Но ведь она… сама Смерть.
Он содрогнулся. Это подозрение, это слово не шло из головы.
Как же он мог забыть?
Достаточно коснуться ее руки, лица – и он зачахнет в считаные часы, ну, может быть, протянет неделю. Кожа потемнеет, соберется чернильными складками, начнет отмирать, отслаиваться и в конце концов высохнет, разлетится по ветру…
Всего одно прикосновение и… Смерть.
Но тут в голову пришло совсем другое. Она живет одна, вдали от своих сородичей. Должно быть, ей нравится предаваться размышлениям, раз она поселилась в уединении. Выходит, мы с ней похожи? И потом, раз она бежала из города, может, в ней и не гнездится Смерть?.. Да! Скорее всего, так!
Хорошо бы провести с ней день, неделю, месяц, вместе поплавать по каналам, побродить по горам и снова послушать ту незнакомую песню, а он, в свой черед, достанет старинные ноты, и струны арф будут ей подпевать. Неужели это несбыточно? Да за такое можно отдать все на свете! Ведь от одиночества умирают, верно? Надо бы еще раз приглядеться к этим желтым огонькам в хижине. Целый месяц жить в согласии, находиться рядом с красотой, которой подчиняются даже призраки и духи, слетающие с губ, – разве можно упустить такой подарок судьбы? А уж если придет Смерть… то какая чудесная и необыкновенная!
Он встал. Потянулся. Зажег свечу в нише, где при свете пламени задрожали изображения его родителей. Снаружи темные цветы ожидали рассвета, чтобы трепетно раскрыться к ее приходу – она их заметит, бережно тронет стебельки, а потом пойдет бродить с ним по горам. Луны уже скрылись. Пришлось настроить особое зрение, чтобы в потемках не сбиться с дороги.
Сио прислушался. Внизу, в ночи, играла музыка. Внизу, во тьме, голос женщины вещал о чудесах, неподвластных времени. Внизу, в мелькании теней, белым жаром горела ее плоть, а вокруг головы танцевали призраки.
Он ускорил шаги.
Ровно без четверти десять ей послышался осторожный стук в дверь.
1948 г. Опубликовано в 1982 г.
Свадьба
На Марсе стояла чудная августовская ночь. Двойные луны разогнали тьму своим свечением, и теплое небо усыпали неисчислимые звезды. Лучшей ночи для свадьбы не придумаешь.
Мистер Самуэль Пейс нарочито долго наводил блеск на свои туфли, прежде чем подойти к окну и посмотреть вниз на открытый двор древнего марсианского особняка. Повсюду были разожжены факелы, горевшие то голубым, то зеленым, то рубиновым огнем. От освещения столы с долгожданным угощением замелькали перед глазами, столовое серебро заплясало, вино заиграло в хрустальных чанах. Смолистая древесина факелов и цветы, срезанные на самых дальних холмах Марса, источали изумительный аромат.
– Который час? – спросил мистер Самуэль Пейс.
– Спрашиваешь третий раз за пять минут. Без пяти восемь.
Томас Квинн, его шафер, улыбнулся ему.
– Где гости?
– Они придут. Не волнуйся.
– Элта готова?
– Да, конечно. Не беспокойся.
– Хочу, чтобы все прошло гладко.
– Все так и будет. Смотри.
Мощный ракетный корабль расцветил небеса огромными лепестками пламени и зашел на посадку поодаль от двора. Из корабля высыпали люди в серебристой униформе Космической службы. Они помахали стоявшему в окне Пейсу и что-то прокричали, но он не расслышал.
– Наконец-то. Явились, – сказал он.
– Ты же знал, что они придут.
– Зачем придут? Поглазеть, как я женюсь на марсианке, на аборигенке? Не знал я ничего.
– Но они же пришли. Да хватит уже переживать.
Он встал перед зеркалом и посмотрелся в него, взглянул на синий мундир с литыми серебряными пуговицами капитана Космической службы, на сияющие черные ботинки и звезду у сердца. Он смахнул с плеча ворсинку и сказал:
– Ладно. Я готов.
– Пойду скажу Элте.
После свадьбы решили устроить грандиозный фейерверк. Звенья по семь ракет должны были пролететь, оставляя шлейфы лилового, золотого, алого и голубого пламени, которое стечет, словно потоки горящих чернил сквозь прозрачный стакан воды, расплываясь и окрашивая ночь. Их обращенные ввысь лица озарились бы золотыми сполохами, металлическими бликами, тусклые глаза вспыхнули бы, они ощутили бы не по сезону раскаленные серебряные жаровни, проплывающие над головой.
Потом пришли бы соплеменники Элты со своими танцами и арфами, поющими человеческими голосами про свадьбы десятитысячелетней давности, и с другими инструментами из хрусталя и фольги, наподобие ветра в кронах деревьев, под ритмы которых женщины танцевали бы в масках из синей медной сетки с колокольцами в руках.
Он постучал в ее дверь:
– Это я, Элта.
Дверь стремительно распахнулась, и он обнял ее, сильно напуганную.
– Они не приедут. Они не приедут.
Она расплакалась, и он не знал, что еще он может сделать, кроме того, что обнять и приласкать.
– Напрасно мы это затеяли. Не нужно нам жениться. Никому это не нравится. Ни твоим, ни моим. И нам потом не понравится.
