, хотя и в очень завуалированном виде, окутывая свою мысль мерцающей туманностью искусных фантазий, что место межпланетных путешествий пока только в книгах, ибо люди все еще находятся на той ранней стадии морали и умственного развития, когда им нельзя доверять устрашающие игрушки, которые они в силу какой-то трагической случайности наизобретали». Правда, надо сказать, космические полеты, которые были осуществлены в последние годы, видимо, оказали свое воздействие на ум писателя; как сообщал еженедельник «Тайм» в самом конце 1964 года, Бредбери теперь уже называет ракеты для космических полетов одним из «шансов для человечества обессмертить себя». Впрочем, сам он, дожив до 44 лет, ни разу в жизни не летал даже на реактивном самолете, и явно предпочитает велосипед автомобилю.
Но все это - соображения второстепенные, если говорить о социальном смысле «Марсианских хроник». Любопытно, что даже 50-е годы, явившиеся преддверием первых космических полетов и первых попыток засылки летательных аппаратов на другие планеты, не пробудили в Рэе Бредбери ни малейшего интереса к научно-техническим перспективам этих проблем. Зато его в высшей степени занимают человеческие взаимоотношения будущего, столкновения и первые встречи интеллектуально развитых существ разных цивилизаций. Перенося читателя в самый конец нынешнего и в начало следующего столетия, он пытается заглянуть в душевный мир марсианина, в его первое восприятие землян, проникших в издавна созданную на Марсе цивилизацию. Он разделяет тревогу Джеффа Спендера из Четвертой экспедиции на Марс (новелла «И по-прежнему лучами серебрит простор луна…») за судьбы древней культуры марсиан после вторжения жителей планеты Земля в этот чужой и непонятный им мир. Пережив гибель культурных ценностей у себя на родине, Спендер не мирится с мыслью о том, что и туда, в этот прекрасный и древний мир, он и его соотечественники занесут вирус истребления. Он принимает отчаянное решение - убить всех своих спутников по экспедиции, истреблять и последующих пришельцев и такой ценой отсрочить - хотя бы на ближайшие 50 лет - эру грубого хозяйничанья землян на Марсе. Его оставшиеся в живых спутники преследуют опасного убийцу. Он гибнет, но перед своей неминуемой смертью он пытается убедить капитана экспедиции в своей правоте. В известной мере это ему удается. В образах Джеффа Спендера и отчасти капитана Уайлдера писатель пытается показать ту часть человечества, которую объединяет забота о сохранении самого дорогого - плодов человеческого разума и искусных человеческих рук. Многое в его воображении принимает очертания неправдоподобные, порою лишенные логики (что, казалось бы, противоречит самим законам фантастического жанра), но благородство его намерений, высокое чувство ответственности искусства, литературы за будущее мира не вызывает сомнений. Этим Бредбери близок нам, за это его не могут не полюбить многие наши читатели.
Очень сильно в «Марсианских хрониках» критическое начало. Возьмите хотя бы объяснения, которые даются тяге землян к переселению на иные планеты, к тому, чтобы начать жизнь сначала. Разумеется, не одна-единственная причина побуждает людей самых разных профессий, возрастов, склонностей принять это решение. В главе-новелле «Налогоплательщик» ранним утром 2000 года уроженец Огайо является на космодром и требует, чтобы Третья экспедиция взяла его с собой на ракету. «Он и тысячи других, у кого есть голова на плечах, хотят на Марс. Спросите их сами! Подальше от войн и цензуры, от бюрократии и воинской повинности, от правительства, которое шагу не дает шагнуть без разрешения, подмяло под себя и науку и искусство!..» А когда космонавты только смеются над ним и силой вталкивают его в полицейскую машину, он видит: «серебристая ракета взмывает ввысь, оставив его на ничем не примечательной планете Земля в это ничем не примечательное утро заурядного понедельника».
И чуть дальше - в крохотной главке «Поселенцы»- снова размышления о том, что именно гонит землян на Марс: «Прилетали по-тому, что чего-то боялись и ничего не боялись, потому, что были счастливы и несчастливы, чувствовали себя паломниками и не чувствовали себя паломниками. У каждого была своя причина. Оставляли опостылевших жен, или опостылевшую работу, или опостылевшие города; прилетали, чтобы найти что-то или избавиться от чего-то или добыть что-то, откопать что-то или зарыть что-то, или предать что-то забвению…»
И снова неутолимое стремление - жить иначе, избавиться от окружающего, обрести новый мир. Так писатель выражает неприятие хваленого образа жизни, обличает легенду об Америке как земле обетованной. Человек изверился в возможность жить так, как ему хочется, и хватается за любой самый ничтожный шанс обрести покой и счастье и вернуть себе утраченную, затоптанную красоту жизни.
