— Но зачем нужно было скрывать, что вы бессмертны?
— По правилам церкви к лику святых причисляют только умерших. Живых к нему причислить нельзя. Саломея же никогда не умирала. Все разговоры про то, что её трижды воскрешали за последние сто лет — брехня для отвода глаз, чтобы нашу маленькую тайну не смогли раскрыть в Экзархии. С учётом сказанного, Саломея не может быть святой. И уж тем более постумной святой. Если бы в Экзархии узнали, что это тело бессмертно, то они бы стали искать способ меня уничтожить и — рано или поздно — нашли бы его. Бессмертное неуничтожимое существо трудно контролировать — нет рычагов давления, следовательно, лучше его уничтожить. Логика тут безупречна.
— Но вы же фактически работали на Экзархию все эти сто лет, — возразил Беккет. — Если нет рычагов контроля, что вас заставило пойти на это?
— Единственная причина, по которой Саломея согласилась играть роль Клементины на пару со мной, это её вера в собственное служение, в свой скромный подвиг перед Богом. Пока Саломея была сестрой милосердия, её учили, что «лишь смерть прекратит служенье». Когда же она поняла, что не может умереть, то спросила меня, что происходит со служением, если даже смерть недоступна? Я ответила ей другой цитатой — «даже после смерти я служу». Как и все святые, чьи мощи после их смерти работают на благо верующих здесь, в земном мире, а сами святые на небесах молят Бога за весь род человеческий, так и мы не оборвём служения. Так я сказала ей столетие назад, но прошло семьдесят лет непрерывной работы, и былой энтузиазм постепенно угас. Со временем к нам пришло понимание, что никакое служение не может быть вечным. Сам смысл служения именно в том, что однажды оно непременно должно закончиться! Это как работа и вознаграждение, процесс и результат. Смерь — это естественный ограничитель, дарующий человеку отдохновение от земных трудов в царстве Божьем. Но раз смерть нам недоступна, то бесконечное служение становится фикцией, а мы сами превращаемся из людей в некую функцию, лишённую мыслей, чувств и желаний. По правде сказать, нашего жертвенного запала хватило бы ещё на добрую сотню лет, но прямо у нас на глазах протопресвитеры Альборий и Павлиний всё сильнее погружались в пучину коррупции. Гниль пропитала их насквозь, и даже то, что мы делали, стало дурно пахнуть, поэтому тридцать лет назад я сказала: «Довольно! Отныне мы вступаем в финальный этап нашего затянувшегося подвига, чтобы однажды обрести заслуженную свободу — свободу самим выбирать свою судьбу и жить так, как мы хотим». К тому моменту я уже была знакома с Петой Йагердсен, находившейся в копилке постумных специалистов Экзархии в качестве детектива. Мне нужны были помощники, поэтому я заставила моих благодетелей прекратить порочную практику разовых воскрешений Петы и сделать её моей постоянной компаньонкой по вечности. «Человеку — человек, а ньюмену — ньюмен», сказала я им. Они долго ломались, но я всё же взяла верх. Со временем мы с Петой стали настоящими друзьями, хотя на это ушло порядка пятнадцати лет — слишком разными были наши темпераменты изначально. Вместе с ней мы разработали план побега. Я включила в него Захария — ветерана-штурмовика, который приходил ко мне каждые десять лет. Я держала его про запас так долго, и вот наконец-то нашла ему задание. Он должен был совершить невозможное — обеспечить ситуацию, при которой все трое оказываются за пределами Патриархии. Я — вне своей клетки, а протопресвитеры — без охраны и в нужном нам месте. И чтобы у нас был корабль. И был пилот, способный им управлять. Так что Захарий блестяще справился со своей ролью, — сказала Клементина, кивнув в сторону Потапчука.
— А как же Пета? — спросил Беккет. — В чём её интерес?
— Мой интерес? — подала голос Йагердсен. — После окончания войны меня оживляли, только когда Экзархии нужно было что-то расследовать или кого-нибудь убить. Эту мою обрывочную жизнь даже служением назвать было нельзя. Это как достал из ящика молоток, забил им гвоздь и обратно бросил в ящик, до следующего гвоздя.
— Я еле упросила, чтобы её перестали убирать в ящик и сделали моей компаньонкой, — сказала Фредерика. — Пета влилась в мой план на абсолютно добровольной основе. Благодаря её участию в данном расследовании, в Экзархии расслабились и даже разрешили нанять детектива со стороны. Они ждали, что Пета уберёт тебя, Сэм, по завершению расследования.
— Только зачем был нужен обмен лицами?
— Идея обмена лицами лежала на поверхности. То, что уже было сделано со мной однажды, можно было сделать снова. Как я уже говорила, это была ловля на живца. Захарий очень осторожен и скрытен, эдакий ветеран-параноик. Он повёлся бы только на свою «госпожу», то есть на меня. Но вот беда — за ворота Экзархии меня бы не выпустили. Поэтому мы поменялись с Петой лицами, и она стала играть мою роль. Коррекции подверглись даже наши голосовые связки — кроме лиц мы обменялись ещё и голосами. До этого момента, все тридцать лет мы тренировались так, чтобы наши фигуры стали идентичными. Я подкачалась, Пета похудела. Меня мы вытянули до её роста на шведской стенке. Это было непросто — Благодать защищала это тело от изменений, но со временем мы придумали, как обходить эту защиту. Мы научились ходить одинаково, говорить одинаково, одеваться одинаково и носить одинаковые причёски. Только волосы оставили разного оттенка, но ведь волосы легко перекрасить. Я посвятила Пету во все свои тайны, обучила церковным таинствам и ведению службы. В моё отсутствие она должна была стать моей полной копией. И всё лишь для того, чтобы после обмена лиц никто ничего не заподозрил.
