— Поняла, — сказала Льюис, и скомандовала: — Так, всем выдвигаться на телеметрию Мартинеса. Она приведёт вас к шлюзу МВМ. Забирайтесь в ракету и готовьтесь к взлёту.
— А вы, командор? — спросил Бек.
— Я продолжу его искать, какое-то время. Вперёд! Мартинес — если начнёте опрокидываться, взлетай!
— Ты правда думаешь, что я тебя здесь оставлю? — спросил Мартинес.
— Я только что тебе это приказала, — отрезала Льюис. — Вы трое, живо к кораблю!
Они неохотно подчинились приказу, и вскоре добрались до взлётного модуля. На всём пути ветер не давал им ни единого мгновения передышки.
Льюис продвигалась вперёд, не видя даже грунта у своих ног. Что-то вспомнив, она дотянулась до спины и достала пару метровых буров. Сегодня утром она взяла их с собой, рассчитывая с их помощью отбирать геологические образцы. Зажав по буру в каждой руке, она с каждым шагом принялась волочь их по земле.
Пройдя двадцать метров, она развернулась и пошла в противоположном направлении. Двигаться по прямой оказалось невозможным. Мало того, что у неё не было ориентиров, так непрекращающийся ветер всё время сбивал с курса. При каждом шаге груды налетающего песка скрывали ноги. Но Льюис упрямо шагала вперёд.
Бек, Йоханссен и Вогель втроём втиснулись в шлюз МВМ. Рассчитанный на двоих, шлюзовой отсек мог использоваться на троих лишь в чрезвычайной ситуации. Когда выровнялось давление, они услышали голос Льюис по радиосвязи:
— Йоханссен, — спросила она. — Как насчёт ИК-камеры ровера? Она не может помочь?
— Исключено, — ответила Йоханссен. — ИК-излучение проходит сквозь песок не лучше видимого света.
— О чём она думает? — спросил Бек, стягивая шлем. — Она же геолог. Льюис прекрасно знает, что ИК в песчаную бурю не помощник.
— Она хватается за соломинку, — сказал Вогель, открывая вторую дверцу отсека. — Мы должны добраться до кресел. Не задерживайтесь!
— У меня просто ужасные чувства от всего этого, — сказал Бек.
— Как и у меня, доктор, — заметил Вогель, взбираясь по трапу. — Но командор дала нам чёткий приказ. Нарушение субординации ничем не поможет.
— Командор! — передал по радиосвязи Мартинес. — Мы накренились на 11,6R. Хороший порыв ветра — и мы свалимся.
— А что насчёт стыковочного радара? — спросила Льюис. — Он не может обнаружить скафандр Уотни?
— Никак! — ответил Мартинес. — Он сделан, чтобы заметить «Гермес» на орбите, а не жалкое количество металла в одном-единственном скафандре.
— Ну хотя бы попытайся, — велела Льюис.
— Командор, — сказал Бек, надевая наушники с микрофоном и опускаясь в кресло. — Знаю, вы не хотите это слышать, но Уотн… Марк погиб.
— Вас поняла, — откликнулась Льюис. — Мартинес, запускай радар.
— Так точно, — ответил Мартинес.
Запустив радар, он принялся дожидаться результатов его проверки. Сердито посмотрев на Бека, он спросил:
— Что на тебя нашло?
— У меня только что погиб друг, — ответил тот. — И я не хочу, чтобы наш командор тоже погибла.
Мартинес ещё несколько секунд сурово смотрел на него. Затем, переключив внимание на радар, передал:
— Показания радара: отрицательно.
— Совсем ничего? — переспросила Льюис.
— Он едва видит Дом. Это всё чёртова буря. Но даже и без неё, в скафандре просто недостаточно ме… О, чёрт! — вдруг воскликнул пилот, и заорал команде: — Пристегнитесь, мы опрокидываемся!
МВМ затрещал, всё сильнее кренясь.
— 13 градусов! — воскликнула уже пристёгнутая Йоханссен.
— Это слишком, теперь равновесие не восстановить, — защёлкивая пряжку ремня, произнёс Вогель.
— Мы не можем её здесь оставить! — крикнул Бек. — Пусть падает, мы всё починим!
— Тридцать две тонны, вместе с топливом, — заметил Мартинес. Его руки летали над контрольной панелью. — Если мы свалимся, повредятся баки и корпус, а может, и вторая ступень. Мы не сможем это исправить.
— Мы не можем её здесь бросить! — крикнул Бек. — Ты это не сделаешь.
— У меня в запасе ещё один вариант. Но он точно последний — если не сработает, я выполню её приказ.
Запустив систему маневровых двигателей, он дал контролируемый импульс из носовых дюз. Тяга малых двигателей вступила в сражение с огромной массой медленно оседающей ракеты.
— Палишь маневровыми? — удивился Вогель.
— Не знаю, сработает ли. Падаем не очень быстро, — ответил Мартинес. — Мне кажется, мы замедляемся.
— Но крышки же отлетят, — сказал Вогель. — С тремя дырками в корпусе взлётать будет ой как несладко.
— Спасибо за подсказку, — произнёс Мартинес, продолжая импульс и не отрывая глаз от показателей крена. — Ну, давай же, ну!..
— По-прежнему 13 градусов, — сказала Йоханссен.
— Что у вас там? — спросила Льюис. — Вы замолчали. Отвечайте!
— Оставайся на связи, — ответил Мартинес.
— 12,9R, — сказала Йоханссен.
— Работает! — воскликнул Вогель.
— Пока да, — согласился Мартинес. — Не знаю, хватит ли топлива для маневровых.
