Бергольд. Свидетель, вы видели падение Мартина Бормана во время вспышки?
Кемпка. Да, конечно. Я еще видел движение, похожёе на падение. Это можно назвать отлетом в сторону.
Бергольд. Был ли взрыв, по вашему мнению, настолько сильным, что должен был убить Мартина Бормана?
Кемпка. Да, я уверен, сила взрыва была настолько велика, что он погиб.
Трибунал не разделял уверенность Кемпки. Его члены знали, что и Артур Аксман, и Гюнтер Швегерман утверждали, что видели Бормана живым после взрыва танка. Возможно, из-за того, что их свидетельства противоречили свидетельствам Кемпки, доктор Бергольд не вызывал на свидетельскую трибуну Аксмана или Швегермана. Трибунал отказался приостановить судебное разбирательство в отношении Бормана.
Доктор Бергольд сетовал на то, что этот отказ только укрепит веру в легенду о спасении своей жизни его подзащитным. Еще раньше доктор Бергольд указывал: «В самом деле, фальшивые Мартины Борманы уже появились. Они посылают мне письма за подписью «Мартин Борман», которые не могут быть им написаны».
Тем не менее 22 июля доктор Бергольд начал защиту своего клиента. «Ваша светлость, ваша честь, — обратился он к суду. — Дело подзащитного Мартина Бормана, защиту которого поручил мне Трибунал, необычно. Когда солнце национал-социалистического рейха находилось еще в зените, подсудимый жил в тени. Он является теневой фигурой и на этом процессе, и, по всей вероятности, он ушел в страну теней — эту обитель отделившихся душ, согласно представлениям древних. Он является единственным из подсудимых, который отсутствует на заседании, и только к нему применима статья 12 Устава…»
Главная линия защиты доктора Бергольда, и единственно возможная линия в данных обстоятельствах, заключалась в том, что Трибунал совершает ошибку, пытаясь судить Бормана в его отсутствие. «В течение всего этого длительного процесса, — продолжал адвокат, — Борман как человек и его деятельность остаются окутанными в ту самую пелену безвестности, в которой подсудимый, по собственной предрасположенности, держал себя при жизни. Обвинения, с которыми выступили против него другие подсудимые, видимо по вполне определенным причинам и явно для того, чтобы защитить и реабилитировать себя, не могут послужить, по справедливости, основой для судебного решения. Обвинение не раз заявляло через своих представителей, что подсудимые будут искать способ взвалить главную вину на убитых или отсутствующих людей за действия, которые рассматривает сейчас Трибунал….
Но никто не знает, что подсудимый Борман мог бы сказать в ответ этим людям, если бы присутствовал на заседании. Возможно, он смог бы доказать, что его поступки не были причиной тех событий, на которые ссылается сторона обвинения, и что он также не обладал тем влиянием, которое ему приписывается как секретарю фюрера и партии».
Суть аргументов долгого выступления доктора Бергольда заключалась в следующем: «Пока Борман отсутствует и не заслушивается лично, подлинная его роль остается неясной. Никто, даже высокий суд, не может вынести справедливое решение по его делу. Весь разбор дела остается сомнительным… К сожалению, уже сейчас сочиняются легенды в отношении личности Бормана, его деятельности и его спасении. Но для трезвомыслящих юристов легенды не являются правомерной основой для обоснованного приговора, свободного от сомнений». В заключение выступления доктор Бергольд снова попросил Трибунал «отложить слушание дела подсудимого Бормана, пока его не заслушают лично и пока он лично не даст своих объяснений по делу…».
В тот же день после того, как Трибунал отверг требование защитника от 22 июля, появились сообщения, что Бормана видел живым Якоб Глас. Он был личным шофером Бормана в Мюнхене и Берхтесгадене до конца 1944 года. Секретарь фюрера обвинил Гласа в хищении овощей со своего личного огорода и уволил его. Глас уверял начальника контрразведывательной службы в своей «абсолютной уверенности», что человек, ехавший в автомобиле по главной улице Мюнхена, был Борманом. Он носил обычную, довольно потрепанную одежду. «Я знаю Бормана, — настаивал Глас, — и человек, которого я видел, был Борман».
Контрразведка провела тщательные поиски в Мюнхене, дом за домом, но не обнаружила Бормана, как не обнаружила его во Фленсбурге, в Тироле, в Испании или в Аргентине. Он все еще отсутствовал, когда Международный военный трибунал собрался 30 сентября 1946 года, чтобы вынести свой приговор двадцати двум фигурантам, которых судили как главных военных преступников.
Бормана признали невиновным по 1-му пункту обвинения, в том, что касалось участия в разработке общего плана или заговора с целью захвата власти, установления тоталитарного режима и ведения агрессивной войны. Он не был осужден по 2-му пункту, который касался начала войны и агрессии. Обе эти позиции исходили из признания того, что Борман не играл значительной роли в нацистской иерархии, пока после начала войны Гесс не улетел в Англию. Бормана признали виновным по 3-му пункту, военные преступления, и 4-му пункту — преступления против человечности.
