стал герцогом Аустерлицким, герцогом Йенским, герцогом Фридландским или герцогом де Маренго. Он был совершенно прав в отношении Аустерлица, Йены и Фридланда, но только не в отношении Маренго. Честь победы в этой битве не принадлежала ни ему и ни Мармону, ни Келлерману, ни Ланну, ни одному из участвовавших в ней генералов. Ее заслужил Андре Массена, сделавший ее возможной уже тем, что выпекал свои отвратительные буханки в общественных пекарнях Генуи и запрещал устраивать похороны с военными почестями, чтобы они угнетающе не действовали на психику оставшихся в живых. Массена должен был бы понимать это, но он никогда не вздорил из-за титулов, которыми его одаряли. Да и интересовали его не столько титулы, сколько сопряженные с ними доходы.
Глава 7Карта не понадобится
«Нет плохих солдат, есть только плохие офицеры!» — заявил однажды Наполеон, и за время, прошедшее между разгромом австрийцев при Маренго и формированием еще одной коалиции, намеренной поставить Францию на колени, первый консул приложил все усилия к тому, чтобы в будущем французских солдат вели в бой самые талантливые, лучшие из лучших офицеры.
Поражение Австрии в 1800 году поставило Англию в положение изоляции, и Наполеон, понимавший, что нация, воевавшая без перерыва более семи лет, крайне нуждается в длительной передышке, направил все силы, всю свою мощную волю на обеспечение временного мира с островитянами. Некоторое время это ему не удавалось, но в 1801 году в Англии возобладала партия мира, и, когда военные действия закончились, будущие маршалы смогли отдать всю свою энергию на создание военной машины, которой было суждено распоряжаться Европой еще целых двенадцать лет. Однако должно было пройти еще три года, прежде чем восемнадцать из двадцати шести самых знаменитых генералов станут маршалами, а Наполеон, уже возведший себя в ранг пожизненного консула, коронуется императорской короной в соборе Нотр-Дам.
Большую часть этого времени войска, которые успешно вторгались в Нидерланды, дважды проходили через Северную Италию, дважды наносили поражение войскам половины Европы в Швейцарии и под Генуей и пересекали пустыню от Каира до Акры, теперь стояли лагерем, имеющим форму гигантской выпуклой дуги, вытянутой вдоль северных берегов Европейского континента. Лагерь был создан как база для вторжения в Англию, о чем говорилось открыто, и никто, по меньшей мере к концу этого периода, не сомневался в серьезности намерений Наполеона осуществить это вторжение. Наполеон хорошо понимал, какими опасностями чревато это вторжение без поддержки мощного морского флота. Хотя французские знамена реяли на утесах Булони, английский флот, самая мощная в мире боевая сила на морях, крейсировал на расстоянии пушечного выстрела от побережья, готовый потопить неуклюжие десантные баржи французов, как только они выйдут в море. Тем не менее он упорно продолжал говорить о вторжении, и командиры корпусов не сомневались, что рано или поздно оно произойдет. Возможно, что главная цель Наполеона, державшего противника в состоянии постоянной боеготовности, состояла в том, чтобы постоянно совершенствовать эту машину, которая была ему нужна, в частности, как средство для основания династии.
В целом для группы профессиональных солдат, бывших ремесленников, бывших адвокатов, сыновей красильщиков и бочаров, следовавших за барабанами со дня падения Бастилии, это был благоприятный, создающий надежды и успешный с точки зрения карьеры период.
Брюн, единственный из генералов, уже встречавшийся с англичанами на поле боя и разгромивший их, был отправлен на все еще беспокойный Запад с приказом предпринять последнюю попытку убедить храбрых и тупоголовых крестьян Вандеи, что революция — свершившийся факт и что у Бурбонов нет никаких перспектив возвратиться на престол и наказать тех, кто гильотинировал Людовика и его австриячку жену.
Чтобы придать больше убедительности доводам Брюна, Наполеон выделил в его распоряжение 60-тысячную армию. Генерал добился было некоторых успехов, но через некоторое время он был переведен в Италию, а на его место прислан Бернадот. К всеобщему раздражению, гасконец преуспел там, где терпел поражение любой другой военачальник. Уже многие годы война в Вандее была для республики кровоточащей раной. Колонна за колонной «синих» пропадала в этой дикой стране, населенной фанатичными и кое-как вооруженными углежогами и возчиками, людьми, которые не желали или не могли признать, что в Версале больше нет ни короля, ни очаровательной королевы, изображавшей пастушку в играх со своими придворными. Кое-кто утверждал, что уклончивый Бернадот был послан в сердце пылающих провинций в надежде, что его неудача послужит достаточным основанием для того, чтобы сместить его и избавиться от беспокойного и не очень надежного соратника. Другие же предполагали, что он получил этот второй шанс из-за близкого знакомства своей жены с Наполеоном, когда-то имевшего место, и ее дружбы со старшим братом Наполеона. Ближе к истине, вероятно, второй мотив. У Наполеона было много недостатков, но способность таить зло к их числу не относилась. Он был слишком большим человеком, чтобы испытывать ненависть к отдельному человеку, группе лиц или даже нации.
