Мне кажется, что современные реалистические романы никуда не годятся, потому что на самом деле они лишены реализма. Они демонстрируют нам не лицо реальности, а только обтрепанную фигуру, плохо выбритые щеки, грязные уши, отвисшую грудь, мутные глаза. По-моему, проблема реализма в том, что авторы не знают своих героев. Если бы они их знали, то поняли бы, а поняв, написали бы такой полный и достоверный портрет, что герои стали бы симпатичными и вызывали бы сочувствие. А вместо этого они вульгарны, отвратительны и ничтожны. Даже если кому-то очень надо писать о жестоких убийцах и полуграмотных проститутках, они должны быть описаны так выпукло и подробно, чтобы читатель в конце книги воскликнул: «Господи, упаси от такого», а не «Какая гадость!». Человечек с крысиной мордашкой, стоящий в темном дверном проеме и вкалывающий себе героин в руку при помощи английской булавки не мог бы стать героем Шекспира, но, если изучить его как следует, можно было бы хотя бы написать, что с ним случилось и как он в это превратился. Многие писатели не способны осознать и описать, что в раннем возрасте человек обладает определенным достоинством, но постепенно теряет его. Именно поэтому многие люди не любят реализма. Чтобы в историю поверили, писать о падении нужно, не забывая о старой доброй чистоте, преданности, гордости и мужестве, чтобы трагедия [неразборчиво] …утрату добродетели, сколь угодно незначительной, но все же имеющейся в каждом.
Р.Б. 17 октября 1950 года. Опубликовано в 2009 году.
Иные марсианские хроники
Одни
Шесть раз они ужинали на открытом воздухе, болтая о всякой всячине у небольшого костерка. Отсветы играли высоко на боку серебристой ракеты, доставившей их сюда через космос. Если посмотреть издалека, с голубых холмов, их костер можно было бы принять за звезду, опустившуюся близ протяженных марсианских каналов под прозрачным, безветренным марсианским небом.
На шестой вечер двое мужчин, сидевшие у костра, напряженно смотрели по сторонам.
– Холодно? – спросил Дрю, когда его напарник поежился.
– Что? – Смит взглянул на свои руки. – Нет.
Дрю посмотрел на лоб Смита, покрытый каплями пота.
– Жарко?
– Нет, и не жарко.
– Одиноко?
– Может быть. – Резко дернув рукой, он бросил в огонь еще одно полешко.
– Перекинемся в картишки?
– Не могу сосредоточиться.
Дрю прислушался к частому неглубокому дыханию Смита.
– Информацию мы собрали. Каждый день фотографировали и брали пробы руд. Практически загрузились. Почему бы нам сегодня же не отправиться домой?
Смит рассмеялся:
– Тебе не настолько одиноко, да?
– Брось.
Они елозили ботинками по холодному песку. Воздух был неподвижен. Огонь, подпитываемый струйкой из кислородного баллона, взятого с корабля, горел ровно, пламя поднималось вертикально вверх. Лица людей закрывали прозрачные маски, под которыми пульсировал тонкий слой кислорода, поступавшего из кислородных жилетов, надетых под куртки. Дрю проверил манометр на запястье. Кислорода в жилете хватит на шесть часов. Отлично.
Он поднял укулеле и принялся небрежно бряцать по струнам, откинувшись назад и глядя на звезды из-под полуприкрытых век.
Девушка моей мечты лучше всех девчат О, всех знакомых мне девчат… Всех милашек-одноклассниц, так пылающий закат Радугу с небес сгоняет. Ее синие глаза, золотые локоны…
Звуки укулеле Дрю ощущал только руками, они не попадали в наушники. Смит тоже не мог слышать инструмент, только пение Дрю. Слишком разреженной была атмосфера.
В нее влюблен весь «Сигма-Чи»…
– Эй, заткнись! – выкрикнул Смит.
– Какая муха тебя укусила?
– Я сказал: заткнись, вот и все! – Смит распрямил спину и яростно уставился на напарника.
– Ладно, ладно, не заводись.
Дрю отложил укулеле, растянулся на спине и задумался. Он знал, какая муха укусила его спутника. С ним происходило то же самое. Холодное одиночество, полуночное одиночество, одиночество расстояния, и времени, и пространства, звезд, странствий, месяцев и дней.
В его память накрепко впечаталось лицо Анны, смотревшей на него через поле космопорта за минуту перед взлетом ракеты. Словно яркая четко вырезанная голубая камея – голубое круглое стекло и ее очаровательное лицо, поднятая рука, машущая ему, улыбающиеся губы, сияющие глаза. Она приложила ладонь к губам, посылая ему воздушный поцелуй. А потом исчезла.
Он праздно взглянул на Смита. Тот сидел с закрытыми глазами, погруженный в свои собственные мысли. Конечно же, думает о Маргерит. Прекрасной Маргерит с карими глазами и мягкими каштановыми волосами. Находящейся за шесть миллионов миль отсюда, в каком-то немыслимом мире, откуда они родом.
– Интересно, что они могут делать сегодня вечером? – сказал Дрю.
Смит открыл глаза, посмотрел через костер и ответил, даже не поинтересовавшись, что мог иметь в виду Дрю:
– Смотреть телевизионный концерт, плавать, играть в бадминтон… да что угодно.
