Такое нередко случалось и дальше: резкий характер Лютера приводил его к упрямству и авторитаризму в некоторых вопросах. Как полагал он, что соглашаться с Мюнцером в любом вопросе означает разделять «дух Альштедта» (хотя определения этого духа так и не дал), – так и теперь оказался не готов взвешенно и продуманно подойти к вопросу о Вечере Господней. По каким-то своим причинам отрицание Реального Присутствия Христа на Вечере Господней он считал отрицанием христианства как такового – и полагал, что дальше спорить тут не о чем. Кто отрицает Реальное Присутствие, тот на стороне врагов – и на этом разговор окончен[377].
В декабре 1524 года Лютер начал отвечать на писания Карлштадта: опубликовал первую (из двух) частей своей полемики с ним и другими, с кем расходился по вопросам изображений, крещения младенцев и причащения. Свою работу он озаглавил «Против небесных пророков по вопросам изображений и таинств». Бывший друг и сотрудник, теперь, как видно, ставший для Лютера главным врагом, подвергся суровому разносу: в его «папистском» законничестве, в навязчивой одержимости внешним и маловажным Лютер видел полную противоположность истинному благовестию. Для него все это было ветхозаветное фарисейство. Такой ревностный антипапизм, по его словам, столь далеко ушел от Рима, что в безумном рвении своем обогнул земной шар и, сам того не зная, вернулся в Рим. «Папа приказывает, что делать, – писал он, – доктор Карлштадт – чего не делать»[378]. И то и другое Лютер считал несовместимым со свободой, обещанной в Евангелии. Такие жесткие предписания связывают совесть и внушают людям вечное чувство вины за то, что те недостаточно стараются. «Нет такого места, – писал он, – в котором эти учителя учили бы нас, как освободиться от греха, сохранить чистую совесть, достичь мирного и радостного духа. А ведь только это и имеет значение»[379].
Меланхтон был расстроен чрезмерно резким, на его взгляд, тоном Лютера в отношении Карлштадта. Увы, очень многое из того, что написал Лютер тогда и позже, на взгляд современного читателя, слишком напоминает «холивар» в интернете. Гневливость и раздражительность Лютера, которую мы привыкли связывать с последними годами его жизни, начала подавать голос уже сейчас. В своей критике он снова смешивал Карлштадта с Мюнцером, – хотя уже мог убедиться в неудачности этого приема. Впрочем, одно важное сходство между ними действительно было – неприятие авторитетов, то, что Лютер воспринимал как общий дух мятежа. И Мюнцер, и Карлштадт не желали играть по правилам, и это для Лютера было серьезным и дурным знаком. Карлштадт не принял официально место священника в Орламюнде и нарушил приличия, демонстративно отказавшись от звания «доктора». Оба выдергивали из Писания отдельные фразы и истолковывали их с бездумной смелостью, не смущаясь логикой, не утруждая себя мышлением «по правилам». Самого Лютера из-за его отношения к папе многие также считали мятежником и бунтовщиком – однако он ясно давал понять, что никогда не был против власти как таковой. Наоборот, он выступал против ложной власти именно из уважения к власти истинной. Однако Карлштадт и Мюнцер, на взгляд Лютера, зашли по этой дороге слишком далеко. Так или иначе, жители Орламюнде новой книгой Лютера остались недовольны – и выразили это самым практическим образом: начали использовать ее вместо туалетной бумаги.
Крестьянская война и пределы свободы
Не стоит удивляться тому, что, едва Лютер вывел свободу из темницы, она «потеряла берега» и начала приносить беду. Сама по себе свобода не ведает границ. Она знает лишь, что должна существовать, что в тюрьме ей не место, – но не ведает о том, как далеко может зайти без опасности для себя. Над этой парадоксальной проблемой не раз размышлял и сам Лютер. В труде «К христианскому дворянству немецкой нации» он ясно говорил, что христианин свободен, и так же ясно – что свобода обязывает его поступать с ближними по совести. Христианская свобода парадоксальна насквозь – такова ее природа, таинственная и славная.
Вот в чем вопрос: до каких пределов простирается власть правительства над народом? Там, где на сцену истории выходит истинное Евангелие Христово, беззаконие сменяется правосудием и рабы получают свободу. Движения за освобождение рабов и за гражданские права в США ясно об этом свидетельствуют. Зная, что они свободны, люди начинают требовать, чтобы и власть обращалась с ними как со свободными. Но как далеко могут заходить эти требования, и какими мерами вправе народ влиять на правительство без того, чтобы впасть в эгоизм и грубое насилие? Об этом много размышляли такие великие мыслители и деятели прошедшего столетия, как Ганди, Дитрих Бонхеффер или Мартин Лютер Кинг.
