторка ожила. Через несколько дней она затарахтела, убеждая всех маловеров в реальности чудес. Ее покрасили свежей краской, повесили плакат: «Организованно и в сроки закончим посевную».
Агитпоход начался.
Для того чтобы хоть немного почувствовать «романтику» этого путешествия, представьте такую картину. Весенняя распутица, дожди, дороги превратились в реки из грязи. И по этим рекам не то идет, не то плывет, кашляя, чихая и оглушительно стреляя, свежевыкрашенная полуторка. За рулем шофер, а вернее, капитан этого отчаянного плавания - Петя Май. Машина часто останавливается, артисты, утопая в грязи, выталкивают ее на твердое место, и путешествие продолжается.