— Уже 12,8, - добавила Йоханссен.
— Запас топлива для маневровых двигателей — на шестидесяти процентах, — отметил Бек. — Сколько тебе нужно для стыковки с «Гермесом»?
— Десять процентов, если не напортачу, — ответил Мартинес, корректируя угол выброса.
— 12,6R. Мы встаём на место, — сказала Йоханссен.
— Или ветер поутих, — предположил Бек. — Запасы топлива — сорок пять процентов.
— Можем повредить дюзы, — предупредил Вогель. — Маневровые не предназначены для длительных импульсов.
— Знаю, — ответил Мартинес. — Будет нужно — смогу пристыковаться без носовых.
— Почти, почти!.. — сказала Йоханссен. — Всё, угол меньше 12,3R.
— Отключение маневровых, — объявил Мартинес, щёлкнув тумблером.
— Угол продолжает снижаться, — сказала Йоханссен. — 11,6… 11,5… Остановились на 11,5R.
— Запас топлива для маневровых — двадцать два процента, — резюмировал Бек.
— Вижу, — сказал Мартинес. — Этого хватит.
— Командор, — произнёс Бек. — Вы должны подняться на борт.
— Согласен, — добавил Мартинес. — Его больше нет, мэм. Уотни с нами нет.
Четвёрка молча выжидала ответа командора.
— Вас поняла, — сказала Льюис. — Иду.
Они лежали в гробовом молчании, пристёгнутые к креслам и готовые к взлёту. Бек смотрел на пустое кресло Уотни, краем глаза замечая, что туда же смотрит и Вогель. Мартинес запустил проверку носовых дюз. Теперь их было небезопасно использовать: логи сообщили о неполадках.
Открылись и закрылись дверцы шлюзового отсека. Стянув с себя скафандр, Льюис поднялась до кабины. Не говоря ни слова, она опустилась в кресло. Её лицо превратилось в каменную маску. Из всей команды только Мартинес посмел заговорить:
— По-прежнему готов к взлёту, — негромко произнёс он. — По вашей команде.
Льюис закрыла глаза и кивнула.
— Прошу прощения, командор, — сказал Мартинес. — Вам нужно отдать голосовой…
— Взлетай!
— Так точно, мэм, — ответил он, активируя электронику.
Последние держатели, возвышающиеся над взлётной платформой, отсоединились и упали на грунт. Через несколько секунд сработали пиропатроны, запуская главные двигатели, и МВМ рванул вверх.
Ракета медленно набирала скорость, при этом боковой ветер пытался сбить её с курса. Откликаясь на показания сенсоров, бортовое программное обеспечение для компенсации сориентировало модуль под углом к ветру.
Вырабатывая топливо, ракета облегчилась, — и ускорение стало куда ощутимее. Взлетая при экспоненциально растущей скорости, модуль быстро достиг максимального ускорения — предела, определяемого не полной мощностью корабля, а хрупкостью человеческих тел, находящихся у него внутри.
По мере нарастания скорости, открытые отверстия маневровых двигателей начали оказывать своё воздействие. Команду трясло в креслах, да и сам МВМ сильно раскачивало. Мартинес и бортовой компьютер держали тряску в приемлемых пределах, но сражение было суровым. Впрочем, турбулентность вскоре снизилась, а потом и вовсе сошла на нет: атмосфера за бортом истончилась.
Внезапно ускорение исчезло: отработала первая ступень. На несколько секунд команда испытала состояние невесомости, а затем их вновь вдавило в кресло: заработала вторая ступень. А первая, теперь уже ненужная, падала на Марс, чтобы обрушиться в неизвестной области планеты.
Вторая ступень вывела корабль ещё выше, на низкую орбиту. Она проработала куда меньше времени, чем первая — и ускорение при этом было куда мягче. По сравнению с первой, она казалась чуть ли не десертом к основному блюду.
Двигатель одним разом выключился, и какофония сменилась давящей тишиной.
— Главный двигатель выключен, — сказал Мартинес. — Продолжительность взлёта: восемь минут, четырнадцать секунд. Мы легли на курс сближения с «Гермесом».
В обычных обстоятельствах удачный взлёт стал бы причиной для радости. Но не сейчас. Гробовое молчание нарушалось только всхлипываниями Йоханссен.
Четыре месяца спустя…
NASA терпеть не могло тратить впустую драгоценное время, которое можно потратить на исследования. Рейсы к Марсу и обратно оставались столь же загруженными работой, как и научные программы на поверхности планеты. Команду просто завалили экспериментами: планы были разработаны на шестерых, а не на пятерых.
Бек пытался выбросить из головы тягостную причину, по которой ему поручили вести эксперименты по выращиванию растений в условиях невесомости. Он отмечал размеры и форму листьев папоротника, делал снимки, вёл записи.
Завершив научную программу на сегодня, он взглянул на часы. Как раз вовремя! Данные скоро загрузятся. Он проплыл мимо реактора к трапу «А».
Опускаясь вдоль трапа ногами вниз, вскоре ему пришлось ухватиться за поручни: сказалось центростремительное ускорение вращающегося корабля. К моменту, когда Бек добрался до полуконуса «А», ускорение составило 0,4g.
Искусственная гравитация была не просто роскошью: она держала их в форме. Не будь её, в первую неделю на Марсе они едва могли бы ходить. Регулярные упражнения могли бы поддерживать в здоровом состоянии сердце и кости, но не придумали ещё таких упражнений, которые бы позволили им с первых марсианских суток быть в рабочей форме на все сто процентов.