дов он скрывал за заносчивостью и показной строгостью. До поры до времени на него работал авторитет героя Гражданской войны и Финской кампании.
Но только до поры… Перечисляя прегрешения маршала, майор госбезопасности Михеев подводил секретаря ЦК к выводу, что в их основе лежит вредительская, заговорщическая деятельность Кулика, и предлагал арестовать ею. Тогда маршалу удалось избежать серьезных неприятностей. Он был направлен в войска, возглавив на Ленинградском фронте 54-ю армию. Но это длилось недолго.
9 ноября 1941 г., наделенный высоким статусом уполномоченного Ставки ВГК на Керченском направлении, Кулик лично от Сталина получил приказ срочно выехать на Таманский полуостров и в Керчь. С какой целью? Этот вопрос не случаен. Маршал считал: чтобы, организовав имеющиеся там войска, не допустить выхода противника на Северный Кавказ. Верховный Главнокомандующий, как оказалось позднее, имел в виду удержание Керчи любой ценой.
Ознакомившись с обстановкой на Таманском полуострове, маршал установил, что там не было ни единой воинской части, могущей прикрыть его от возможного наступления немцев, отсутствовали какие бы то ни было оборонительные сооружения, за исключением одиночных окопов. Посадив в оборону несколько наспех сколоченных частей, Григорий Иванович переправился в Крым. Как позднее он докладывал Сталину, командование наших войск истинной обстановки не знало, будучи уверено, что Керчь обороняется надежно. Личное же общение с командирами частей показало, что пехоты мало, и та собрана главным образом из тыловиков, резервов никаких нет. При малейшем нажиме противника следовал отход.
Оценка обстановки и соотношения сил привели Кулика к выводу, что больше двух дней армия оборонять город и пристани не сможет. В этих условиях маршал посчитал необходимым не оставлять на Керченском полуострове остатки войск (в этот момент в его распоряжении насчитывалось около 12 тысяч бойцов и командиров, более 200 орудий, более 200 автомашин), а перебросить их на Таманский полуостров для организации там устойчивой обороны. В противном случае враг, разбив наши части, смог бы на плечах отступающих безнаказанно переправиться через Керченский пролив, и путь на Северный Кавказ ему был бы открыт.
Отдав командующему войсками Крыма вице-адмиралу Г.И. Левченко и начальнику штаба генерал-майору П.И. Батову необходимые приказания, Кулик возвратился на Тамань, поскольку считал главной задачей организацию обороны именно там. В тот же день, 13 ноября, он донес начальнику Генерального штаба маршалу Шапошникову о решении эвакуировать войска. Ответ же получил только 16-го, при этом ему было предписано во что бы то ни стало удержать плацдарм на западном берегу Керченского пролива. Но поезд, как говорится, ушел: остатки 51-й армии переправились на Таманский полуостров еще минувшей ночью.
Сталин потребовал от Григория Ивановича объяснений. Маршал, в деталях описав ситуацию на Керченском и Таманском полуостровах, подробно перечислив все меры, которые он предпринял, чтобы не допустить прорыва немцев через Тамань на Кавказ, упирал на то, что именно в этом и состояла задача, поставленная Сталиным. «Эту задачу я и выполнил», — подчеркивал он. Судя по всему, страстные доводы Кулика не убедили Верховного Главнокомандующего. 6 февраля 1942 г. постановлением Государственного Комитета Обороны Кулик был передан в руки Специального присутствия Верховного суда СССР. В вину ему вменялось то, что он «в нарушение приказа Ставки и своего воинского долга санкционировал сдачу Керчи противнику и своим паникерским поведением в Керчи только усилил пораженческие настроения и деморализацию в среде командования крымских войск»{91}.
К слову, в 1957 г., проведя необходимую проверку, заместитель министра обороны СССР маршал И.С. Конев и Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко сообщили в ЦК КПСС, что к 11—15 ноября 1941 г. силы противника на этом фронте количественно превосходили наши войска в несколько раз. В сложившихся условиях командование войсками керченского направления и Кулик «с наличными и притом ослабленными силами и средствами удержать город Керчь и изменить ход боевых действий в нашу пользу не могли»{92}.
Но в 1942 г. Специальное присутствие рассуждало по-иному. Кулик был приговорен к лишению воинского звания Маршал Советского Союза, «Золотой Звезды» Героя Советского Союза и других государственных наград. Пострадал он и по партийной линии: Пленум ЦК ВКП(б) вывел его из состава ЦК. Кроме того, он лишился и поста заместителя наркома обороны.
И все же он отделался сравнительно легко. Григорию Ивановичу сохранили не только жизнь и свободу, но даже и высокое воинское звание, понизив лишь до генерал-майора. Почти год находясь в распоряжении наркома обороны, он выполнял отдельные поручения на фронтах. Кажется, во вчерашнего маршала вновь поверили. В апреле 1943 г. он вступил в должность командующего 4-й гвардейской армией с одновременным присвоением звания генерал-лейтенанта. Но действовал новоиспеченный командующий неудачно.
