| "Does the whole structure cause an 'iciness, a sickening of the heart, a dreariness of thought'? | - Весь ансамбль внушает "леденящую, ноющую, сосущую боль сердца, безотрадную пустоту в мыслях"? |
| The House, the lake, the land, Mr. Stendahl?" | Дом, пруд, усадьба?.. |
| "Mr. Bigelow, it's worth every penny! | - Вы поработали на славу, мистер Бигелоу! |
| My God, it's beautiful!" | Клянусь, это изумительно! |
| "Thank you. | - Благодарю. |
| I had to work in total ignorance. | Я ведь совершенно не понимал, что от меня требуется. |
| Thank the Lord you had your own private rockets or we'd never have been allowed to bring most of the equipment through. | Слава богу, что у вас есть свои ракеты, иначе нам никогда не позволили бы перебросить сюда необходимое оборудование. |
| You notice, it's always twilight here, this land, always October, barren, sterile, dead. | Обратите внимание, здесь постоянные сумерки, в этом уголке всегда октябрь, всегда пустынно, безжизненно, мертво. |
| It took a bit of doing. | Это стоило нам немалых трудов. |
| We killed everything. | Десять тысяч тонн ДДТ. |
| Ten thousand tons of DDT. | Мы все убили. |
| Not a snake, frog, or Martian fly left! | Ни змеи, ни лягушки, ни одной марсианской мухи не осталось! |
| Twilight always, Mr. Stendahl; I'm proud of that. | Вечные сумерки, мистер Стендаль, это моя гордость. |
| There are machines, hidden, which blot out the sun. | Скрытые машины глушат солнечный свет. |
| It's always properly "dreary"." | Здесь всегда "безотрадно". |
| Stendahl drank it in, the dreariness, the oppression, the fetid vapors, the whole "atmosphere," so delicately contrived and fitted. | Стендаль упивался безотрадностью, свинцовой тяжестью, удушливыми испарениями, всей "атмосферой", задуманной и созданной с таким искусством. |
| And that House! | А сам Дом! |
| That crumbling horror, that evil lake, the fungi, the extensive decay! | Угрюмая обветшалость, зловещий пруд, плесень, призраки всеобщего тления! |
| Plastic or otherwise, who could guess? | Синтетические материалы или еще что-нибудь? Поди угадай. |
| He looked at the autumn sky. | Он взглянул на осеннее небо. |
| Somewhere above, beyond, far off, was the sun. | Где-то вверху, вдали, далеко-далеко - солнце. |
| Somewhere it was the month of April on the planet Mars, a yellow month with a blue sky. | Где-то на планете - марсианский апрель, золотой апрель, голубое небо. |
| Somewhere above, the rockets burned down to civilize a beautifully dead planet. | Где-то вверху прожигают себе путь ракеты, призванные цивилизовать прекрасную, безжизненную планету. |
| The sound of their screaming passage was muffled by this dim, soundproofed world, this ancient autumn world. | Визг и вой их стремительного полета глохнул в этом тусклом звуконепроницаемом мире, в этом мире дремучей осени. |
| "Now that my job's done," said Mr. Bigelow uneasily, "I feel free to ask what you're going to do with all this." | - Теперь, когда задание выполнено, - смущенно заговорил мистер Бигелоу, - могу я спросить, что вы собираетесь делать со всем этим? |
| "With Usher? | - С усадьбой Эшер? |
| Haven't you guessed?" | Вы не догадались? |
| "No." | - Нет. |
| "Does the name Usher mean nothing to you?" | - Название "Эшер" вам ничего не говорит? |
| "Nothing." | - Ничего. |
| "Well, what about this name: Edgar Allan Poe?" | - Ну а такое имя: Эдгар Алан По? |
| Mr. Bigelow shook his head. | Мистер Бигелоу отрицательно покачал головой. |
| "Of course." | - Разумеется. |
| Stendahl snorted delicately, a combination of dismay and contempt. | - Стендаль сдержанно фыркнул, выражая печаль и презрение. |
| "How could I expect you to know blessed Mr. Poe? | - Откуда вам знать блаженной памяти мистера По? |
| He died a long while ago, before Lincoln. | Он умер очень давно, раньше Линкольна. |
| All of his books were burned in the Great Fire. | Все его книги были сожжены на Великом Костре. |
| That's thirty years ago - 1975." | Тридцать лет назад, в 1975. |
| "Ah," said Mr. Bigelow wisely. | - А, - понимающе кивнул мистер Бигелоу. |
| "One of those!" | - Один из этих! |
| "Yes, one of those, Bigelow. | - Вот именно, Бигелоу, один из этих. |
| He and Lovecraft and Hawthorne and Ambrose Bierce and all the tales of terror and fantasy and horror and, for that matter, tales of the future were burned. | Его и Лавкрафта, Хоторна и Амброза Бирса, все повести об ужасах и страхах, все фантазии, да что там, все повести о будущем сожгли. |
| Heartlessly. | Безжалостно. |
| They passed a law. | Закон провели. |
| Oh, it started very small. | Началось с малого, с песчинки, еще в пятидесятых и шестидесятых годах. |
| In 1950 and '60 it was a grain of sand. | Сперва ограничили выпуск книжек с карикатурами, потом детективных романов, фильмов, разумеется. |
| They began by controlling books of cartoons and then detective books and, of course, films, one way or another, one group or another, political bias, religions prejudice, union pressures; there was always a minority afraid of something, and a great majority afraid of the dark, afraid of the future, afraid of the past, afraid of the present, afraid of themselves and shadows of themselves." | Кидались то в одну крайность, то в другую, брали верх различные группы, разные клики, политические предубеждения, религиозные предрассудки. Всегда было меньшинство, которое чего-то боялось, и подавляющее большинство, которое боялось непонятного, будущего, прошлого, настоящего, боялось самого себя и собственной тени. |
| "I see." | - Понятно. |
| "Afraid of the word "politics" (which eventually became a synonym for Communism among the more reactionary elements, so I hear, and it was worth your life to use the word!), and with a screw tightened here, a bolt fastened there, a push, a pull, a yank, art and literature were soon like a great twine of taffy strung about, being twisted in braids and tied in knots and thrown in all directions, until there was no more resiliency and no more savor to it. | - Устрашаемые словом "политика" (которое в конце концов в наиболее реакционных кругах стало синонимом "коммунизма", да-да, и за одно только употребление этого слова можно было поплатиться жизнью!), понукаемые со всех сторон- здесь подтянут гайку, там закрутят болт, оттуда ткнут, отсюда пырнут, - искусство и литература вскоре стали похожи на огромную тянучку, которую выкручивали, жали, мяли, завязывали в узел, швыряли туда-сюда до тех пор, пока она не утратила всякую упругость и всякий вкус. |
| Then the film cameras chopped short and the theaters turned dark. and the print presses trickled down from a great Niagara of reading matter to a mere innocuous dripping of "pure" material. | А потом осеклись кинокамеры, погрузились в мрак театры, и могучая Ниагара печатной продукции превратилась в выхолощенную струйку "чистого" материала. |