– Знаете, что Жюль Верн писал о наших краях? - спросила Альбина.
– Кто?
– Жюль Верн.
– Первый раз слышу! - Я быстро вспомнил: «Дети капитана Гранта», «С Земли на Луну», «20 тысяч лье под водой», «Таинственный остров», десяток других книг, но, чтобы Жюль Верн писал о Каракумах, не слышал.
– Вот почитайте. - Альбина подала мне книгу «Клодиус Бомбарнак».
Я прочитал ее за один вечер. Интересно и непривычно в книге знаменитого фантаста выглядели наши обыкновенные, будничные названия городов: Небит-Даг, Казанджик, Кизил-Арват, Ашхабад, Самарканд, Андижан, Коканд, Бухара. Я думал, Небит-Даг совсем молодой город нефти, а оказывается, о нем еще Жюль Верн знал!
Он рассказывает о строительстве железной дороги, которая пролегает за оградой нашего полкового городка. Раньше я на нее даже внимания не обращал. Дорога и дорога. И вдруг оказывается, это одна из удивительных магистралей мира! Я уже говорил, что в Туркмении все «самое-самое», железная дорога тоже оказалась необыкновенной… Обычно дороги прокладывались от центра России и постепенно уходили к окраине. А эта началась в Красноводске и шла сначала в Ашхабад, затем в Самарканд. И была она чисто военным сооружением. С юга, из Индии, лезли в Туркестан англичане. Вот и двинул сюда войска русский царь, чтобы упредить британских колонизаторов. На верблюдах, ишаках и лошадях воевать в пустыне было бессмысленно. Решили провести в Каракумы железную дорогу, по ней продвигаться вперед и подвозить все необходимое.
Неплохо придумали! А осуществлял этот замысел наш брат - солдат. Вот как описывает Жюль Верн начало строительства:
«Скобелев высадился в Михайловском заливе - порта тогда еще не было, - и, чтобы облегчить ему продвижение через пустыню, его помощник, генерал Анненков, построил стратегическую железную дорогу, которая за девять месяцев была доведена до станции Кизил-Арват…»
Генерал Анненков… Конечно, не тот атаман, который отличался своими зверствами во время гражданской войны. Я посмотрел в энциклопедии на «А». Об Анненкове, который строил железную дорогу, ничего не сказано, а о том, который зверствовал, говорится: сначала его вышибли вместе с колчаковцами в Китай. Там атамана завербовали в шпионы. В 1927 году его поймали в Свердловске, ну и расстреляли. Я почему-то думал, что ему раньше голову снесли.
С большим уважением говорит Жюль Верн о покорителях Каракумов: «Русские инженеры превзошли быстротою работы американцев на Дальнем Западе».
Русские воины построили специальный поезд - он представлял собой мастерские, жилье, столовую, склады и шел по дороге, которую сам создавал.
«Работы велись в две смены, каждая по шесть часов… ежедневно удавалось прокладывать по восемь километров пути, - и в третий раз Жюль Верн подчеркивает, - тогда как на равнинах Соединенных Штатов прокладывали не более четырех».
Ни песчаные бури, ни безводье, ни козни англичан, ни вооруженное сопротивление местных феодалов не остановили этот поезд, который пересекал Черные пески, царство смерти. А в наши дни люди, мчась по ашхабадской магистрали, и не подозревают, что это одна из удивительных дорог в нашей стране! И я узнал об этом случайно, потому что книга попала на глаза Альбине. В предисловии сказано: роман «Клодиус Бомбарнак» у нас очень редкое издание, выходил он один раз в 1930 году в Собрании сочинений, да вот в 1961 году издан в новом переводе в Ташкенте. До читателей других республик он, наверное, так и не дошел. Я мальчишкой даже не слышал о таком приключенческом романе. И уж конечно, не думал встретиться с Жюль Верном в Каракумах!
Радость командира греет и солдат
Лейтенант Жигалов проводил занятия по стрельбе.
Мы лежали около приборов, определяющих нашу меткость. Чего не придумают методисты! Например, ортоскоп, через который сержант или взводный видит, как целится солдат. Система зеркал позволяет им заметить любую ошибку. Не торопясь совместишь прицел, мушку, цель, дашь сигнал, чтоб сделали отметку, и вся эта система точно покажет, куда попала бы пуля и какие допущены отклонения.
Все это нам знакомо и даже надоело, но дело не в приборах. Я наблюдаю за Жигаловым. Он сегодня какой-то веселый, возбужденный, не ходит, а летает. Формулы на доске выписывает, ведет расчеты всевозможных углов, траекторий и сносов на ветер, будто говорит о самых приятных для него вещах. Вкусно говорит, смакует каждое слово. Раньше он был просто деловитый и строгий, а сегодня веселый, даже восторженный. Очень интересно узнать причину, но спрашивать неудобно. К концу дня он и сам не выдержал, сказал, когда мы снимали снаряжение в казарме:
– Жена через три дня приедет. Пойду приводить в порядок жилье.
Меня почему-то обрадовало это известие. Наконец-то не будет наш взводный одиноким! Пойдет у него жизнь, как и у всех. В общем, все наши ребята очень довольны. И Степа, как всегда, выразил отношение к событию:
– Товарищ лейтенант, разрешите, мы поможем: побелить надо, полы покрасить, окна помыть.
– Нельзя. Могут быть неприятные разговоры. Спасибо за предложение. Я сам все сделаю.