— Допустим, что идея неплохая, — сказал Беккет. — Но заставить себя потерять память — разве это не бред?
— Амнезия была необходима, чтобы Захарий не сорвался с крючка. Он так никогда до конца мне и не верил. Боготворил, но боялся. К тому же, я никогда бы не справилась с ролью Петы, как оперативницы. Внезапная амнезия Петы была хорошим поводом, чтобы нанять тебя и играть при тебе вспомогательную роль.
— Что помешало протопресвитерам, видя амнезию Петы, убить её и воскресить в полной памяти? — спросил Сэм.
— Я помешала, — ответила Фредерика. — Пета тридцать лет не исповедовалась и не причащалась в храме. Не существовало свежей копии её личности. Вздумай они её убить, я бы потеряла верную подружку, к которой очень привязалась. У меня был очень тяжёлый разговор с протопресвитерами — я шантажировала их как могла. В итоге, Пету оставили в живых даже со временной амнезией.
— Ясно, — кивнул Беккет. — А причём тут я? Зачем я вообще был нужен?
Часть 29/30 - Награда для убийцы
— Ясно, — кивнул Беккет. — А причём тут я? Почему именно меня привлекли к расследованию?
Фредерика улыбнулась:
— Двадцать девять лет назад я получила от Эрика Лакшмийского сообщение «Мои поздравления, сестра! Сегодня родился тот, кто отведёт нас к звёздам!»
— Это вы сейчас про меня? — решил удостовериться Беккет.
— Мы ждали тебя, Сэм, — кивнула собеседница. — Не начинали, пока ты не вырастешь и не получишь весь необходимый опыт. Полтора месяца назад я наконец-то дала отмашку. Наш пилот созрел, и ждать дальше стало бессмысленным.
— Так вы хотите, чтобы я пилотировал ваш межпланетный корабль и помог вам сбежать?
— Да, — кивнула Фредерика. — Сначала межпланетный, а потом, Бог даст, и до межзвёздного черёд дойдёт.
— Я стану таким, как Захарий? — Беккет показал на Потапчука. — Жалким фанатиком у вас на побегушках, который даже не в курсе того, что и зачем он делает?
— Мы были вынуждены использовать Захария втемную, не посвящая его в нашу задумку, чтобы он не мог нас выдать, если им заинтересуются в Экзархии или полиции, — сказала Пета.
— С тобой всё будет по-другому, Сэм, — обратилась к детективу Фредерика. — Мы предлагаем тебе осмысленное партнёрство. Ты станешь нашим личным пилотом. Дамы тебя просят, Беккет.
— И куда лететь?
— На Венеру, в Землю Иштар, — ответила баронесса Витгенштейнская.
— Неужели в гости к Эрику Лакшмийскому? — предположил детектив.
— Именно, — подтвердила его догадку Фредерика. — С учётом того, что он видит будущее на десятки лет вперёд, то он нас уже заждался.
— Я не понимаю, на что вы рассчитываете! — неодобрительно помотал головой Сэм. — Бегство какое-то… Вы же станете еретиками, за которыми церковь будет вести охоту по всей Солнечной системе. Зачем вам такая свобода? Чтобы вечно прятаться? Куда вы хотите сбежать? ВЦС вездесуща. Я пока что вижу для вас только тупик.
— Ну, во-первых, убежав, мы станем не еретиками, а отступниками, — поправила его Фредерика.
— А велика ли разница? — усмехнулся Беккет.
— Зря остришь. Разница весьма велика, — ответила собеседница. — ВЦС различает семь степеней вероотступничества — пустосвят, неслух, отступник, еретик, ересиарх и антихрист. Для каждой степени полагается своё преследование и наказание. До тех пор, пока мы не будем делать официальных заявлений, нас нельзя будет перевести из категории отступников в категорию еретиков. Если же мы будем на словах отвечать согласием на приказы Церкви, но при этом будем следовать своим путём, то мы вообще можем годами не выходить из разряда неслухов, и за нами будет вестись вялотекущая погоня одним-двумя ньюменами-вразумителями. Это кто-то вроде нашей Петы, только заметно пожиже.
— Я бы не стала рассчитывать на столь мягкое развитие событий, сестра, — предупредила её оперативница. — Если им будет нужно, они поднимут наш уровень опасности до «архиеретичества». А они подымут, будь уверена, чтобы тебя вернуть и призвать к ответу.
— Я всё ещё не услышал внятной цели для вашего бегства, — напомнил свой вопрос Беккет и, закинув ногу на ногу, откинулся на стуле. Толстый термолюксовый пуховик позволил ему расположиться с удобством — как в кресле.
— Расскажи ему про Благодать, — обратилась Йагердсен к Фредерике.
— Ладно, — кивнула та и сказала: — Люди, которые создали Саломею, ошиблись. Они отбраковали её, как неудачный экземпляр, в то время как она была первым истинным успехом изначального проекта по созданию ньюменов. Когда учёные только задумывали ньюменов, им пророчили силу богов, но те, кто получились в итоге, тянули только на демонов. Всякие хитрые способности — не в счёт. Саломея первая приблизилась к оригинальному замыслу. Она обладает колоссальным сродством к Благодати. Она получает больше благодати в секунду, чем лучшие из ньюменов современности — Эрик Лакшмийский и Аркадий Московский — получают в минуту, вместе взятые.