«С горьким чувством вспоминаю я этого человека, — писал маршал A.M. Василевский. — В начале войны он неудачно выполнял задания Ставки на Западном направлении, потом так же плохо командовал одной из армий под Ленинградом. В силу своих отрицательных личных качеств он не пользовался уважением в войсках и не умел организованно руководить действиями войск»{93}.
Уже в сентябре 1943 г. Кулика отозвали с фронта. Пауза неопределенности затянулась до января следующего года, когда Григорий Иванович вернулся к уже знакомой по 1941 г. работе — он был назначен заместителем начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Красной Армии. Президиум Верховного Совета СССР вернул ему отобранные ранее по суду два ордена Ленина, три ордена Красного Знамени, другие награды.
Война все вернее шла к своему завершению. В ходе нее выдвинулась целая плеяда полководцев новой формации, среди которых Кулику, как и большинству его сверстников и товарищей по Гражданской войне и по Первой конной армии — К.Е. Ворошилову, С.М. Буденному, И.Р. Апанасенко, И.В. Тюленеву, Е.А. Щаденко, места уже не находилось.
Вероятно, следовало бы смириться с этим обстоятельством, понять, что с багажом 20-х гг. в современной войне делать нечего. Но Григорий Иванович, что называется, закусил удила. Он всюду жаловался, что его незаслуженно затирают, сетовал на тех сослуживцев, которые, оставшись в высших эшелонах власти, забыли о своем однополчанине. Как и следовало ожидать, эти разговоры не остались без последствий.
Если в 1944 г., представляя Кулика к награде, его непосредственный начальник генерал-полковник И.В. Смородинов характеризовал подчиненного как «опытного и всесторонне подготовленного генерала», то уже на следующий год он в докладе заместителю народного комиссара обороны генералу армии Н.А. Булганину придерживался другого мнения. «…Изучая внимательно на протяжении года работу и личное поведение т. Кулика, — писал И.В. Смородинов, — прихожу к выводу о необходимости немедленно снять его как несоответствующего должности…».
12 апреля 1945 г. Григорий Иванович был снят с должности. Через неделю его вызвал к себе многолетний заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) М.Ф. Шкирятов — фигура, зловещая даже на фоне сталинских опричников, и обвинил бывшего маршала в том, что он ведет недостойные члена партии разговоры: восхваляет офицеров царской армии и, наоборот, ставит под сомнение необходимость политического воспитания советских офицеров, критикует расстановку руководящих кадров в Вооруженных Силах СССР. Решением партколлегии КПК Кулик был исключен из партии. Последовали новое снижение в воинском звании до генерал-майора и назначение в Приволжский военный округ заместителем командующего войсками.
Случайно или по чьей-то коварной задумке в руководстве ПриВО оказались военачальники, считавшие себя обиженными. Командующим здесь был генерал-полковник В.Н. Гордов, знавший лучшие времена: в 1942 г. он некоторое время командовал Сталинградским фронтом, считался одним из перспективных военачальников того поколения, к которому принадлежали маршалы Г.К. Жуков, A.M. Василевский, И.Х. Баграмян, К.К. Рокоссовский, получил звание Героя. Но военная судьба понемногу вынесла его на обочину.
В лице Кулика Гордов и начальник штаба округа генерал-майор Ф.Т. Рыбальченко получили не только благодарного слушателя, но и столь же активного в жалобах на судьбу собеседника. Их разговоры оказались отнюдь не безобидными для них самих, поскольку прослушивание телефонных разговоров, бесед в служебных кабинетах и в квартирах представляло собой один из важнейших источников информации для органов безопасности.
Много «любопытного» министр госбезопасности B.C. Абакумов узнал, например, из записи разговора, состоявшегося 28 декабря 1946 г. у Гордова с Рыбальченко на московской квартире генерал-полковника (в столицу командующий ПриВО прибыл для сдачи дел).
«Рыбальченко: Вот жизнь настала, — ложись и умирай! Не дай бог еще неурожай будет.
Гордов: А откуда урожай — нужно же посеять для этого.
Р.: Озимый хлеб пропал, конечно. Вот Сталин ехал поездом, неужели он в окно не смотрел? Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят, в поездах, везде прямо говорят.
Г.: Эх! Сейчас все построено на взятках, подхалимстве. А меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.
Р.: Да, все построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом, — голод неимоверный, все недовольны. “Что газеты — это сплошной обман”, вот так все говорят. Министров сколько насажали, аппараты раздули. Как раньше было — поп, урядник, староста, на каждом мужике 77 человек сидело — так и сейчас! Теперь о выборах опять трепотня началась.
Г.: Ты где будешь выбирать?
Р.: А я ни… (следует нецензурное выражение. —