После этого у меня возникли сложности. Когда я попытался приподнять центральную грань с аппаратом, она даже не шелохнулась.
Подобно остальным граням, центральная спустила свои амортизационные подушки. За десятки лет они порвались и забились песком.
Я мог отрезать подушки, но пришлось бы хорошенько покопаться в грунте. Копать было бы несложно — это просто песок. Но вот беда — мне мешали три другие панели.
Быстро сообразив, что мне плевать на состояние остальных граней, я вернулся в ровер за лентами из полотна для Дома. Затем я связал их в примитивный, но крепкий канат. В том, что он крепкий, моей заслуги нет — нужно благодарить NASA. Я просто придал полотну форму каната.
Конец каната я привязал к одной из граней, другой конец — к роверу. Машина предназначена для поездок по сильно пересечённой местности, она способна взбираться по крутым склонам. Ровер не слишком скоростной, но мощи у него достаточно. Я выдрал грань, словно фермер — трухлявый пень.
Теперь у меня оказался простор для раскопок. Я отрезал подушки одну за другой, по мере того, как откапывал их. Работа заняла почти час.
Затем я приподнял центральную грань с аппаратурой и уверенно отнёс его к роверу!
Ну, по крайней мере, собирался это сделать. Проклятый зонд весит чёрт знает сколько. Думаю, около 200 кг. Даже для гравитационного поле Марса это чересчур. В Доме я, пожалуй, мог бы носить его в руках достаточно легко, но поднять модуль в неуклюжем скафандре? И речи быть не может.
Так что к роверу я волочил его по земле.
Ну, а теперь следующий шаг: взгромоздить «Марсопроходец» на крышу.
В данный момент крыша была пуста. Даже с почти полным зарядом аккумуляторов, после остановки я всё же расставил солнечные батареи. Почему нет? Бесплатная энергия!
План был готов заранее. На пути сюда крышу ровера занимали две стопки солнечных батарей. На обратном пути их нужно будет сложить в одну стопку. Да, это несколько рискованнее: они могут опрокинуться. Но основная сложность в том, как заставить «Марсопроходец» забраться на крышу!
Нельзя просто перекинуть канат через крышу и поднять зонд по боковой части ровера. Я не хочу этот зонд поломать. То есть, я знаю, он уже сломан — контакт с ним прервался в 1997 году. Но я не хочу ещё больше его поломать!
Решение я нашёл, но для одного дня я и так неплохо потрудился. К тому же скоро стемнеет.
Теперь я в ровере, осматриваю «Соджорнера». Похоже, он в порядке. Физических повреждений не видно, и не похоже, что от солнца у него что-то сгорело. Плотный слой марсианской пыли защитил его от солнечной радиации.
Вы спросите, зачем мне «Соджорнер» — ведь он бесполезен, раз не может связаться с Землёй? Какой в нём прок?
Всё дело в том, что в нём полно движущихся частей.
Если я налажу связь с NASA, я могу передать им информацию, выставив перед камерой «Марсопроходца» страницу с текстом. Но каким образом они смогут со мной общаться? Единственные движущиеся части посадочного модуля — антенна для связи (которая будет неподвижной, направленной на Землю) и держатель камеры. Нам пришлось бы разработать такую систему общения, при которой NASA могла передавать информацию, вращая камерой. Это было бы чертовски медленно.
А у «Соджорнера» шесть независимых колёс, каждое из которых достаточно быстро вращается. Общаться с его помощью куда проще. Если даже не придумаю ничего умнее, я могу нанести на колёса буквы и присобачить зеркальце к камере марсохода. NASA примет это к сведению, и начнёт передавать текст буква за буквой.
Конечно, всё это в предположении, что я вообще смогу починить радио.
Пора баиньки. Завтра мне придётся как следует поработать ручками. Надо отдохнуть.
Бог мой, у меня всё болит!
Но это единственный способ водрузить «Марсопроходец» на крышу, который пришёл мне в голову: я навалил холм из камней и песка. Словно древние египтяне.
И если в долине Ареса что-то и есть, так это камни!
Для начала я экспериментальным путём нашёл ответ на вопрос, насколько крутым должен быть склон. Навалив возле посадочного модуля кучу камней, я волоком втащил его наверх, а затем снова вниз. Затем я сделал эту кучу покруче, после чего повторил процедуру. И ещё раз. В конце концов выяснилось, что я могу втащить «Марсопроходца» в гору под углом градусов в тридцать. На более крутых склонах это уже слишком рискованно: можно потерять равновесие и пустить модуль под откос.
Ровер возвышается над землёй больше чем на два метра. А значит, мне нужен был склон четырёх метров в длину. Я принялся за работу.
С первыми камнями было просто, а вот затем работать стало всё тяжелее и тяжелее. Физический труд в скафандре просто убийственен. Любое действие требует гораздо больше усилий, потому что на тебе 50-килограммовый костюм, а свобода действий ограничена. Через двадцать минут я конкретно сбил дыхание.
Поэтому я решил сжульничать. Я поднял уровень кислорода; так стало гораздо легче. Наверное, всё же не стоит превращать это в привычку.
Кроме того, я не перегревался. Скафандр теряет тепло куда быстрее, чем я могу его генерировать. Система обогрева — вот что делает температуру сносной. Физическая работа означала, что скафандру не пришлось греть меня с обычной интенсивностью.
