[6].
Несмотря на случившееся, такая обстановка сохранялась до наступления раннего теплого лета 1942 года. Нацисты сохраняли контроль над большей частью континентальной Европы, поскольку англичане и американцы еще не были настолько сильны, чтобы ввести в нее свои войска. Подводные лодки топили в Атлантике больше судов, чем их могли поставлять верфи союзников. Роммель и его Африканский корпус были близки к захвату дельты Нила.
Фюрер считал Россию главным театром военных действий, и на ней он сконцентрировал свои амбиционные планы. Северный фронт под Ленинградом и Москвой должны был быть удержан. Главное наступление следовало начать на юге, по коридору между реками Донец и Дон. Это наступление должно было лишить Россию возможности вести боевые действия, захватить промышленный комплекс в бассейне реки Донец, нефтяные месторождения на Северном Кавказе, пшеничные поля на Кубани и Сталинград. Захват Сталинграда открывал доступ к последнему главному пути, по которому велись основные поставки нефти в центральную Россию.
В начале июня 1942 года немецкая армия возобновила свое наступление, по скорости и ярости напоминавшее первый блицкриг. 16 июля Гитлер переехал из «Волчьего логова» в Восточной Пруссии в новую полевую штаб-квартиру под Винницей на Украине. Здесь, с возрастающим оптимизмом и волнением, он по картам следил за быстрым развитием нового наступления. С ним находились офицеры из верховного командования вооруженными силами, генеральный штаб армии и Мартин Борман.
Борман был единственным нацистским лидером, постоянно находившимся в «Вервольфе» («Волк-оборотень»), как называлась штаб-квартира в Виннице. Гиммлер пребывал в восьмидесяти милях отсюда в своей собственной штаб-квартире СС в бывшей советской военной академии под Житомиром. Геббельс оставался в Берлине, занимаясь делами своего министерства пропаганды и народного просвещения. Геринг старался как можно реже бывать в «Вервольфе». Фюрер по-прежнему был недоволен им из-за провала люфтваффе покорить Англию. Недовольство перешло в ярость, когда королевские военно-воздушные силы ночью 30 мая совершили свой первый бомбовый налет на Кельн.
Другие вожди нацистов были заняты делами, которые не давали им возможности пребывать в «Вервольфе». Здесь Гитлер занимался исключительно военными делами. Борман разрабатывал методы обращения с теми русскими, которые проживали на территориях, оккупированных немецкой армией. Усердно подливая масло в огонь ненависти и презрения фюрера к славянам, Борман продолжал поддерживать жестокую политику Эриха Коха, предпочитая ее более умеренному подходу к этой проблеме Альфреда Розенберга.
Ни Борман, ни Кох не извлекли никаких уроков из опыта предыдущего года; не было ни единой попытки провести грань между оккупированными народами, в частности украинцами, и советским правительством. Однажды Кох заявил: «Если я отыщу украинца, достойного сидеть со мной за одним столом, я должен буду застрелить его». Когда Розенберг упрекнул его в принятой практике наказания украинцев хлыстом, Кох ответил: «Верно, было дело… около двадцати украинцев были выпороты хлыстом за саботаж строительства моста через Днепр. Я ничего не знаю об этой мере. Если бы я знал, какую цепь упреков вызовет этот акт, я, возможно, приказал бы расстрелять тех украинцев за саботаж».
22 июля Борман лично разъезжал по деревням и колхозам в окрестностях Винницы. Большое количество голубоглазых, круглолицых детей удивило его и повергло в депрессию. По возвращении в «Вервольф» вечером он сказал фюреру: «По сравнению с ними наши дети выглядят как слабенькие цыплята. Действительно, даже странно подумать, что эти дети станут взрослыми украинцами, с их вульгарными, невыразительными лицами. Я был весьма поражен тем фактом, что на этих огромных открытых пространствах столько много детей и так мало мужчин. Такое плодовитое размножение создаст нам большие проблемы, ибо как раса они более выносливые, чем мы… Если позволить этим людям под контролем немцев (то есть предоставив им значительно лучшие условия) размножаться слишком быстро, это будет против наших интересов, так как расовое давление, которое станут оказывать эти проклятые украинцы, реально опасно. Наши интересы требуют совершенно противоположного — а именно, чтобы эти территории, прежде бывшие русские, были бы со временем заселены большим числом немецких колонистов, а не местными жителями».
Гитлер согласился с Борманом и разразился путанным монологом относительно методов, которыми, по его мнению, следовало обращаться с славянами. Борман, в своей теперь уже привычной манере, сделал эти пометки и послал их на следующий день Розенбергу в качестве политической директивы из штаб-квартиры фюрера. Борман, в частности, писал следующее:
«Славяне должны работать на нас. Как только они станут не нужны, они должны умереть. Поэтому обязательную вакцинацию и немецкое медицинское обслуживание славян считать излишним. Деторождение у славян нежелательно. Они могут пользоваться контрацептивами и делать аборты, чем больше, тем лучше. Образование опасно. Достаточно, если они смогут считать до ста. Лучше всего допустимо такое образование, которое готовило бы полезных для нас слуг. Всякий образованный человек — это будущий враг. Религию мы оставим им как средство развлечения. Что касается пищи, им не следует давать больше, чем нужно. Мы, хозяева, сначала все для нас».
