История Лютера ясно свидетельствует о том, какие случайные внешние факторы порой определяли и его путь, и путь Реформации в целом. Не будь император занят войнами с Францией, Италией и турками – он проследил бы за выполнением Вормсского эдикта, и у Лютера не появилось бы свободных четырех лет на проповедь и распространение своих идей. Не будь папа Лев настолько близоруким – и в прямом, и в переносном смысле, – он брался бы за богословскую взрывчатку Лютера в лайковых перчатках, а не бил по ней молотом. Свою роль сыграла и смерть папы Льва в декабре 1521 года. Его преемником стал Адриан VI, как и Эразм, происходивший из Голландии: он искренне желал осушить болото, в которое превратился папский Рим. Последний из шестерки «адских пап» наконец отправился… одному Богу ведомо куда – и все с трепетом ждали новой эры. Однако Адриан VI умер, проведя на престоле святого Петра лишь двадцать месяцев, и сделать успел немного. Впрочем, сразу после избрания, в январе 1522 года, Эразм отправил новому папе письмо с поздравлениями и заверил, что тот может положиться на соотечественника, – Эразм готов оказать ему любую возможную помощь. В ответ Адриан VI присоединился к Генриху VIII – ответил, что больше всего пользы принесет Эразм Святому Престолу, если направит свое прославленное перо против Лютера.
Никогда прежде Эразм не выступал открыто против Лютера; но теперь время пришло. Папа сделал ему предложение, от которого было невозможно отказаться. Скорее всего, именно это наконец подвигло Эразма написать трактат по вопросу, который он считал важнейшим в своих разногласиях с Мартином Лютером, – вопросу о свободной воле.
Впрочем, непосредственно к появлению на свет этого трактата привела цепочка более мелких событий. На жесткую критику Генриха VIII Лютер написал ответ, поразивший Эразма грубым и непочтительным тоном – и Эразм счел нужным высказать по этому поводу свое возмущение. На это Ульрих фон Гуттен, гуманист и горячий сторонник Реформации, в своем «Expostulatio» ответил еще резче: не обинуясь, назвал он Эразма трусливым, самовлюбленным и жадным до славы, а отношения его с Реформацией охарактеризовал как двурушничество и даже хуже того. Глубоко оскорбленный, Эразм счел необходимым написать ответ, который назвал «Spongia adversus aspergines Hutteni» («Губка[423] против ядовитых брызг Гуттена»). В этом ответе он писал, что главная заслуга его перед Реформацией – в неустанных стараниях смягчить «твердолобую прямоту»[424] Лютера, и жаловался, что за свою позицию терпит поношение от обеих сторон. Сам он, продолжал Эразм, ничего так не желает, как сохранить единство Церкви – а писания, подобные статье Гуттена, мягко сказать, этому не помогают.
На этой стадии Лютер ощутил необходимость вмешаться. На его взгляд, не место было ни светской болтовне, ни остроумным словечкам, ни даже «единству» там, где речь шла об истине и Благой Вести. Он ясно видел, что Эразм трусит и пытается усидеть на двух стульях там, где давно настала пора выбирать. Об этом Лютер написал в Базель Конраду Пелликану. Прекрасно зная, что это письмо прочтет и сам Эразм, он писал: пора бы ему «стать мужчиной»[425] и взять быка за рога, а не бегать бестолково вокруг поля битвы, оглашая его жалобными воплями. Как он не понимает, что на кону стоит судьба христианства? Почему не вступит в бой?
Но Эразм был другим человеком. Бросаться в бой очертя голову он не стал бы никогда; а обвинения Лютера принудили этого гениального ученого положить конец молчанию. В ответ на обвинения в трусости Эразм наконец выпустил в свет книгу о свободе воли, которую написал еще по просьбе Генриха VIII, но до сих пор оставлял неопубликованной. Книга эта была прямо и откровенно направлена против Лютера. Лютер этого пока не знал – хотя подозревал, что получит от Эразма какой-то ответ. В то время друг Меланхтона Камерарий – тот самый, которому Меланхтон жаловался по-гречески на скоропалительную женитьбу Лютера, – как раз направлялся в Базель, и Лютер воспользовался этой возможностью, чтобы передать с ним письмо Эразму. Он знал, что Эразм пользуется величайшим уважением; но сам Лютер никогда не страдал трепетом перед авторитетами – и написал ясно: если Эразм не станет на него нападать, то и Лютер оставит его в покое, но если начнет прямо и открыто писать против Лютера и Реформации – Лютер откроет ответный огонь и стесняться не будет. Довольно высокомерно отвел он Эразму роль немощного наблюдателя, которому не хватает сил, чтобы вместе с самим Лютером участвовать в битве за истину. В сущности, он сказал Эразму – напрямик, без всякой дипломатичности, очень по-немецки: «Не путайся под ногами – и останешься цел». Все равно что назвал немощным стариком, ходящим под себя – по крайней мере, именно так воспринял это Эразм.
Итак, чувствуя необходимость прояснить свою позицию, 1 сентября 1525 года Эразм опубликовал свой трактат о свободе воли, так и названный: «О свободе воли». Полное название звучало как «De libero arbitrio diatribe sive collatio»: название макароническое, в котором слово «диатриба» было написано заглавными греческими буквами, а все остальное по-латыни. Едва вышла в свет эта книга, весь гуманистический мир замер в предвкушении: как видно, между «князем гуманистов» и вождем Реформации начался поединок – битва веков, волнующая схватка двух интеллектуальных тяжеловесов своего времени.
