— Отчего же без моего? — оборвал его Шершаков. — Поставьте электросчетчик, и вас подключат к линии электричества.
— Но, Василий Федорович! — воскликнул Иннокентий Павлович. — Позвольте, где же вы видели троллейбус с электросчетчиком? Это что–то новое в троллейбусном деле. Вас могут неправильно понять там, в Париже!
— А мы, Иннокентий Павлович, не троллейбус отключили, а дом номер один по Троллейбусной улице! — ехидно ответил Шершаков и, не дожидаясь ответа, вышел из ателье.
Сутулов горестно оглядел стоящий перед ним манекен и, тяжело вздохнув, щелкнул его по носу.
— Что, друг? — сказал он. — Гол как сокол, да? Ничего… Все такие!
А Василий Федорович так и отправился на работу в новом костюме. Идти было неудобно. Василий Федорович вспотел, пока добрался до поселкового совета.
Там прыгал по валунам Лешка Тумбочкин. Он пришел обменять книги в библиотеке и ждал, пока ее откроют. Лешка прыгал по валунам и, увидев Василия Федоровича, не удержался. Вначале глупо захохотал а потом упал на землю. Шершаков тяжело засопел и захлопнул за собой дверь.
От резкого движения что–то треснуло в пиджаке.
Василий Федорович удрученно рассматривал пиджак, когда в кабинет в высоких болотных сапогах вошел Виктор.
— Ты один? — оглядывая комнату, спросил он.
— Нет! — Василий Федорович повесил пиджак на спинку стула. — С любушкой!
Виктор аккуратно приставил к двери спиннинг.
— Я поговорить пришел…
— Поговорить? — удивился Василий Федорович. — А я думал, рыбу ловить сюда заявился…
Он и не старался унять своего раздражения, но Виктор далее не обратил сейчас внимания на это.
— Да, — задумчиво проговорил сын, подходя к столу. — И про любушку, и про рыбку ты, батя, верно сказал… Кое–кто ее и в нашем доме неплохо ловит.
— Ты о чем это?
— О чем?! Ты что, батя, ничего не видишь, да?
— А что я должен видеть?
— Ничего! — Виктор изо всей силы хлопнул ладонью по столу. — Слушай, батя… Я молчал, когда он к тебе присосался! Ладно, пусть! Пусть он и нас ссорит! Черт с ним! Если хочешь, так можешь его вместо себя отправить в Париж… Ничего. Проживу и без джинсов! В раймаге их, как ты говоришь, куплю! Ну а зачем он Верке–то голову морочит?! Ей же мозги запудрить любой дурачок может, а этот про заграницу все, про свою тамошнюю жизнь! То да се! Вот, дескать, я! Ездил уже раз в Америку уренгойскую нефть Рокфеллеру всучивать… А там шах кувейтский своей нефтью торгует… Ну да я… А что Верке надо? Да ей и шаха кувейтского не нужно было! Уже сама не своя. Только: Славик да Славик! Тьфу! Клушка деревенская!
Он замолчал.
— Ну–ну! — Василий Федорович внимательно разглядывал сына. — Ты про шаха–то сам придумал или в кино видел?
— В кино, батя! — сглотнув слюну, сказал Виктор. — Внука тебе принесет в подоле, вот тогда и будет на всю жизнь кино! Ты что, еще не раскусил этого субчика?
— А что? — побарабанив пальцами по столу, сказал Василий Федорович. — Что ты, собственно говоря, против него имеешь? По–моему, Вячеслав Аркадьевич — вполне приличный человек.
— Он — приличный? — Виктор захохотал. — Да он себе, батя, скоро родимое пятно отрастит, чтобы на Горбачева походить!
— Ладно! — Шершаков хлопнул ладонью по столу. — Хватит! Ты в своих бабах вначале разберись, а потом на сестру наговаривай!
Виктор диковато посмотрел на отца и, схватив спиннинг, вышел, изо всей силы хлопнув дверью.
Поздно вечером, когда сгущались над рекой белесые сумерки, Василий Федорович снова сидел на пристани рядом с Лешкой Тумбочкиным.
— Вы уж извините, дядь Вась! — виновато говорил двенадцатилетний изобретатель. — Это я так. Как–то неожиданно было увидеть вас в таком костюме…
— Да я и не сержусь, — сказал Василий Федорович. — Ты лучше скажи, Алексей Арсеньевич, как с изобретением дела продвигаются?
— Никак, дядь Вася, — мальчишка опустил голову.
— Как это никак?! Я ж говорил отцу, чтобы он тебе набор отдал… Что же, не отдает?
— Отдал. Отдал он набор, дядь Вася… Просто я другим вопросом сейчас занялся. Помните, я обещал насчет вас подумать?
— Ну? Так что? Придумал что–нибудь?
— Нет пока, — Лешка вздохнул. — Вы знаете, дядь Вася, я уже столько книжек из библиотеки просмотрел, чтобы найти что–нибудь про наш поселок… Только ничего нету в книжках. Вернее, почти ничего нет. А то, что есть, знаете, непонятно как–то получается. Вот, например, в путеводителе по нашей области написано, что название поселка Вознесиха встречается уже в документах двенадцатого века, а в другом путеводителе сказано, что монастырь Вознесенский основали только в шестнадцатом веке… Понимаете?
— Понимаю… — пожал плечами Василий Федорович. — Ну и что?
— Ничего, конечно… Просто непонятно… Если название от монастыря происходит, то как же тогда поселок с таким названием мог еще до монастыря существовать? Но я докопаюсь, дядь Вася. Обязательно докопаюсь. — Лешка встал. — Побегу я… — виновато проговорил он. — Домой надо, а то опять мамка ругаться будет.
