Если бы Массена не удержал Швейцарию, или бы сделал хоть одно ложное движение, или совершил ошибку во времени, то беглецы из Египта вернулись бы во Францию, оккупированную английскими, австрийскими и русскими войсками. Не было бы ни Маренго, ни Аустерлица, ни Ватерлоо. Таким образом, Массена сам оказался повивальной бабкой при рождении саги, в которой он, удержав Швейцарию, спасает Францию для Наполеона. Одновременно он проявил себя как гений искусства обороны, мастерство которого не превзошел ни один полководец ни в одной из армий мира.
В то лето, когда Наполеон отплыл в Египет, коалиция, располагающая 300 тысячами фунтов стерлингов, переформировала свои ряды. На голландском побережье высадился англо-русский десант под командованием герцога Йорка. Австрийцы, ведомые эрцгерцогом Карлом, отогнали Журдана на нижнее течение Рейна. Страшный русский фельдмаршал Суворов, этот получеловек и полудемон в одном лице, собирался перейти Сен-Готард и соединить свои силы с австро-русскими войсками в Цюрихе. Если бы Массена был повергнут, ничто бы не могло остановить наступления союзников на Париж.
С северо-востока, чтобы остановить герцога Йорка, спешил Брюн, встретивший теперь генерала, который действительно мог приказать своим войскам сперва подниматься на холм, а потом спускаться с него. Брюн не был блестящим стратегом, но по сравнению с герцогом Йорком его можно считать гением. В очень короткое время он не только дважды разбил герцога, но и уговорил его эвакуироваться. Северные берега Франции снова стали безопасными.
На юге же дела обстояли совсем не так удовлетворительно. Ситуация уже не была просто плохой — она была очень плохой. Никто не мог удержать русского фельдмаршала Суворова, который разбивал любую посылаемую против него армию и вскоре захватил все города, уже занятые французами в Италии. Серюрье и его старшие офицеры были взяты в плен, а генерал Макдональд, пришедший из Неаполя, чтобы предотвратить разгром, был выброшен через Апеннины в Геную. Французы предприняли попытку взять реванш при Нови, но генерал Жубер был при этом убит, а два бывших дворянина, Груши и Периньон, также попали в плен при нападении неприятеля на их арьергард.
В это же время еще одна русская армия под командованием Корсакова стояла в Цюрихе, дожидаясь подхода сил своего соотечественника Суворова через Сен-Готард. За его перемещениями, словно игрок в покер, набравший плохую карту, наблюдал Массена, развернувший свои войска полукругом, пытаясь таким образом контролировать все направления сразу.
В пользу старого мошенника говорили два обстоятельства: его собственное неутомимое терпение и чрезвычайно высокие боевые качества его дивизионных командиров. В это время под командованием Массена в Швейцарии служило не менее четырех будущих маршалов. Начальником штаба у него был Удино, крепкий и надежный боевой командир, когда-то мечтавший стать пивоваром, а при Удино состоял Мишель Ней, которого судьба чуть было не сделала бочаром в Эльзасе. Кроме того, в Швейцарии служили Луи Сюше, который, последуй он желанию родителей, стал бы торговать шелком, и Никола Жан де Дье Сульт, собиравшийся стать пекарем. Далее, там служили сын фермера Мортье, высокий и веселый человек, которого любили буквально все, а также такие командиры, как Лекурб, Суан, д’Эрлон и Вандамм, каждому из которых было суждено увидеть свое имя на стенах Триумфальной арки. Перечень старших офицеров Швейцарской армии мог бы вдохновить и менее уверенного в себе главнокомандующего, чем Массена, который все еще сидел в своей штаб-квартире и держал в руках нити управления своими войсками, как сверхосторожный игрок держит в руках карты.
Задача Массена осложнялась двумя очень неприятными для него обстоятельствами. Во-первых, он должен был отслеживать действия Корсакова и австрийской армии в самом Цюрихе и в его окрестностях, где союзники накапливали силы, чтобы вторгнуться во Францию сразу же с приходом Суворова. Во-вторых, он должен был следить за Суворовым, удерживая его близко от войск союзников, но не настолько близко, чтобы он мог прорваться к ним. И кроме всего прочего, он должен был убеждать впавших в панику парижских политиков, что момент для нападения на врага выбирается им, а не ими.
В его штаб-квартиру то и дело прибывали курьеры с требованием переходить в наступление, но Массена крепко держал в руках свои карты и ждал. В Цюрих стягивалось все большее количество вражеских войск — город и его окрестности были запружены повозками и заставлены складами. От сражавшегося в горах Лекурба пришло известие, что Суворов ярд за ярдом пробивает себе дорогу к Сен-Готарду, и умелые маневры Лекурба могут только задержать, но не остановить его. В штаб-квартиру прибывали новые курьеры с новыми настойчивыми требованиями: если Массена не перейдет в наступление, республика погибнет. Массена их внимательно читал, но ничего не отвечал и… ничего не делал. Спокойно, без каких-либо признаков отчаяния он дожидался, когда кто-то из игроков сделает неверный ход, и наконец этот «кто-то» нашелся. Им оказался русский генерал Корсаков, растянувший свои линии настолько далеко, что оказался прижатым спиной к озеру.
