их дел, составляла примерно 105 млрд рублей. На 1953 г. план капитальных работ был утвержден в сумме 13,34 млрд рублей.
21 марта Берия высказал конкретные предложения, направленные на сокращение нерациональных затрат из государственного бюджета. Принятые правительством, эти предложения воплотились в следующие строки постановления: «Учитывая, что строительство ряда гидротехнических сооружений, железных, шоссейных дорог и предприятий, предусмотренное ранее принятыми постановлениями правительства, не вызывается неотложными нуждами народного хозяйства, Совет Министров постановляет:
1. Прекратить строительство следующих объектов:
а) гидротехнических сооружений — Главный Туркменский канал; самотечный канал Волга-Урал; Волгобалтийский водный путь; гидроузлы на Нижнем Дону; Усть-Донецкий порт;
б) железных и автомобильных дорог — железная дорога Чум-Салехард-Игарка, судоремонтные мастерские, порт и поселок в районе Игарки; железная дорога Комсомольск-Победино; тоннельный переход под Татарским проливом; железная дорога Апатиты-Кейва-Поной; железная дорога Варфоломеевка-Чугуевка-бухта Ольга; железная дорога Чугуевка-Сергеевка; железная дорога Архангельск-Ручьи-Мезень; железная дорога Красноярск-Енисейск; железная дорога Петропавловск-на-Камчатке-Усть-Большерецк; автомобильная дорога Усть-Большерецк-Озерновский рыбокомбинат; автомобильные дороги на Кольском полуострове, в Архангельской и Мурманской областях и на побережье Балтийского моря;
в) промышленных предприятий — Кировский химический завод; Черногорский завод искусственного жидкого топлива; Араличевский завод искусственного жидкого топлива; верфь металлического судостроения в Осетрово».
Прекращение или полный отказ от строительства этих объектов общей сметной стоимостью 49,2 млрд. рублей, сооружавшихся главным образом руками заключенных, позволяли в одном лишь 1953 г. сэкономить для народного хозяйства 3,46 млрд. рублей.
По инициативе министра внутренних дел было осуществлено мероприятие, необходимость которого в современной России осознали лишь в 1998 г.: постановлением Совета Министров СССР от 18 марта 1953 г. в Министерство юстиции был передан ГУЛАГ — исправительно-трудовые лагеря и колонии. МВД также освободилось от строительных главков, передав их тем министерствам, в интересах которых до этого использовался труд заключенных, в том числе от таких гигантов, как Дальстрой, Спецстрой, Енисейстрой, Средазгидрострой, Главгидроволгобалтстрой, Гидропроект и другие. После этого оно располагало только оперативным аппаратом, а также лагерями, где содержались особо опасные преступники и осужденные военные преступники из числа военнопленных.
Берия даже замахнулся на святая святых советской экономики, с 20-х г. не мыслимой без использования дешевого труда заключенных. В одном из своих последних документов, внесенном 16 июня 1953 г. на рассмотрение президиума ЦК КПСС, он предложил «ликвидировать сложившуюся систему принудительного труда ввиду экономической неэффективности и бесперспективности».
…Неполные четыре месяца, отведенные судьбой «Лубянскому» реформатору, заканчивались. Он энергично пробивал через неповоротливую, сконструированную под единоличную волю Сталина партийно-государственную машину свои многочисленные предложения, а за его спиной уже вовсю сговаривались «товарищи» из президиума ЦК.
По признанию Маленкова, вопрос о необходимости устранить Берию возник после заседания президиума ЦК 12 июня, на котором обсуждались его очередные записки. Как считают многие историки, инициаторами сговора выступали Маленков и Хрущев. Они индивидуально провели беседы со всеми членами президиума. В поддержку устранения «лубянского маршала» сразу выступили Молотов, Булганин, Каганович. Чтобы уломать Ворошилова, явно опасавшегося провокации, потребовалось вмешательство Молотова. Вначале не был согласен на полное устранение Берии и Микоян, предлагая использовать его на хозяйственной работе. Он, как и Ворошилов, не видел никакого заговора министра внутренних дел.
Верили ли в него сами Маленков и Хрущев? Вряд ли. Думается, они просто испугались потеряться на фоне своего куда более энергичного коллеги, прямо-таки пульсировавшего реформаторскими начинаниями, обнаружить свою никчемность. Взаимные счеты, личные властные амбиции они пока отставили в сторону. Каждый из них мобилизовал силы того лагеря, который представлял — структуры государственной власти и партийный аппарат, чтобы сначала устранить общего для них обоих конкурента, а потом уж схватиться друг с другом. В конце концов, двум руководителям удалось уломать всех членов президиума ЦК.