– Какие разговоры? Мы ж не по приказу, - настаивал Кузнецов. - Просто понимаем: в этом городишке ни маляров, ни других рабочих не найти.
– Ничего. Обойдусь. - Жигалов благодарно посмотрел на солдат: наша забота была ему приятна. - Вы можете помочь мне в другом. Пока буду заниматься уборкой, соблюдайте в казарме порядок. Подготовьте все к очередным занятиям, ну и вообще ведите себя так, чтобы меня не вызывали.
– Не беспокойтесь, все будет в полном ажуре, - заявил Степан.
Лейтенант ушел. Степан посмотрел на нас и сказал твердо:
– Ничего он сам не сделает, не умеет ни белить, ни красить. Надо помочь. Кто со мной?
Конечно, все отделение выразило готовность. Степан спросил Натанзона:
– Что ты умеешь делать?
– Что надо, - быстро ответил Лева.
– Давай конкретнее - белил, красил?
– Я думаю, сумею.
– Ну ладно, думай. К концу первого года научишься. Пойдет старик Агеев: он уже все умеет. А ты, Ракитин, на что мастер?
– Я могу дымоход прочистить, однажды делал это с отцом, ну и все техническое…
Степан размышлял:
– В доме лейтенанта паровое отопление. Ладно, пойдешь разнорабочим, будешь подносить, относить и так далее.
Потом мы пошли со Степаном к старшине Маю.
– Нам нужны ведра, кисти, известь.
Старшина догадался, для чего понадобились вдруг малярные принадлежности солдатам, и не только догадался, но и одобрил нашу затею - он уважал лейтенанта Жигалова. Повел нас в сарайчик, пристроенный к забору, подобрал все, что необходимо. Извлек из ящика большую банку краски.
– Полы вот этим будете покрывать, в магазине сейчас хорошей нет, а это авиационная, быстро сохнет, через три часа ходить можно. - Старшина помедлил и внезапно спросил: - А вы сможете сделать хорошо? Или только материал загубите?
Кузнецов возмутился:
– Вы что, нас не знаете? Мы же с вами казарму ремонтировали.
– А, да! Только чтоб все было как у настоящих маляров. Понятно?
– Понятно.
Когда мы переоделись в рабочее обмундирование и готовы были уже идти в офицерский дом, я высказал Степану сомнение:
– А не подведем мы лейтенанта? Может, лучше предупредить Шешеню.
Замполита в канцелярии не было. За столом сидел ротный. Он спросил:
– Вы ко мне?
– Нет, товарищ капитан, - ответил Кузнецов и хотел прикрыть дверь, но Узлов остановил его:
– Куда это вы собрались?
Степан замялся.
– Зайдите-ка! - приказал капитан, почуяв неладное.
Мы зашли. Встали у двери, переминаясь с ноги на ногу.
– Что затеяли? - прямо спросил ротный.
– Да мы… у нас… - начал сбивчиво Кузнецов.
– Яснее!
– Ну решили помочь лейтенанту Жигалову. У него жена приезжает. Надо побелить, покрасить. Он ничего не знает, товарищ капитан. Мы сами…
«Молодец Степан, вывернулся, - думал я, слушая его объяснение. - Жигалов в стороне, и все будет законно».
Узлов усмехнулся. Он, конечно, все понял. Спросил:
– А где лейтенант?
– Он дома, мучается, наверное. Разрешите?
– Ладно, шагайте. Только все это в неучебное время должно делаться.
– Понятно, товарищ капитан.
Мы вышли из канцелярии довольные. Все формальности соблюдены.
Встретил нас Жигалов улыбкой, но в глазах его таилась явная досада:
– Я же сказал вам, нельзя это делать.
– Да мы же не сами пришли, товарищ лейтенант, - объяснил Степан. - Нас капитан Узлов послал.
– Как - Узлов?
– Да так, вызвал, приказал старшине Маю выделить материал для ремонта и отправил. Шагайте, говорит, и чтоб все сделали как настоящие мастера.
На другой день Жигалов, наверное, поблагодарил командира роты за внимание и помощь. А капитан Узлов, сообразив, что это продолжение нашей затеи, задержался около строя, когда мы уходили на занятия, отыскал глазами Кузнецова и меня и весело сказал:
– Желаю успехов! - и покачал головой: - Ну и артисты!
«Здравствуй, дорогой Витенька!
Получили мы письмо, сынок, в котором ты сообщаешь о намерении пойти в военное училище. Конечно, это немного неожиданно, но, если ты все серьезно обдумал и тебе по душе политическая работа, поступай. Для человека большое счастье в жизни, когда он занимается любимым делом. Мы свой век прожили, а у тебя все впереди. Дадут ли тебе отпуск и побываешь ли ты дома? Мы очень о тебе соскучились. Как твое здоровье? Не надо ли тебе чего-нибудь?
P. S. Как будет с Олей, она ведь здесь учится в институте?
Целуем.
Мама и папа».
…Ах, мама милая, это P. S. - запрещенный прием! Последняя соломинка, за которую ты хватаешься. С Олей все будет просто. Она закончит институт и приедет туда, где буду служить я…
Три вечера ремонтировали мы комнату Жигалова: побелили, покрасили пол, потолок, дверь, рамы. Лейтенант работал вместе с нами. Получалось у него, правда, не особенно хорошо.
– Не прошел я срочную службу, - шутил он, - так на всю жизнь неполноценным и останусь.