Массена коброй бросился на него. Прижав русских к озеру, он выслал Ожеро отрезать им дорогу к бегству. Русский генерал знал, что оказался в ловушке. Бросив все пушки и припасы и потеряв 8 тысяч военнопленными, Корсаков прорвал боевые линии Удино и обратился в бегство. Таким образом, какой-либо контакт между русскими генералами теперь был исключен. В тот же день, когда Массена и Удино разбили Корсакова, Сульт совершил молниеносное нападение на австрийскую армию. В спешке австрийцы побросали все, что могли. Они были озабочены лишь тем, как выбраться из Швейцарии на территорию своей страны. Итак, от страшного трезубца осталась только армия Суворова, стремившегося к Сен-Готарду. Победоносные французские войска, организовав, выражаясь современным языком, настоящий джихад, устроили Суворову трепку, которую он должен был помнить всю жизнь. Ему повезло — он прошел через дикие горы Граубюндена с потрепанными остатками своей армии, и царь, его повелитель, был настолько расстроен всеми этими событиями, что тотчас же вышел из коалиции.
В Париж помчались конные курьеры с известием о спасении Франции, однако их прибытие не вызвало того ликования, которое должно было произвести. Этому были свои причины. С юга прискакал еще один штабной офицер с новостями столь же чрезвычайной важности. Наполеон высадился во Фрежюсе и направлялся в столицу.
Глава 5Безопасность для всех!
Не нужно было быть большим политиком, чтобы понять, что в течение короткого периода времени между возвращением Наполеона на улицу Шантерен (переименованную в улицу Победы в честь его итальянских триумфов) и захватом им власти в результате переворота, вошедшего в историю как брюмер, в Париже происходило нечто очень важное и таинственное.
На каждого, живущего в этом квартале Парижа, должен был производить впечатление постоянный поток именитых визитеров, входивших и выходивших из дома, который когда-то занимал великий актер Тальма и куда Жозефина привезла своего супруга после их свадьбы пять лет тому назад. Тот, кто стаивал на углу Рю де ла Виктуар в ноябре 1799 года и следил за каретами и всадниками, подъезжавшими и отъезжавшими от этого дома, имел возможность увидеть почти всех политических деятелей, которым было суждено творить историю Первой империи. Ее история началась тогда, когда молодой Бонапарт артиллерийским огнем выгнал англичан из Тулона. Ей предстоит завершиться через двадцать лет, когда последняя армия императора в беспорядке побежит по дороге, ведущей от Ватерлоо к Шарлеруа. Да, они были здесь все, беседующие друг с другом, отчаянно жестикулирующие, обхаживающие и обхаживаемые, протестующие, обращающие и обращаемые в новую веру. Это был скорее не заговор, а что-то вроде распродажи, на которой главным продавцом был сам Наполеон. А что же он продавал? Не что, а кого — себя. На роль будущего хозяина Франции!
Итак, они входили и выходили, проводя часть дня с очаровательной, прелестной Жозефиной или ее невесткой Жюли, дочерью мыловара, приданое которой еще недавно спасло клан Бонапарта от нищеты. Многие из них оставались выпить бокал вина и объявить себя сторонниками Бонапарта, но находились и такие, кто уходил, размышляя о том, насколько мудро было бы поддержать человека, который только что оставил свою армию и прибежал домой подобно испуганному огнем новобранцу.
Конечно, там были и такие, которых не нужно было убеждать, что Наполеон — именно тот человек, который должен управлять Францией. К числу новообращенных относились Жан Ланн, все еще ковыляющий на костылях из-за раны в бедре, полученной им под Абукиром, и его соперник Мюрат, рана которого уже была залечена и который, находясь уже в лучшей форме, носился по Парижу во главе гремящих шпорами и саблями отрядов гусар и драгун. Здесь был и артиллерист Мармон, самый старший по стажу друг Наполеона, который уже давно решил следовать за ним до конца (или почти до конца), а также и незаменимый Бертье, планирующий заговор с такой же педантичностью, с какой бы он планировал сражение, — с аккуратно разложенными стопками документов и своей никогда не ошибающейся памятью на имена и предполагаемое местонахождение любых потенциальных приверженцев. По поводу лояльности этих людей или менее известных генералов вроде Макдональда и пожилого педантичного Серюрье, не очень любившего шум и суету революций, никогда никаких сомнений быть не могло. На них, а также на подчиненных им офицеров всегда можно было положиться в том отношении, что они всегда были готовы поддержать любого профессионального военного против любого гражданского лица, и в тот кризисный момент, когда заговор оказался на волосок от провала, они полностью доказали свою надежность.
Вместе с тем было немало непричастных к заговору общественных деятелей, которых еще предстояло убедить, что долг солдата состоит как раз в том, чтобы свергнуть конституционное правительство и установить военную диктатуру. Так, например, бывший старший сержант Лефевр, нынешний губернатор Парижа, приехал в дом Бонапарта, чтобы выяснить, что же, черт побери, все-таки происходит и почему воинские подразделения маршируют или галопируют по всему городу. Намерены ли они произвести некую демонстрацию против законно избранного правительства?