26 июня 1953 г. во время заседания президиума Совета Министров СССР (которое было объявлено заседанием президиума ЦК КПСС, так как присутствовали все его члены), Берия был арестован. Арест произвела группа военных во главе с заместителем министра обороны маршалом Г. К. Жуковым. До наступления темноты теперь уже бывшего министра внутренних дел продержали в Кремле, пока не сменили охрану, а затем перевезли на гауптвахту столичного гарнизона. На следующий день из опасения, что люди, верные Берии, могут попытаться освободить его, было выбрано новое место содержания — бункер на территории штаба Московского военного округа.
Здесь Берия, добившись бумаги и карандаша, лихорадочно нацарапал письмо «товарищу Маленкову»:
«Дорогой Георгий.
Я был уверен, что из той большой критики на президиуме я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе, считаю что ЦК поступил правильно. Считаю необходимым сказать, что всегда был беспредельно предан партии Ленина-Сталина, — своей родине, был всегда активен в работе. Работая в Грузии, в Закавказье, в Москве МВД, Совете Министров СССР и вновь в МВД все, что мог отдавал работе, старался подбирать кадры по деловым качествам, принципиальных, преданных нашей партии товарищей. Это же относится к Специальному комитету, Первому и Второму главным управлениям занимающихся атомными делами и управляемыми снарядами. Такое же положение Секретариата и помощников по Совмину. Прошу Товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Клементия, Хрущева Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других пусть простят, если и что и было за эти пятнадцать лет большой и напряженной совместной работы. Дорогие товарищи желаю всем Вам больших успехов за дело Ленина-Сталина, за единство и монолитность нашей партии, за расцвет нашей Славной Родины.
Георгий, прошу, если это сочтете возможным семью (жена и старуха мать) и Сына Серго, которого ты знаешь не оставить без внимания.
Лаврентий Берия».
Письмо, надо признать, недостаточно грамотное: таковы уж были «особенности» орфографии и пунктуации его автора. Но в нем все же нет проявлений какого-то особенного страха или смятения. Возможно, первому заместителю премьера и министру внутренних дел думалось, что «посадили» его для острастки — подержат в заключении, попугают и выпустят. Ведь не при Сталине же. Да и президиум ЦК поддержал немало из того, что он, Берия, предлагал по восстановлению норм законности.
Но даже изощренный ум Лаврентия Павловича не позволил ему предвидеть, каких «собак» навешают на него вчерашние коллеги и конкуренты. А те, откровенно говоря, постарались от души. Берия — ни много, ни мало был объявлен агентом иностранных разведок.
Многолетний секретарь ЦК А. А. Андреев, фигура, к слову, бесцветная, способная лишь безропотно выполнять указания вождей, будь то Сталин или Хрущев, говорил с трибуны июльского пленума о Берии, не утруждая себя поиском доказательств: «Он, безусловно, был международным агентом империалистов… Возможно, что на него делали ставку как на диктатора фашистского типа. И я думаю, что из этого мерзавца надо вытянуть все жилы[25], чтобы была ясная картина его отношений с заграницей, кому и как он служил… Ясно, что он имел тщательно разработанный, конечно, не им одним, а продиктованный его хозяевами план ликвидации советского строя в нашей стране».
Что стояло за этими и им подобными обвинениями, насколько они были обоснованными — помогают сегодня представить лишь недавно опубликованные документы из архивов Президента РФ и ФСБ.
Так, одним из серьезнейших обвинений, выдвинутых против Берии, было «умаление авторитета И. В. Сталина и попытка поставить органы МВД над партией». Докладывавший на июльском пленуме Маленков предъявил ему обвинения в том, что тот контролировал членов президиума ЦК КПСС силами приставленной к ним охраны, следил за их передвижениями, прослушивал телефонные разговоры. «Нечего и доказывать, что такие действия Берия являются враждебными в отношении партии. Ясно, что Берия преступно замыслил поставить МВД над партией, замыслил поставить ЦК и Правительство под контроль МВД».
Председатель Совмина не мог не понимать, что у участников пленума да и населения страны в целом обязательно возникнет недоумение, почему же в таком случае с заговорщиком Берией не только не разобрались раньше, но и поддерживали многие его предложения постановлениями президиума ЦК и правительства. Следовало предвосхитить подобные вопросы, заранее заглушить возможную критику. Но как: ведь он, естественно, не мог сказать, что такова была логика борьбы за власть. Каждый из. членов высшего руководства дожидался, пока определится расстановка сил и выявится главный конкурент, а уже потом осторожно переходил к поиску союзников. Ясно, что в одиночку составить конкуренцию Берии было никому не под силу.
Не мог Маленков сказать и о том, что арест был осуществлен в нарушение требований тогдашнего законодательства. Это был самый настоящий заговор руководящего партийного органа против одного из своих членов. Налицо были все признаки заговора: строгая конспирация, закулисные переговоры, формирование вооруженной группы, предназначенной для осуществления ареста.
Что же ответил Маленков? Как бывало чаще всего, растяжимо: «На этот счет надо сказать следующее. Прошло 3, около 4 месяцев после смерти т. Сталина. Надо было всем увидеть его как нарушителя, подрывника единства нашего ЦК. Надо было