Уже много лет крестьяне жаловались на свои горести и высказывали требования; однако пришествие Лютера – явление Благой Вести – придало их требованиям основание, глубину и более ясное выражение. В 1431 году на Базельском Соборе документ, известный как «Реформация короля Сигизмунда», заявлял: «Всякий, кто называет себя христианином, но держит собрата-христианина в своей собственности – не христианин. Он против Христа и нарушает все заповеди Божьи. Бог всех христиан сделал свободными и освободил от уз»[380].
В феврале 1525 года зарождающееся революционное движение произвело на свет манифест под названием «Двенадцать статей», где религиозным языком была изложена политическая программа крестьянского класса. Основание для своих требований авторы видели в Божественном законе – и, очевидно, считали себя в полном праве требовать от правителей, чтобы те поступали с ними по этому закону справедливости, равному для всех.
В последнее время много является на свет злых писаний, сочинители которых упрекают Благую Весть за собрания крестьян, говоря: «Таков ли плод этого нового учения – что никто не должен повиноваться, но всем повсеместно следует восстать и вместе переустроить или, быть может, вовсе уничтожить власти церковные и светские?» Таким безбожным и преступным обвинителям дадим мы ответ в этих статьях: первая их цель – защитить от упреков слово Божье, вторая – объяснить, почему христианин вправе не повиноваться властям и даже против них восставать.
Прежде всего: Благая Весть – не причина мятежей и беспорядков, ибо она есть слово Христа, обетованного Мессии, слово жизни, учащее лишь любви, миру, терпению и согласию. Следовательно, все, кто верует в Христа, должны научиться миру, любви, долготерпению и гармонии. Таково основание всех статей о крестьянах (которые последуют далее), приемлющих Благую Весть и живущих с ней в согласии. Как же могут наши обвинители говорить, что Благая Весть – причина неповиновения и мятежей? В том, что сочинители этих обвинений и враги Благой Вести противостоят нашим требованиям, винить следует не Благую Весть, а дьявола, злейшего ее врага, который возбуждает сомнения в умах ее последователей и таким образом побеждает слово Божье, полное согласия, мира и любви.
Во-вторых, крестьяне стремятся лишь руководствоваться Благой Вестью во всех сферах своей жизни – и, поистине, не заслуживают, чтобы за это их называли бунтовщиками и мятежниками. Если кто всем сердцем и душой стремится жить по слову Божию и Бог исполняет его просьбы, – что за грех в том, чтобы поступать по воле Всевышнего? Кто решится вставать на пути Его суда или противостоять Его величию? Не слышал ли он о том, как дети Израилевы воззвали к Богу и тот спас их от фараона? Не спасает ли Он и ныне верных своих? Да, спасает – и без промедления.
Итак, добрый христианин, прочти внимательно эти статьи, а затем сам вынеси свое суждение.
Первая статья из двенадцати гласила:
Вот первая наша смиренная просьба и пожелание: такова наша воля и желание, чтобы в будущем каждая община имела власть и авторитет сама выбирать себе священника, а также право смещать его, если он поведет себя недостойно. Избранный нами священник должен учить Благой Вести, чистой и простой, без примеси каких-либо человеческих учений, постановлений и законов.
Разумеется, идеи «Двенадцати статей» были вдохновлены писаниями Лютера и Реформацией в целом, так что ясно было, что Лютер за этот документ в ответе. Признавали ли авторы статей его своим учителем, не вполне ясно. Так или иначе, Лютер получил «Двенадцать статей» вместе с сопроводительным открытым письмом, в котором его, Меланхтона и Иоганна Бугенгагена просили стать судьями между авторами – крестьянами, составившими документ, – и знатными господами. Однако нарастающая политическая активность крестьян и серьезность их требований ставила Лютера в трудное положение. Еще в 1522 году из Вартбурга опубликовал он памфлет «Искреннее увещание ко всем христианам беречься от беспорядков и мятежей». Этот памфлет был написан в ответ на тогдашние беспорядки в Виттенберге: мысль его была проста – Благую Весть нельзя распространять силой и насилием. Слово Божье достигает своих целей мирным путем, одной лишь смиренной и терпеливой проповедью. Та же мысль лежит в основе того, что говорил Лютер, вернувшись в Виттенберг и критикуя то, что творил без него старый друг Карлштадт: даже если Карлштадт был прав, он не должен был силой навязывать «слабым братьям» свою правоту. Стоило подумать об их благе и не торопиться, требуя, чтобы они немедленно с ним согласились. Перемены произойдут тогда, когда будет угодно Богу. По-видимому, в соответствии с этим же принципом Лютер оценил и «Двенадцать статей». Не то чтобы требования крестьян были несправедливы; однако насилием и даже угрозой насилия ничего нельзя добиться – можно лишь все испортить. А основной смысл крестьянского документа был именно таков. Требования правильные, даже благородные – но ясно звучащая в них угроза насилия безнадежно все губит.