Так или иначе, выжидатель-гасконец достиг триумфа. Он превосходно ладил со своими волонтерами, и с Запада теперь уже ничто не угрожало. С этого времени и вплоть до опалы, постигшей его через семь лет, Бернадот был осыпаем теми же милостями, что и все остальные.
Иначе обстояли дела у Макдональда, которого, хотя он и поддержал в свое время государственный переворот, Наполеон сильно подозревал в якобинстве и который длительное время пребывал в немилости.
Возможно, неудовольствие Наполеона этим упрямым полушотландцем имело какие-то личные основы, поскольку с некоторых пор Макдональд заработал репутацию завзятого донжуана. Его наиболее известной любовницей была Полина, самая очаровательная и самая остроумная женщина из клана Бонапартов. Полине, этой чрезвычайно сексуальной даме, поклонников, видимо, никогда не хватало; про нее говорили, что в течение недели у нее бывали свидания с пятью любовниками. Однако наибольшее внимание она, видимо, уделяла все-таки Макдональду, поскольку, по слухам, она однажды затворилась с ним в замке Сен-Ле на целых три дня, причем запас провианта был завезен туда заранее. Наполеон ненавидел скандалы, в которые были вовлечены члены его семьи, и чрезвычайно рассердился, узнав про этот романтический уик-энд. Он так полностью и не простил будущего маршала до тех пор, пока не вручил ему жезл на поле при Ваграме в 1809 году.
Что же касается Иоахима Мюрата, то он в это время шагал по карьерной лестнице быстрее, чем обычно. В год победы при Маренго он женился на Каролине, младшей сестре Наполеона, которую он не забыл защитить в дни брюмера и на которой решил жениться еще во время их первой встречи в Милане за четыре года до этого. Жозефина благоприятно отнеслась к его сватовству, хотя впоследствии ей пришлось заплатить за свое покровительство высокую цену. Наполеон определил Каролине приданое в 30 тысяч франков, но, испытывая нужду в средствах, наложил руку на любимое жемчужное ожерелье своей жены. Жозефина не замедлила компенсировать свою потерю. Она тотчас же послала за одним известным ювелиром и получила через него гораздо более дорогое ожерелье, которое когда-то принадлежало несчастной Марии Антуанетте. Конечно, Наполеона нужно было заставить поверить, что эта замена сделана на долгий срок, и она сообщила мужу, что ей подарили ожерелье в Италии. Помочь в этом щекотливом деле она попросила Бертье и убедила злополучного начальника штаба обмануть Наполеона насчет стоимости новой драгоценности. Бертье был очень привязан к Жозефине и оказал ей посильную помощь, хотя сам факт обмана очень тревожил его совесть и он очень опасался, что будет разоблачен как сообщник. Но разоблачен он никогда не был. Наполеон замечательно отслеживал общую обстановку в стране и отмечал ошибки своих советников, но как супруг этим качеством он похвалиться не мог.
Вскоре после победы при Маренго роялисты сделали последнюю попытку уничтожить человека, который, как они прежде надеялись, мог использовать свою власть для восстановления Бурбонов на престоле. Несколько горячих голов соорудили адскую машину, заложив в нее целую бочку пороха, и, снабдив медленно сгорающим фитилем, спрятали ее в телеге, стоящей на пути следования Наполеона в Опера. Бомба разорвалась, вызвав сильные разрушения и жертвы. Наполеон успел проехать мимо, но ее взрыв имел и такое нежелательное последствие, как преждевременное рождение первого ребенка Каролины, Ахилла. Каролина ехала в карете, следовавшей сразу же за каретой консула, и ее пришлось положить в постель уже через несколько часов после взрыва. Если учесть, что жизнь его жены оказалась в опасности, Мюрат проявил большую умеренность и даже милосердие, попросив первого консула пощадить жизнь заговорщиков. Его просьба была отклонена, но послужила укреплению его репутации и доброго имени.
В этот период в кругах парижских заговорщиков наблюдалось особое оживление, и у правительства соответственно ощущалась сильная потребность в создании эффективной полиции в столице. Наполеон не испытывал особого доверия к профессиональным полицейским. «Они сочиняют больше, чем раскрывают, и ловят лишь дураков!» — ворчал он. К счастью, под рукой у него оказался первоклассный военный полицейский. Даву удалось бежать из Египта и добраться до дома после ряда ужасающих приключений, и лишенный чувства юмора бургундец стал очень хорошим полицейским. Даву не относился к тем, кто ловит дураков и фабрикует улики. Он был внимателен, основателен и абсолютно безжалостен. Подкупить его было нельзя, а ведь играть на несуществующих человеческих слабостях просто невозможно. И с тех пор, как в штаб-квартире парижской полиции водворился этот обладающий железной волей человек, адские машины на улицах Парижа больше не взрывались.
У Ланна и Ожеро, как обычно, были неприятности. Оба довольно мрачно отнеслись к акту примирения Наполеона с Церковью, и на специальной церковной службе в честь конкордата с Римом Ланн проворчал, что здесь не хватает разве только тех миллионов, которые отдали свою жизнь, чтобы избавиться от всего этого лицемерия. Ожеро, по-прежнему республиканец сердцем, соглашался с ним, и они оба успокаивали свою совесть, ругаясь на всем протяжении службы.