До сих пор я спала голышом, но отныне буду надевать пижаму, а рядом класть халат. Конечно, Капитан Дарлинг – душка, но слов на ветер не бросает. Не стоит изображать леди Годиву [леди Годива, графиня Ковентри, проехала по улицам города обнаженной, чтобы избавить подданных от непосильных податей, наложенных ее супругом], тем более что на корабле нет ни одной лошади.
Нынче за обедом не было ни миссис Роуйер, ни миссис Гарсиа, хотя во время тревог они проявляли изумительную прыть. И в холле после обеда их не было; каюты их заперты, и я видела, как от миссис Гарсиа выходил врач.
Забавно. Не отравил же их Кларк, в самом деле. А может, и отравил. Самого его я спросить не решаюсь, боюсь ответа.
Узнавать что-либо у врача значило привлечь внимание к семье Фрайз. Хорошо бы уметь видеть сквозь стены, если такое, вообще, возможно.
Надеюсь, таланты Кларка не проявились здесь в полной мере. Конечно, я по-прежнему зла на этих двух… потому что во всех пакостях, которые они изрыгали, ровно столько правды, чтобы разозлить. У меня действительно смешанная кровь.
Кое– кому это может не нравиться, но на Марсе это в порядке вещей. Среди моих предков есть ссыльные, я никогда этого не скрывала. Но ссыльный -не обязательно преступник. Было время, когда на Земле заправляли политические комиссары, а Марс служил исправительной колонией для инакомыслящих. Это все знают, и стыдиться тут нечего.
Людей ссылали на Марс по политическим мотивам. Что же в этом страшного?
Потом на Марс прибыли колонисты, их было раз в пятьдесят больше, чем ссыльных, и каждый из них отбирался тщательнее, чем невеста выбирает подвенечное платье. Только намного научнее. И наконец, после нашей Революции, мы отменили все препоны для въезда и рады приветствовать любого человека, нормального физически и умственно.
Я не стыжусь ни своих предков, ни своего народа, какого бы цвета ни была их кожа и как бы они ни попали на Марс. Я горжусь ими. И меня бесит, если кто-то над ними издевается.
Кстати, ручаюсь головой, что эти две грымзы не получили бы вида на жительство даже при нынешней политике открытых дверей. Они слабоумные.
Я все же надеюсь, что Кларк не хватил через край. Я бы не хотела, чтобы он провел всю свою жизнь на Титане. Люблю я этого бандита.
Немного.
8
Не миновал нас этот шторм. Правда, шторм был дохленький: радиация всего в 1500 раз превысила нормальную для этих мест – мы сейчас в 0,8 астрономической единицы от Солнца, то есть примерно в 120 миллионах километров, если пользоваться более наглядными мерами. Мистер Суваннавонг сказал, что хватило бы перевести пассажиров первого класса на палубу второго. Конечно, это было бы удобнее, чем запихивать всех, кто есть на корабле, в этот мавзолей абсолютной безопасности.
Каюты второго класса – тесные и мрачные, а что до третьего… лучше уж лететь вместе с грузом.
Но второй и третий покажутся раем после 18 часов в убежище. Лучше уж в улье жить.
Первый раз в жизни я позавидовала пассажирам-инопланетянам. Они не спешат в убежище, а остаются в своих каютах.
Их вовсе не бросают на произвол судьбы, их каюты с индексом "Х" находятся почти в самом центре корабля. Кроме того, у них автономная защита. Нельзя же ожидать от марсианина, что он будет обходиться без привычных давления и влажности. Это все равно, что сунуть его головой в ванну и подержать там.
Конечно, если бы у него была голова.
И все же лучше уж потерпеть 18 часов, чем всю дорогу сидеть взаперти в одной клетушке. Правда, марсианин способен все это время (и даже дольше) рассматривать тонкую разницу между понятиями «ноль» и «ничто», а венерианец попросту эстивирует. Но все это не по мне. Приключения нужны мне больше, чем покой, а то у меня дым из ушей пойдет.
Капитан не знает заранее, долгим будет шторм или коротким. Он обязан предположить худшее и обеспечить безопасность пассажиров и команды. Потом выяснилось, что между сигналом тревоги и первым ударом шторма прошло одиннадцать минут. Но это было потом… а капитан, если он задним умом крепок, угробит и корабль, и экипаж, и пассажиров.
Я начала понимать, что быть капитаном – это не только принимать приветствия, носить четыре золотых шеврона и возглавлять экипаж в разных рисковых приключениях. Капитан Дарлинг моложе Па, но выглядит старше – из-за морщин.
ВОПРОС: Подди, ты уверена, что сможешь командовать исследовательским кораблем?
ОТВЕТ: А что такое было у Колумба, чего нет у меня? Не считая, конечно, королевы Изабеллы. Держись на курсе, девчонка!
Я часто бывала в рубке перед штормом. Станция «Гермес» не предупреждает о начале шторма, скорее наоборот. Она НЕ предупреждает, что шторм НЕ начался. Звучит, конечно, диковато, но дело тут вот в чем.
Наблюдатели «Гермеса» работают в абсолютной безопасности – в бункерах на теневой стороне Меркурия. Их приборы осторожно высовываются из-за горизонта в зону терминатора и выжимают из Солнца всю возможную информацию, включая непрерывные телефото на волнах разной длины.