Лешка убежал, и Василий Федорович остался один на пристани.
Тускловатые, разбегались вдоль реки огоньки бакенов. Тихо было… Донесся с дороги чей–то смех… Василий Федорович встал и медленно побрел к дому.
Он уже поднимался по деревянным ступенькам к калитке, когда снова услышал приглушенный смех. Смех раздавался из палисадника.
— Кто там? — спросил Василий Федорович, вглядываясь в сумерки.
Никто не ответил ему.
— Это ты, Вера, здесь?
— Я, папа… Я… — ответила через несколько мгновений дочь.
Ссутулившись, Василий Федорович вошел в дом.
По пути он заглянул в боковую комнату.
Постель Вячеслава Аркадьевича стояла неразобранная.
Глава десятая
Нет! Вячеслав Аркадьевич даже и предположить не мог, что вляпается в такую глупейшую историю.
Утром он, как обычно, направился умываться на реку. Там, на мостках, задумчиво сидел Василий Федорович.
— Доброе утро! — приветствовал его Баранцев.
— Доброе утро… — Василий Федорович, не отрываясь, смотрел на зеленые, мягко колеблемые течением водоросли.
— Ехать вам надо, Вячеслав Аркадьевич, — тихо и как–то даже застенчиво проговорил он.
— Мне?! — Вячеслав Аркадьевич выплюнул белую от зубной пасты воду. — Куда?
— В город… — разглядывая водоросли, ответил Василий Федорович. — Куда же еще?
Баранцев сел рядом с Василием Федоровичем.
— А в чем, собственно говоря, дело? — спросил он, хотя уже все понял. И надо же было ему вчера промолчать в палисаднике. Черт знает, какое ребячество на него нашло!
— Да дело–то такое, что и не скажешь о нем словами, — вздохнул Василий Федорович. — Домашнее дело, и тут не говорить надо, а просто уехать.
Лицо Баранцева чуть покраснело.
— Нет! Я право не понимаю, почему я должен уехать? Но если вы, конечно, настаиваете… — голос его чуть дрогнул от сдерживаемой обиды. — Я, конечно, переберусь в Дом крестьянина или в общежитие к водникам. Пожалуйста!
— Да нет! — снова вздохнул Василий Федорович. — И Дом крестьянина на ремонт закрыт, да и дело–то такое, что не перебираться надо, а вообще уехать…
— Вообще?!
— Вячеслав Аркадьевич, — Шершаков укоризненно посмотрел на него. — Ну не ребячьтесь вы! Что мы, в самом деле, так? Ну что тут объяснять еще? Я понимаю, дело ваше молодое, а в поселке у нас скучно. Конечно, я и сам виноват, ну, да что уж сделано, то сделано, и говорить о том нечего…
И ушел, тяжело ступая по мосткам, а Баранцев смотрел ему вслед и никак не мог оправиться от растерянности.
Складывалась глупейшая ситуация. Разумеется, после этого разговора нельзя было оставаться в Вознесихе, но и возвращаться в город тоже пока еще рано. Как он объяснится там? Правда, поговаривают, что Марат Федорович со дня на день уйдет на пенсию, но все равно — зачем ссориться с ним? А главное, все напрасно. Про Париж теперь и мечтать нечего.
Позабыв, что нужно домыться, Вячеслав Аркадьевич вернулся в дом.
Виктор уже проснулся, но все еще валялся в кровати, перелистывая затрепанную книжку. Внимательно посмотрел он на Баранцева.
— Доброе утро! — буркнул тот.
— Доброе так доброе, — ответил Виктор и ухмыльнулся.
Эта едкая, такая всепонимающая ухмылочка Виктора доконала Баранцева. Одеваясь, он чувствовал на себе неотрывный взгляд Виктора.
— Что? — спросил Виктор, когда Баранцев уже повязывал перед зеркалом галстук. — Куда собираешься? Батя, что ли, ляпнул чего?
— К рыбакам хочу сходить! — ответил Вячеслав Аркадьевич и торопливо начал перегружать из чемодана в спортивную сумку сорокаградусную валюту.
— Это ты правильно решил, — ехидно сказал Виктор. — Из Вознесихи без рыбы ехать несолидно.
Баранцев ничего не ответил ему, задернул на сумке «молнию» и вышел.
В коридоре он столкнулся с Верочкой.
— А вы не идете на пожню разве?
— Нет–нет! — быстро проговорил Баранцев. — Нет…
Верочка удивленно хлопнула вслед ему длинными ресницами, потом, соображая что–то, покраснела и, распахнув дверь на кухню, прямо с порога спросила:
— Папка! Что ты наделал, а?
Баранцев, выбравшись из шершаковского дома, побрел по улочке в центр поселка.
Был выходной, и у столовой возле паромной переправы стояла окруженная толпой машина. По субботам меняли в Вознесихе газовые баллоны.
Вячеслав Аркадьевич посмотрел со стороны на эту толпу, потом зашел в столовую. Надо было хотя бы позавтракать.
Все столики были заняты. За ними сидели мужики и пили пиво, а газовые баллоны стояли возле их ног.
Баранцев с тарелками в руках остановился в проходе, выглядывая, куда можно пристроиться.
— Давайте к нам, Слава! — окликнул его однорукий мужичок в фуфайке, из–под которой белел воротничок рубашки. Баранцев поморщился, узнавая школьного завхоза Иннокентия Павловича Сутулова, который несколько дней назад, разыскивая Шершакова, познакомился с Вячеславом Аркадьевичем.
Вячеслав Аркадьевич кивнул и двинулся к сутуловскому столику.