Он обнял ее еще крепче:
– К черту их всех. Не нужно мне ничьих разрешений. Мы обо всем уже договорились.
– Я знаю, знаю. – Она подняла глаза, посмотрела на него золотистыми очами, и слезы со щек улетучились. – Со мной все в порядке. Просто мне кажется, они не придут.
– Я тоже так думал, но смотри – ракета и наши ребята. А вот и твоя родня.
В самый разгар свадьбы ее близкие обратились в дымку. Это было магическое воздействие. Они не одобряли.
В самый разгар свадьбы на Земле выяснилось, что все гости, хозяин и хозяйка – роботы!
Она тоскует по Марсу.
Он тоскует по Земле.
Он удил рыбу в прозрачном холодном ручье на Марсе, коротая тихие выходные в одиночестве, как ему всегда нравилось – с небом и землей, снастями и стрекотанием спиннинга, и сачком в руке, чтобы вылавливать диковинных существ, считающихся на Марсе рыбой. Потом он поднял глаза, а там – эта женщина смотрит на него. Ее глаза напоминали золотые монеты, вроде тех, что ему в детстве подарил дедушка, которые он сохранил с тех пор, как золото оказалось вне закона. Он до сих пор носил эти червонцы в кармане, в качестве секрета между ним и покойным дедом, в качестве заговора против правительства. И вот перед ним женщина с глазами – золотыми монетами, ровными розовыми губами в полуулыбке, с прямой осанкой и волосами цвета медной нити, кожей цвета белого молока, опять-таки с оттенком расплавленного золота.
Он стоял с удочкой в руке.
– Привет, – сказал он.
Она ответила:
– Я марсианка Элта.
– Здравствуй, Элта.
– Что ты делаешь?
– Ловлю рыбу.
– Странный способ. Ведь достаточно их позвать, и они сами придут.
Он улыбнулся.
– Ты не веришь, – сказала она.
– Не верю.
– Ладно. – Она их позвала. И рыбы пришли.
И в любой день ты можешь купить билет и полететь на серебристой ракете на Марс. На полпути от зеленой Земли и красного Марса ты найдешь небольшой мирок, раскачивающийся в черной космической ночи, где половина холмов зеленые, а половина – красные, половина рек – синие, а другая половина – подобна вину. Половина деревьев – вязы, с другой половины деревьев опадает огонь. У половины детей глаза голубые, а у второй половины – как расплавленное золото. И вы увидите дом, наполовину – современный американский и наполовину – из марсианского хрусталя. Из него в полдень доносятся звуки электрического радио и пение арфы. А в окно можно увидеть Самуэля Пейса и его жену Элту, со смехом любующихся, как их дети носятся по марсианской лужайке, утыканной канзасскими подсолнухами.
А ты летишь дальше, на Марс, оставляя их посередине.
2010 г.
Пришествие
Капитан Харт вышел из ракеты.
– И где все? – спросил он.
– А я почем знаю, капитан? – отозвался Мартин, его первый помощник.
– Что это вообще за место?
Капитан закурил сигару и бросил спичку на лужайку, переливающуюся изумрудной зеленью. Трава занялась.
Мартин собрался было затоптать огонь, но Харт остановил его.
– Пусть горит, – сказал капитан. – Может, тогда эти невежи обратят на нас внимание.
Мартин, пожав плечами, остался на месте. Огонь разгорался все сильнее.
Капитан Харт бросил взгляд на часы.
– Мы уже час как приземлились, а хоть кто-нибудь выбежал нас встречать? Никто! Где все, я спрашиваю? Мы тут, понимаешь ли, проделали огромный путь, а уважаемые жители какого-то безвестного городка на какой-то захолустной планетке не желают нас видеть! – Он презрительно фыркнул и постучал по циферблату. – Так, даю им еще пять минут, а потом…
– Что потом, сэр? – со всей вежливостью поинтересовался Мартин, наблюдая, как у капитана двигаются желваки.
– Потом мы снова пролетим над их растреклятым городом, пускай попугаются… Может, они не заметили, как мы приземлились, а? – спросил Харт чуть тише.
– Нет, сэр, они нас видели. Даже смотрели нам вслед.
– Тогда почему не бегут к нам сломя голову? Что, попрятались? Перетрухали?
– Нет, сэр. Возьмите бинокль. Вон они, ходят, работают как ни в чем не бывало. И нисколько не напуганы… Судя по всему, им просто нет до нас дела.
Капитан Харт устало смотрел в бинокль, а Мартин разглядывал его лицо, которое избороздили раздражение, тревога и нервотрепка. В последнее время Харт сделался глубоким стариком: перестал спать, мало ел и все гнал и гнал экипаж куда-то… Он смотрел в бинокль и жевал губами, морщинистыми и изможденными, но резко очерченными.
– Право слово, Мартин, к чему это все? Вот строим ракеты, пересекаем космическое пространство, находим обитаемые миры… А что взамен? Безразличие. Радуются себе жизни, как идиоты. Они что, не понимают значимость нашего появления? Первое межзвездное судно, совершившее посадку на их захолустной планетке! Такое что, каждый день бывает? Неужели они настолько зажрались?
Ответа у Мартина не было. Капитан Харт устало отдал ему бинокль.
– Ракеты, космос – зачем это все, Мартин? Вечно мы куда-то летим, чего-то ищем. Не ведаем при этом ни сна, ни отдыха.