Но Солнце совершает полный оборот за 25 дней, поэтому «Гермес» не может наблюдать его все время целиком. Еще хуже, что Меркурий и сам обращается вокруг Солнца в направлении его вращения, совершая один оборот за 88 дней, так что, когда Солнце снова поворачивается к Меркурию той же стороной, его там уже нет. Все это приводит к тому, что «Гермес» наблюдает одно из полушарий Солнца примерно раз в семь недель.
Само собой разумеется, что так нельзя предсказать шторм, который может сформироваться за день-другой, набрать силу за считанные минуты и за секунду прикончить все живое.
Правда, за солнечной погодой приглядывают и с Луны, и с искусственного спутника Венеры, и немножко с Деймоса, но информация с этих станций запаздывает на Меркурий из-за ограниченной скорости света. Около 15 минут опоздания для Луны и 1000 секунд для Деймоса… многовато, когда счет идет на секунды.
Но сезон сильных штормов в цикле Солнца недолог – примерно, один год из шести. (Я имею в виду настоящие, марсианские годы. Вообще-то, цикл составляет около одиннадцати земных лет, которыми почему-то упорно пользуются астрономы.)
Это облегчает положение: пять лет из шести корабли могут летать без особого риска.
А вот во время штормов осторожный шкипер (а только такие и доживают до пенсии) спланирует полет так, чтобы пересечь орбиту Земли в то время, когда Меркурий лежит между ним и Солнцем, чтобы «Гермес» всегда мог предупредить его. Именно так поступил Капитан Дарлинг: «Трезубец» задержался на Деймосе на три недели, чтобы подойти к Венере под контролем «Гермеса» – ведь сейчас середина сезона штормов.
Надо думать, эти задержки – нож острый для администрации Линии, во время штормов они терпят убытки. Но лучше уж потерять деньги, чем корабль с пассажирами.
Тупик? Не совсем. «Гермес» может заметить собирающийся шторм, распознать такую ситуацию на Солнце, которая почти наверняка означает будущую вспышку. Они посылают штормовое предупреждение, а на «Трезубце» и других кораблях проводят учебные тревоги. А потом наступает ожидание. Мы ждем день, два или целую неделю, а шторм тем временем или скисает, или развивается и начинает плеваться всякой гадостью по всем осям координат.
И все это время радиостанция «Гермеса» непрерывно передает штормовое предупреждение и сводку состояния Солнца……и вдруг передача прерывается.
Возможно, упало напряжение в сети «Гермеса» и вскоре включится аварийный передатчик. Возможно, виновато обычное «затухание» радиоволн, а шторм еще не разразился, и вскоре «Гермес» пришлет ободряющую сводку.
Но возможно, что на Меркурий со скоростью света обрушился первый солнечный шквал, выжег датчики приборов и голос станции поглощен более мощным излучением.
Дежурный офицер в рубке ничего не знает наверняка, а рисковать не имеет права. Как только связь прерывается, он мгновенно включает большой секундомер. Когда тот отстучит положенное время (и если «Гермес» еще молчит) – раздается сигнал общей тревоги. Эта отсрочка зависит от положения корабля относительно Солнца и «Гермеса».
Вот тут– то капитан начинает грызть ногти и зарабатывает седину и высокое жалование… Ведь именно он должен решать, на сколько секунд отсрочить тревогу. Собственно, если учесть, что первый шквал движется со скоростью света, у него вообще нет времени, потому что частицы достигают корабля в то же мгновение, когда прерывается передача. А если корабль в неудобном положении, если забит радиоприем, он может просто не услышать «Гермеса». И не узнать последних новостей.
Но он хорошо знает, что, если всякий раз будет включать сирену и гнать всех в убежище, люди перестанут пугаться и в случае настоящей тревоги среагируют недостаточно быстро.
Еще он знает, что наружная обшивка останавливает любое излучение электромагнитного спектра. Только самое жесткое рентгеновское излучение (а больше ничего не распространяется со световой скоростью) способно проникнуть в пассажирскую зону, да и то немного. Но чуть погодя приходит настоящая опасность – тяжелые, средние, легкие частицы – весь обычный мусор ядерного взрыва. Все это летит быстро, но не со скоростью света. До встречи с ними людей надо укрыть в убежище.
Капитан Дарлинг, исходя из положения корабля и сводки «Гермеса», назначил отсрочку в 25 секунд. Я спросила, почему он выбрал именно этот интервал, а он только осклабился без особого веселья и сказал: «Посоветовался с духом моей бабушки».
Пока я была в рубке, дежурный пять раз включал секундомер… и пять раз связь с «Гермесом» восстанавливалась.
На шестой раз секунды истекли одна за другой, связь не восстановилась, и, словно труба Страшного Суда, завыл сигнал тревоги.
Капитан с каменным лицом подошел к люку, ведущему в убежище. Я осталась на месте, надеясь, что мне позволят остаться в рубке. Собственно, рубка – тоже часть убежища, сообщается с ним и защищена не хуже.
Просто удивительно, сколько людей уверены, будто капитан управляет кораблем, глядя в иллюминатор, вроде как автомобилем. Все, конечно, по-другому. Рубка расположена в центре корабля, а управлять гораздо удобнее с помощью экранов и навигационных приборов. Единственный смотровой иллюминатор расположен на носовом конце главной оси «Трезубца». Он сделан для того, чтобы пассажиры могли полюбоваться звездами.