– Товарищи солдаты, у кого есть жалобы или заявления? - негромко спросил генерал.
Вот тут я его хорошо рассмотрел: пожилой, лет пятидесяти, виски седые, немного дряблая кожа на лице. Но вся его внутренняя собранность и прочность были хорошо видны в глазах. Смотрел он прямо, внимательно и строго. И я чувствовал: этот человек, если ему высказать какую-то жалобу, разберет ее до тонкости и ради справедливости не поступится ни на волосок, кого бы эта жалоба ни коснулась - ротного, батальонного или даже самого командира полка.
У меня никаких жалоб не было. Да и у других солдат тоже. На что нам жаловаться? В полку жизнь идет строго по уставу. Никто никогда не допускал никаких придирок, оскорблений или, как говорят, солдафонства. Питание, одежда, развлечения - все по существующим нормам.
Только сейчас вот здесь, при опросе, я да и другие, наверное, оценили, как это хорошо, когда жизнь и служба идут нормально, без каких-либо искривлений и перегибов.
После опроса генерал сказал всему полку:
– Мне очень приятно, товарищи, что от личного состава полка не поступило ни одной жалобы. Это свидетельствует о высокой организованности и делает честь всем вам - и офицерам, и сержантам, и солдатам.
С плаца мы расходились гордые, довольные, с чувством своей значительности, с ощущением не только заботы высокого командования, но прямого государственного внимания к нам, простым солдатам.
Экзамены идут один за другим: инженерное дело, химия, противоатомная защита; едва успеваем готовить необходимое снаряжение и представляться проверяющим специалистам.
В целом инспекторскую проверку наше отделение сдает неплохо. Могли бы получить и общую отличную оценку, но тянут нас двое: Вадим Соболевский и Семен Дыхнилкин. Странно, такие разные люди оказались на одном уровне по результатам. Вадим по сравнению с Дыхнилкиным - Цицерон, Курчатов и еще Ботвинник. А противоатомная защита у обоих - тройка. Если Дыхнилкин не может разбираться в сложных вопросах, то Вадим не хочет. Ему все «до Феньки». Злость охватывает меня, когда я гляжу на красивого Вадима. Бессовестный!
Зачет по политической подготовке имел для меня особые последствия.
Инспектирующий попросил нас:
– Расскажите о морально-психологической подготовке воина.
Комиссия ждала, пока солдаты обдумают и поднимут руки. Я поднял первым.
– Пожалуйста, вы!
Пришлось представиться:
– Рядовой Агеев. - Я начал обстоятельно излагать ответ: - В армии есть очень важные предметы, изучение которых не планируется в расписании, но солдаты усваивают их постоянно, повседневно, ежечасно на всех занятиях, беседах и мероприятиях по распорядку дня.
Проверяющий вопросительно поднял брови, а я продолжал:
– Один из таких предметов - дисциплина, ее прививают все, всегда и всюду.
Проверяющий одобрительно кивнул, это подбодрило меня.
– А другой предмет - морально-психологическая подготовка, ее тоже нет в учебных часах. Но вся служба, все занятия, каждое слово офицеров и сержантов, стенды и лозунги в ленинской комнате, наши песни и музыка духового оркестра прямо или косвенно направлены на укрепление этого важнейшего качества современного солдата - морально-психологической стойкости! Мы убеждены, нам доказали теорией и практикой преимущество социалистического строя перед капиталистическим. Мы имеем полное представление о том, что нас ждет в бою: атомные взрывы, высокие уровни радиации, преодоление их. Мы испытали на себе стрельбу боевыми снарядами через голову, обкатку танками, практическую борьбу с напалмом. Для нас нет неожиданностей. Все это порождает уверенность, волю, активность, разумную инициативу, а в конечном итоге и является морально-психологической стойкостью воина.
Проверяющий спросил присутствующего на занятиях Шешеню:
– Как рядовой Агеев применяет свои знания на практике?
Шешеня ответил:
– Хороший, добросовестный солдат. Но любит иногда поспорить, а иногда промолчит там, где надо бы поправить товарища. - Замполит глянул на меня, будто спросил: «Помнишь, как заступился за Кузнецова и смолчал, когда зрело ЧП в отделении?»
– А где спорит, на занятиях, при обсуждении учебных вопросов, или пререкается?
– Бывало, и со старшими…
– Вот как! Жаль. Ставлю вам, товарищ Агеев, оценку «хорошо». Отвечали вы отлично, но надо, чтобы слова не расходились с делом.
Ах, Шешеня! Не ожидал я от тебя такого! Не мог промолчать. Испортил отметку! Разговор о Степане был сто лет назад.
Но, с другой стороны, почему Шешеня должен таить этот случай? Он, политработник, честно говорит о том, что у него спрашивают, считает необходимым помочь мне изжить недостаток. Что же обижаться? Нет, товарищ Агеев, действительно ты не тянешь на «отлично». Язык подвешен неплохо, думал убить своим ответом, но в армии - не в школе, тут кроме красивых слов делом подтверждай! Так-то…
Стол накрыт красной тканью, на столе графин с водой, бумага. За столом инспектирующий - молодой подполковник. Нас проверяют на штурмовой полосе.