Это помогло решить исход борьбы в пользу Коха, а не Розенберга. В конечном счете Борман настолько преуспел в умелом подрьюе положения Розенберга, что Гитлер отказывался вообще иметь какие-нибудь дела со своим рейхсминистром по оккупированным восточным территориям. Тем временем другой фаворит Бормана трудился без устали. Им был Фриц Заукель, бывший моряк и рабочий подшипникового завода, занимавший, начиная с 1927 года, пост гауляйтера Тюрингии.
В марте 1942 года Заукель, по протекции Бормана, был назначен генеральным уполномоченным по распределению рабочих. Такое название скрывало истинный характер деятельности Заукеля, заключавшейся в аресте русских и их отправке в Германию в качестве рабов.
Ко времени назначения Заукеля на эту должность в рейхе было около 50 000 остарбайтеров (восточных рабочих). До его отставки это число достигло приблизительно трех миллионов. Вербовка восточных рабочих напоминала времена работорговли. Гражданские лица в России арестовывались в своих домах, на улицах, рынках и в церквях. Велась охота на людей, в прямом смысле этого слова. Неявка на пункт вербовки наказывалась поркой хлыстами, поджогами домов и даже целых деревень.
Положение восточных рабочих, однако, было не таким тяжелым, как положение военнопленных. Рабочие были нужны нацистам, и несмотря на варварское обращение, многие из них пережили войну. Из более чем пяти миллионов солдат, взятых немцами в плен, выжили только около миллиона. Одним из тех, кто не выжил, был старший сын Сталина Яков.
Рейхсмаршал Геринг, обсуждая проблему русских пленных с графом Кьяно, жаловался итальянскому министру иностранных дел, что «… съев все что было возможно, включая подошвы сапог, они начали есть друг друга, и что более серьезно, съели также и часового-немца».
Катастрофа, произошедшая с военнопленными, не была, однако, намеренной. Рассчитывая на молниеносную войну, нацисты не подготовили условий для содержания миллионов военнопленных, большая часть которых умерла от голода, болезней, плохих жилищных условий, скорее от халатности, чем по злому умыслу. Такого не случилось с другой частью привезенных с востока людей.
27 марта 1942 года Геббельс записал в своем дневнике: «Начиная с Люблина, евреев в генерал-губернаторстве (Польши) начинают сейчас вывозить на восток. Процедура довольно варварская, и не подлежит здесь более точному описанию».
«Процедура» продолжалась, как и повторный блицкриг. К третьей неделе августа 6-я армия немцев вышла к Волге севернее Сталинграда. Она проделала путь в 500 миль от места своей дислокации на Украине. В это же время группа армий А вела бои всего в пятидесяти милях от главных советских нефтедобывающих центров на Кавказе.
В тылу продолжали творить свои страшные дела боевые отряды СС; тысячи русских военнопленных умирали каждый день под открытым небом, продолжались аресты и отправка рабочих в переполненных товарных вагонах в рейх. Как следствие, всякий, кто хотел просто выжить, включался в борьбу против нацистов. Были даже такие чиновники-немцы, которые, исходя из практики, сомневались в необходимости насильственного подхода. Инспектор по вооружениям на Украине сообщал в свой штаб: «Если мы перестреляем евреев, позволим вымереть военнопленным, подвергнем голодной смерти городское население, то встанет вопрос: кто же будет производить хоть что-то на этой территории?»
Подобные вопросы не заботили Гитлера и Бормана в «Вервольфе». Они следили по картам за продвижением войск и считали победу близкой и что она приведет к созданию «нового порядка». 21 августа нацистский флаг взметнулся над Эльбрусом, самым высоким пиком в Европе. Спустя два дня 6-я армия была у ворот Сталинграда. Фюрер отдал приказ, чтобы этот крупный промышленный город, вытянувшийся на тридцать миль вдоль Волги, был взят к 25 августа.
Глава 8СЛУХИ О ПОЛОЖЕНИИ ЕВРЕЕВ
Некоторые из генералов попытались убедить Гитлера, что немецкие войска после потерь в предыдущую зиму были недостаточно сильны для одновременного проведения двух мощных наступлений в различных направлениях — на Сталинград и Северный Кавказ. Генералы советовали сосредоточиться на одной главной цели. В частности, Франц Гальдер, начальник генерального штаба, пытался указать на увеличивающуюся опасность советского контрнаступления на северном фланге, растянувшемся на сотни миль от Украины до Сталинграда. Этот протяженный фланг был укомплектован лишь итальянскими, румынскими и венгерскими дивизиями.
Но поддерживаемый Борманом, фюрер не желал слушать никаких советов своих генералов, «…его решения не имели ничего общего с принципами стратегии и проведения операций, признанными еще прошлыми поколениями, — записал Гальдер в своем дневнике. — Они были продуктом жестокой натуры, следующей своим сиюминутным порывам, натуры, которая не признавала границ возможного и которая делала свое желание творцом дела».