Пожалуй, наиболее законченное выражение этого содержится в великолепной заключительной новелле книги «Каникулы на Марсе» (октябрь 2026 года). После двадцатилетней изнурительной войны, когда во всей Америке уцелело всего несколько семей, одна из них, выбрав подходящий момент, отправилась в космическое путешествие на припрятанной «на всякий случай» семейной ракете. Детям объяснили, что едут на каникулы «поразвлечься». И вот они на Марсе. Тем временем жизнь здесь заглохла, марсиане вымерли. Семья пришельцев - одна на всей планете. Когда, настроив портативный приемник, отец обнаруживает, что последняя радиостанция на Земле умолкла, он взрывает ракету, доставившую их на Марс, и объявляет детям, что они могут выбрать себе любой марсианский город и остаться в нем жить. Символически предавая огню все книги и документы, привезенные с Земли, он говорит: «Я сжигаю образ жизни - тот самый образ жизни, который сейчас выжигают с лица Земли… Я был честным человеком, и меня за это ненавидели. Жизнь на Земле никак не могла устояться, чтобы хоть что-то сделать как следует, основательно. Наука слишком стремительно и слишком далеко вырвалась вперед, и люди заблудились в машинных дебрях…»
Так семья честного американца переезжает на Марс, «чтобы жить здесь по-своему, создать свой образ жизни…» В ответ на настойчивое желание детей увидеть марсиан отец подводит их к каналу и указывает на их собственные отражения в воде. «Долго, долго из журчащей воды на них безмолвно смотрели марсиане…» Так кончаются «Марсианские хроники» - эта необычная и многозначительная книга одного из наиболее известных современных американских писателей-фантастов Рэя Бредбери.
Не раз возвращается Бредбери к мысли об удивительной и несносной способности землян разрушать, отравлять, губить все красивое и привлекательное в жизни. На этом построена вся новелла о Четвертой экспедиции, которая упоминалась выше. Многозначителен диалог Джеффа Спендера с капитаном экспедиции:
«…Мы можем сколько угодно соприкасаться с Марсом - настоящего общения никогда не будет. В конце концов это доведет нас до бешенства, и знаете, что мы сделаем с Марсом? Мы его распотрошим, снимем с него шкуру и перекроим ее по своему вкусу,- говорит Спендер.
- Мы не разрушим Марс,- сказал капитан.- Он слишком велик и великолепен.
- Вы уверены? У нас?, землян, есть дар разрушать великое и прекрасное. Если мы не открыли сосисочную в Египте, среди развалин Карнакского храма, то лишь потому, что они лежат на отшибе и там не развернешь коммерции…»
Горький разговор двух соотечественников, один из которых пытается уверить самого себя, что все должно быть хорошо и будет хорошо. Другой, Джефф Спендер, уже окончательно изверился и решает избавить Марс от угрозы «отравления» землянами: «Средний американец от всего необычного нос воротит,- говорит он.- Если нет чикагского клейма- значит никуда не годится. Подумать только… Вы ведь слышали речи в конгрессе перед нашим вылетом. Мол, если экспедиция удастся, на Марсе разместят три атомные лаборатории и склады атомных бомб. Выходит, Марсу конец - все эти чудеса погибнут…» И потом, с горькой усмешкой: «Ведь я один - один против всей этой подлой, ненасытной шайки там, на Земле».
«Один против всех…» Эта мысль высказана отнюдь не случайно. Чувством одиночества в чуждом и ненавистном мире зла пронизано далеко не одно художественное произведение современной американской литературы. В этом, с одной стороны, признание того, что окружающее общество чуждо человеческой личности, враждебно благородным и тонким устремлениям ее души, а с другой - неумение, неспособность приложить огромную потенцию своего протеста к живой борьбе за переустройство этого общества во имя Человека и его счастья. Именно в этом заложена та трагичность человеческой судьбы, о которой с такой силой сказали в последние годы и Сэлинджер, и Апдайк, и многие другие писатели Америки в еще не известных советским читателям романах и повестях.
Отсюда, из этого острого чувства одиночества, и рождаются такие патологические в своей жестокости и бессмысленности формы протеста, как физическое истребление всех по очереди пришельцев с Земли на Марс участником экспедиции Джеффом Спендером. Правда, Джефф Спендер в какой-то мере внутренне преступает порог полной отчужденности от людей, пытаясь силой аргументов склонить на свою сторону капитана Уайлдера, который, как ему кажется, может его понять. «Ну, зачем вам возвращаться на Землю вместе с ними? Чтобы тянуться за Джонсами? Чтобы купить себе точно такой вертолет, как у Смита? Чтобы слушать музыку не душой, а бумажником?» Тот и вправду прислушивается к его словам, задумывается над ними. Однако привычный ход мысли, укоренившиеся представления о долге заставляют капитана завершить уничтожение Спендера, опасного для жизни участников экспедиции, и тем самым как бы занять свое место в том самом обществе, которое чуждо стремлению сохранить прекрасное для Человека будущего. Но после всего сказанного Спендером, после слов, запавших ему глубоко в душу, он уже не может быть таким, как прежде, он уже заражен отрицанием ценностей, которым слепо поклоняются его соотечественники. И в ответ на последнюю просьбу Спендера: «Если вы победите, окажите мне услугу. Постарайтесь, насколько это в ваших силах, оттянуть растерзание этой планеты хотя бы лет на пятьдесят… Обещаете?» - капитан глухо произносит единственное: «Обещаю».