Сержант Волынец выходит на старт первым. Он в окопе. Лицо серьезное. Голубые глаза строги и холодны. Сигнал - и сержанта будто пружиной выбросило наружу. Он преодолевает препятствия смело и уверенно.
Я знаю, у Волынца не может быть срывов и случайностей - в течение года убедился в этом.
Оценка «отлично».
После сержанта бежит Кузнецов. Я болею за него. Степан прошел трассу не хуже Волынца. Молодец! Следующим выходит Скибов. Сил у этого человека много. Не хватает ловкости.
Оценка «удовлетворительно».
За Скибовым - Куцан. Этот прокатился колобком и показал хорошее время.
Потом моя очередь.
Сердце стучит. Я напрягся. Нельзя тратить десятой доли секунды. Рывок - и препятствия понеслись навстречу: ров, лабиринт, двухметровый забор, разрушенная лестница, огневые точки, пролом в стене, подземный ход, фасад здания, бегу на высоте второго этажа. Кидаюсь вниз, опять окоп, изготовка к стрельбе…
Встаю в строй, едва отдышался. Оценка «хорошо». Волынец глядит на меня одобрительно.
Выходит на старт Вадим. По тому, как он шагает, я чувствую: будет неприятность. Движения у него тягучие. Такими же они остаются и после сигнала. А ведь он баскетболист. Отличные рывки на площадке делает. Здесь просто не хочет выкладываться. Ну на экзамене один раз можно бы!
Тройка!
За Вадимом - Дыхнилкин. Этот с глупыми смешками и улыбочками. Запутался в лабиринте. Сорвался с фасада. К тому же время давно истекло. Двойка!
Умаров посмотрел на Дыхнилкина ненавидящими глазами, обругал по-узбекски. Потом, получив сам отличную оценку, подошел и сказал зло:
– Так бежать нада, а ты ходишь, как ленивый ишак!
– А тебе какое дело? Тоже мне, командир! - ощерился Дыхнилкин.
– Отделение подводишь, мне дела нет, да? - надвинулся на Семена Карим.
– Что случилось? - строго спросил проверяющий. На лице Умарова мгновенно засияла улыбка:
– Ничего, товарищ начальник, у меня такой голос, немножко громкий.
– А, голос… - Подполковник кивнул и вернулся к бумагам.
Самые большие волнения на инспекторской проверке - стрельба. Тут каждый выходит как на бой. Не просто ложится и стреляет по мишени с кругами, стараясь выбить побольше очков, - так стреляли, наверное, при царе Горохе. Сейчас выходишь на огневой рубеж только для доклада о прибытии. А потом получи задачу - и сразу в траншею. Впереди поле, ничего нет - ни мишеней, никаких указок, - настоящая нейтральная зона, как на войне.
Когда пришла моя очередь по списку, я тоже получил задачу и спрыгнул в траншею. Внимательно слежу за бугорками, из-за которых появится цель. Их несколько, этих бугорков; там установлены автоматические подъемники; нажмут кнопку на пульте управления - и цель появится. Где именно выскочит мишень, мне неизвестно. Так сделано специально, чтоб было как на реальном поле боя.
Жду. Вот справа высунулась голова и плечи - грудной силуэт, будто враг целится в меня. Тут не зевай, как говорится, кто кого. Отпущено несколько секунд. Ровно столько, чтобы он успел прицелиться в меня и выстрелить. А я должен опередить его. Быстро определяю расстояние: 200 метров, ставлю прицел. Подвожу прорезь и мушку под центр и плавно нажимаю спусковой крючок. Мишень упала. Поразил я ее или просто время вышло? Он ведь в меня не стреляет, противник фанерный, но, как только истекут секунды, необходимые ему для того, чтобы сразить меня, мишень упадет.
Это своеобразная дуэль: или я его, или он меня. Если я попаду, то задача еще не завершена, стрельба продолжится. А если он меня, то никакого продолжения быть не может: на фронте смерть, а в мирное время двойка и позор.
С пульта сообщили - я поразил мишень с первой очереди. Сразу радостно на душе. Теперь, раз я очистил себе путь, надо идти в атаку. Выпрыгнул из траншеи и побежал вперед. Бежать надо с умом. Все время слежу за противником: сейчас должна опять где-то выскочить мишень, и тоже на несколько секунд. К тому же бег мой должен быть не во весь дух, а спокойный, чтоб не сбилось дыхание. Иначе при стрельбе грудь будет ходить ходуном, не попасть в цель! Это все усвоено и отработано на тренировках.
Вижу: вот она, цель, - пулемет! Тут ложиться некогда! Пулемет - оружие серьезное. Надо бить в него мгновенно. На бегу замираю на какую-то долю секунды, захватываю пулемет в прорезь прицела и даю очередь. Пулемет скрылся. Значит, попал!
Но атака продолжается. Бегу вперед, ищу новую цель. И вдруг сзади команда:
– Газы!
И опять счет на секунды. Противогаз вскидываю к лицу и давно отработанным движением натягиваю одним взмахом. Тут тоже норматив: успел защититься - жив; не успел - значит, «нанюхался».
И в это же время вдали вскинулась мишень. В противогазе жарко, трудно дышать, но я все это уже испытал не раз и стекла очков намазал заранее специальным составом, иначе они запотели бы. В общем, меня и отравляющими веществами не возьмешь! Я уверенно целюсь в мишень и даю по ней две очереди.