За несколько часов муторной работы я, наконец, построил склон нужных габаритов. Ничего особенного, просто груда камней у борта ровера — но она достигала крыши.
Я потоптался по ней вверх и вниз, чтобы убедиться в устойчивости, а затем втащил по склону посадочный модуль. Сработало на ура!
Закрепляя «Марсопроходец» на крыше, я лыбился как идиот. Несколько раз проверил, что модуль привязан крепко-накрепко. После этого даже сложил солнечные панели в одну стопку — ведь не зря же я построил этот склон!
А потом до меня дошло. Как только я отъеду, мой холмик обрушится, и камни могут повредить колёса или раму. Нужно было разобрать этот склон вручную.
Бр-р-р!
Ломать легче, чем строить. Не надо бережно укладывать каждый камешек в определённое место. Я сбрасывал их куда придётся. На это ушёл час.
И теперь — всё!
Завтра двинусь домой, с моим новым поломанным радио весом в сотню килограмм.
Глава 10
Прошло семь дней с тех пор, как я нашёл «Марсопроходец», и я на семь дней ближе к дому.
Как я и надеялся, следы от ровера вывели меня обратно в долину Льюис. После этого четверо суток ехать было легко. Холмы по левую руку не давали ни малейшей возможности заблудиться, а местность была ровной.
Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Теперь я снова на Ацидалийской равнине. Старые следы давным-давно пропали: я был здесь шестнадцать дней назад. За это время даже самая тихая погода их сотрёт.
На пути к «Марсопроходцу» следовало на каждом привале наваливать кучу камней. Здесь настолько ровная местность, что они были бы видны за километры.
Хотя, если вспомнить этот проклятый холмик размером с ровер… бр-р-р!
Итак, я снова пустынный странник. Для навигации я пользуюсь Фобосом, и надеюсь, что не отклонюсь слишком далеко в сторону. Мне всего-то нужно оказаться в сорока километрах от Дома, и тогда я поймаю сигнал маячка.
Меня переполняет оптимизм. В первый раз я думаю, что сумею выбраться с этой планеты живым. Поэтому я отбираю образцы почвы и камней каждый раз, когда покидаю ровер.
Поначалу я решил, что это мой долг. Если я выживу, геологи будут меня обожать. А затем это стало доставлять мне удовольствие. И теперь, пока я веду свой ровер, я предвкушаю, как займусь этим простым делом: набиванием пакетов камнями.
Просто чудесно снова почувствовать себя астронавтом. И только! Не фермером поневоле, не инженером-электронщиком, не дальнобойщиком. Астронавтом. И я делаю то, что делают астронавты. Мне этого не хватало.
Сегодня я на две секунды поймал сигнал Дома, но затем потерял его. Хороший знак. Я два дня направляюсь к северо-северо-западу без чётких ориентиров. Должно быть, я в доброй сотне километров от Дома — чудо, что я вообще поймал сигнал. Видимо, на какой-то миг сложились отличные погодные условия.
Длинные скучные дни я коротаю за просмотром «Человека на шесть миллионов долларов» из бесконечной коллекции сериалов семидесятых.
Только что просмотрел эпизод, в котором Стив Остин сражается с венерианским зондом русских, который по ошибке сел на Землю. Будучи экспертом по межпланетным перелётам, заявляю: в этой истории нет никаких научных неточностей. Для зондов приземление не на ту планету — обычное дело. Кроме того, крупный и плоский корпус зонда идеально подходит для высокого давления атмосферы Венеры. К тому же, все мы знаем, — зонды нередко выходят из-под контроля, предпочитая нападать на оказавшихся рядом людей.
До сих пор «Марсопроходец» не пытался меня убить. Но я слежу за ним в оба.
Сегодня я поймал сигнал Дома. У меня есть чёткий азимут, я знаю куда ехать. Нет ни малейшей возможности заблудиться. По данным бортового компьютера, мне осталось ехать 24718 метров.
Завтра я буду дома. Даже если ровер сломается намертво, со мной всё будет в порядке. Отсюда я могу добраться до Дома пешком.
Не помню, говорил ли я, что меня просто тошнит от нахождения в ровере. Я провёл здесь столько времени сидя или лёжа, что спина меня просто убивает. Из всех членов команды я сейчас больше всего скучаю по Беку. Он бы подлечил мою спину. Хотя, по всей вероятности, он бы хорошенько поворчал на этот счёт. «Почему ты не делаешь упражнений на растяжку мышц? Тело — важная часть. Ешь больше волокон», или что бы он там сказал.
Сейчас я был бы ой как не прочь прослушать лекцию о здоровье.
Во время предполётной подготовки нам пришлось отрепетировать сценарий «потерянной орбиты». В случае неполадки со второй ступенью МВМ мы бы сумели выйти на орбиту, но оказались бы слишком низко для перехвата «Гермесом». Наша орбита касалась бы верхних слоёв атмосферы, мы бы довольно быстро теряли высоту. В этом случае NASA должно было удалённо управлять кораблём, чтобы мы смогли до него добраться. Потом мы бы умчались оттуда как можно скорее, не дожидаясь, пока Марс стащит «Гермес» вниз.