Дрю кивнул. Он снова ушел в себя и почувствовал, как на его ладонях и лице проступает пот. Его бросило в дрожь, и в самой глубине своего существа он ощутил резкую, пронизывающую эмоцию. Он хотел не спать этой ночью. Если уснуть, она окажется точно такой же, как и все остальные ночи. Из ничего – губы, тепло и видение. А потом, сразу же, пустое утро и возвращение к кошмару реальности.
Он резко вскочил.
Смит дернулся и уставился на него.
– Может, пройтись, хоть чем-нибудь заняться? – с чувством предложил он.
– Ну что ж.
Они шли по розовым пескам дна высохшего моря, шли себе и шли, не говоря друг другу ни слова. Дрю чувствовал, как понемногу спадало напряжение. Он кашлянул, прочищая горло.
– Представь себе, – сказал он, – нет, просто представь, что ты встретил марсианку. Сегодня. Сейчас.
Смит фыркнул:
– Не валяй дурака. Их нет.
– Ну а если представить.
– Не знаю, – ответил Смит, глядя вперед. Потом опустил голову и потер ладонью тонкую теплую стеклянную маску, закрывавшую лицо. – Меня в Нью-Йорке ждет Маргерит.
– А меня – Анна. Но давай рассуждать практически. Вот мы с тобой, два человека, двое мужчин, год назад покинувшие Землю, замерзшие, одни, оторванные от всего и вся, позарез нуждающиеся в сочувствии и ласковой руке. Неудивительно, что в мыслях у нас женщины, которых мы оставили дома.
– Дурацкие мысли, и нужно от них избавляться. А здесь, черт возьми, нет никаких женщин!
Они прошли еще немного.
– Как бы там ни было, – продолжил, подумав, Смит, – если бы мы нашли здесь женщину, уверен, что Маргерит первой оценила бы ситуацию и простила бы меня.
– Уверен?
– Целиком и полностью!
– Или ты пытаешься выдать желаемое за действительное?
– Нет!
– В таком случае позволь показать тебе кое-что. Оглянись. Вот сюда. – Дрю взял Смита за руку и отвел назад и немного в сторону на полсотни шагов. – Я ведь почему завел весь этот разговор? – Он указал пальцем.
Смит ахнул.
По песку, словно крохотная ложбина, тянулся след.
Двое мужчин, присев на корточки, взволнованно трогали следы пальцами. Шумно сопели. Глаза Смита загорелись.
Они надолго уставились в глаза друг другу.
– Следы женские! – воскликнул Смит.
– Ты совершенно прав, – важно кивнул Дрю. – Уж я-то знаю. Мне когда-то довелось работать в обувном магазине. След женской ноги я узнаю где угодно. Отлично, отлично!
Оба сглотнули тяжелые комки, подступившие к пересохшим горлам. Сердца отчаянно заколотились.
Смит раскрыл ладони и стиснул их в кулаки.
– Небо, до чего маленькая ножка! Посмотри на мыски! Да она же совсем крохотная!
Он выпрямился и, прищурившись, посмотрел вперед. А потом бросился бежать с криком:
– А вот еще и еще. Они ведут туда!
– Успокойся. – Дрю догнал напарника и взял его за руку. – Куда, по-твоему, они могут вести?
– Какая разница? Идем! – Смит махнул рукой вперед. – Во всяком случае, я иду.
– А как же Маргерит?
– У нас будет до черта времени поговорить о ней. Хватит тянуть время, а то ведь врежу!
Дрю задумчиво опустил руки:
– Ладно. Пошли.
Они побежали…
Свежий след с четко очерченными глубокими отпечатками, отпечатавшимися то чаще, то реже, уходящими в стороны, петляющими по дну пересохшего моря. Взглянуть на часы. Пять минут. Бегом. Быстрее. Дрю тяжело дышал и смеялся. Действительно смешно. И глупо. Двое мужиков бегут сломя голову. Право, не будь все это так серьезно, не происходи это в совершенно безлюдном месте, он сел бы и смеялся до слез. Двое интеллигентных вроде бы мужчин, двое Робинзонов Крузо гонятся за невидимым пока еще Пятницей женского пола! Ха!
– Что смешного? – крикнул Смит, вырвавшийся далеко вперед.
– Ничего. Посматривай на время. Кислород, знаешь ли, расходуется.
– У нас его полно.
– Все равно проверяй!
Понимала ли она, проходя здесь, – умиленно думал Дрю, – и аккуратно оставляя следы в почве, что своим поступком, невинными отпечатками маленьких ножек, она внесет сумятицу в отношения между мужчинами? Нет. Даже и подумать не могла.
Как бы там ни было, нужно бежать дальше и не слишком отставать от обезумевшего Смита. Глупость, глупость. И все же – не такая уж глупость.
Дрю бежал, и в мыслях у него становилось теплее. В конце концов, это же будет здорово – сидеть у костра рядом с красивой женщиной, держать ее за руку, целовать ее, прикасаться к ней.
– А что, если она голубая?
Смит обернулся на бегу.
– Что?
– Что, если кожа у нее голубая? Как эти холмы. Что тогда?
– Тьфу на тебя, Дрю!
– Ха! – Дрю выкрикнул смешок, и они помчались дальше, вдоль старого речного русла, а потом канала, пересохших в незапамятные времена и не знавших с тех пор смены сезонов.
Отпечатки ног плавно поднимались в гору. Преследователям пришлось остановиться у начала подъема.
– Чур-чура, – сказал Дрю, окинув напарника острым взглядом пожелтевших глаз.