В заключение своего вердикта Трибунал отметил, что доктору Бергольду пришлось «работать в трудных условиях». Указывалось также, что, «если Борман не погиб и будет задержан позднее, Контрольный совет Германии (состоял из главнокомандующих советской, американской и французской зонами оккупации. Местом пребывания Совета был определен Берлин. — Ред.) может, в соответствии со статьей 29 Устава, рассмотреть любые факты, способные смягчить приговор. Он вправе изменить или смягчить приговор по собственному усмотрению». 1 октября 1946 года Борман, в числе двенадцати других обвиняемых, был приговорен к казни через повешение (другими одиннадцатью обвиняемыми были Геринг, Кейтель, Йодль, Кальтенбруннер, Розенберг, фон Риббентроп, генерал-губернатор Польши Ганс Франк, шеф программ принудительного труда Фриц Заукель, имперский комиссар Нидерландов Артур Зейс-Инкварт, имперский протектор Богемии и Моравии Вильгельм Фрик, глава Имперского банка Вальтер Функ и гаулейтер Франконии Юлиус Штрайхер. Другие обвиняемые получили наказания в диапазоне от пожизненного заключения (Гесс) до оправдания (Ганс Фриче из министерства пропаганды). — Ред.).
В ночь на 15 октября смертные приговоры были приведены в исполнение, за двумя исключениями. Как уже отмечалось, Геринг отравился при помощи яда. Борман не мог быть повешенным из-за своего отсутствия. Между тем сообщения о его спасении продолжали поступать.
1 ноября 1946 года обнаружили некоего Иоахима Борсбурга, шагавшего по главной улице города в Баден-Вюртемберге в мундире оберштурмбаннфюрера (подполковника) СС. Сотрудники контрразведки задержали и допросили его. Борсбург сообщил, что его недавно повысили в звании в ходе ночной церемонии, проводившейся на кладбище Мартином Борманом. В ходе дальнейшего расследования контрразведка установила, что Борсбург попал в конце войны в заключение в Саксонии как обычный рядовой. Он сбежал из госпиталя, а теперь страдал психическим расстройством.
Все ли были безумцами, подобно Иоахиму Борсбургу, которые утверждали, что видели Бормана? И действительно ли секретарь фюрера скрывался? Это весьма беспокоило сотрудников разведки союзников. В 1946 году не так легко было сбросить со счетов опасность возрождения нацизма. Живой Борман мог рассматриваться как потенциальный фюрер Четвертого рейха. Гитлер выбрал его исполнителем своего завещания и будущим лидером нацистской партии. Теперь Борман стал единственным представителем нацистской иерархии, с которым надо было считаться. И столь неопределенное положение сохранялось весь 1947 год.
По мере того как тайна становилась все более загадочной, росло число сообщений о дальнейшей судьбе Бормана. Некоторые из сообщений носили фантастический характер, другие были правдоподобными, а одно, в частности, было особенно пугающим. Его источником в начале 1948 года был человек, который лучше представлял себе, о чем он говорит, чем прежние источники информации. Это был обергруппенфюрер СС (соответствует званию генерала рода войск в вермахте и генерал-полковнику в Красной армии) Готтлоб Бергер.
Глава 15«Смерть полностью не установлена»
6 января 1948 года в Нюрнберге начался так называемый Суд на Вильгельмштрассе. Это было одно из двенадцати судебных заседаний по рассмотрению военных преступлений, известных как «Последующие процессы», поскольку они проводились по окончании работы Международного военного трибунала над главными военными преступниками. «Последующие процессы» проходили в Военном трибунале Нюрнберга, состав которого был полностью укомплектован американцами.
Двадцати двумя обвиняемыми Суда на Вильгельмштрассе были бывшие высокопоставленные сотрудники германского министерства иностранных дел, а также других министерств с офисами на Вильгельмштрассе в Берлине. Одним из обвиняемых был Готтлоб Бергер, некогда учитель физкультуры сельской школы, директор реальной школы, с давних пор увлекшийся нацистской идеологией. (Г. Бергер (1896–1975), в 1914 году добровольцем пошел на фронт. Воевал в пехоте. Четырежды ранен (дважды — тяжело). Награжден Железным крестом 1-го и 2-го класса, серебряным знаком «За ранение», орденом Фридриха с мечами, Вюртембергской медалью за военные заслуги в золоте, Рыцарским крестом Железного креста за военные заслуги. Войну закончил обер-лейтенантом).
Во время Второй мировой войны Бергер стал обергруппенфюрером (соответствует генералу рода войск в вермахте и генерал-полковнику в Красной армии. — Ред.) СС, руководителем Главного управления СС, которое ведало делами на родине пятнадцати боевых дивизий СС, воевавших за пределами рейха. Он нес ответственность за вербовку кадров СС и рекрутировал в боевые части СС уроженцев Голландии, Бельгии, Франции, Финляндии, Дании, Норвегии и Украины, которые имели подходящий «нордический» внешний вид и были настроены против коммунизма.
Бергер был также личным офицером связи Гиммлера с министерством восточных оккупированных территорий Альфреда Розенберга. Ему удалось возглавить 1-й главный (политический) отдел в министерстве Розенберга. В 1942 году Главное управление СС Бергера опубликовало пресловутую брошюру «Унтерменш», в которой русские характеризовались как существа, не достигшие в развитии уровня настоящего человека (то есть «истинного арийца», евреев же, цыган и негров нацисты за людей вообще не считали, относя их ближе к обезьяна