Продуманно и тонко, с обычным своим красноречием Эразм рассмотрел обсуждаемую проблему со всех сторон. И – еще более характерно для себя – занял твердую позицию против любых твердых позиций, заявив, что вопрос, существует ли свободная воля, невозможно разрешить раз и навсегда. Единственное, что можно сказать точно: ошибаются те, кто считает, что Лютер доказал ее несуществование. Кроме того, немало мест в Ветхом Завете свидетельствуют в пользу свободной воли; да и отцы Церкви, правоту которых подтверждает их жизнь, исполненная великой святости (всем читателям было понятно, в чей огород этот камушек), считали, что свободная воля существует. Это факт. А кроме этого, мы не можем сказать, не играет ли свободная воля какую-то, пусть и очень скромную роль в нашем спасении – хоть тут Эразм и справедливо оговаривал, что причиной любых наших «добрых дел» в любом случае является Бог и все, что мы делаем, следует приписать Божьей благодати. Но значит ли это, что свободной воли у нас нет? В этом Эразм сомневался. Очевидно, перед нами тайна, непостижимая уму. Ну что ж – это Эразма не смущало. Тайна так тайна. Если текст непонятен, к чему насильно выдавливать из него какой-то смысл, – не лучше ли просто признать, что он непонятен? И в этом, и в некоторых других вопросах единственный честный путь – признать, что перед нами тайны, непосильные для нашего разума. Так что рассуждение Лютера о свободе воли интересно и во многом полезно, но зря он предъявляет его как некое последнее слово, окончательное решение вопроса[426][427].
Кроме того, Эразм чувствовал, что некоторые истины лучше держать подальше от широкой публики; и опасная идея Лютера, что свободы воли не существует – а значит, то, что человек делает, никак не влияет на его спасение, – брошенная «в народ», может привести к поистине роковому заблуждению, способному разложить и погубить общество. С его точки зрения, это разложение общества из-за идей Лютера уже началось, и Лютеру стоило бы этим обеспокоиться. Одно дело – спорить с натужным фарисейским благочестием, совсем другое – распахнуть двери для дикости и бесстыдства. Религиозное ханжество никому не по душе, но это не значит, что в собор Святого Петра должен вломиться Дионис со своим тирсом и менадами и устроить там вакханалию. Меж тем горестные вести из Германии говорят о том, что именно это уже происходит. Вопрос о свободной воле – не пустой вопрос, он имеет огромное значение: ошибка в нем может страшно навредить верующим, неискушенным в сложных богословских спорах, – поставить под угрозу и их жизнь, и, что куда важнее, вечное спасение.
Вообще Эразм не любил писать о вероучительных материях – и в своем труде об этом упомянул; однако чувствовал себя обязанным написать эту книгу. После того как Адриан VI умер и его сменил родич Льва X, Эразм втайне надеялся, что на этом его служба сторожевым псом при папском дворе окончится: он, так сказать, принес свое покаяние – на том и делу конец. Разумеется, вышло не так: получив от Эразма первое сочинение против Лютера, католические правители вцепились в него и принялись жарко убеждать, чтобы он продолжал разрабатывать эту золотую жилу. Особенно не терпелось прочесть продолжение герцогу Георгу! Он требовал, чтобы Эразм без промедления сел и опроверг возмутительные нападки Лютера на монашество. Раз уж у Эразма есть ружье, – так рассуждал он, – чего ему зря висеть на стенке, пусть палит из всех стволов!
Лютер в это время был так занят, что не прочел «De libero arbitrio» до ноября. Как правило, Лютер вообще читал сочинения против себя выборочно, кусками. Искажение его мыслей, натянутые аргументы и явная ложь слишком его расстраивали. Он прочитывал столько, чтобы иметь возможность написать ответ – а остальное, из-за дороговизны бумаги, а также для того, чтобы от души (и от тела) выразить свои чувства, использовал так же, как жители Орламюнде в свое время использовали его сочинение «Против небесных пророков» – как spongi culus[428]. Эразму Лютер, можно сказать, оказал особую честь – прочел его книгу целиком; однако книга вызвала в нем такое отвращение, что далеко не сразу он собрался с духом и смог ответить. На его взгляд, это было какое-то протухшее жаркое, к которому и прикасаться не стоит, – лучше сразу выбросить на двор.
Кроме того, Лютер был просто сильно занят другими делами. Однако избежать ответа было нелегко. Друзья и сторонники Лютера осаждали его, требуя ответить. Всю осень Иоахим Камерарий, можно сказать, прыгал от нетерпения, как и многие другие гуманисты-сторонники Реформации, – просто Камерарий выражал свое нетерпение громче всех. Но прошла осень, за ней и зима – а на горизонте ни облачка. 4 апреля Камерарию написал Меланхтон – и заверил своего бывшего ученика, что Лютер наконец сел за ответ Эразму и скоро выпустит его в свет. Для Лютера, писал он, сложнее всего начать – но если уж начал, то не остановится, пока не доведет дело до конца! Однако оказалось, что Меланхтон принял желаемое за действительное. Чем только не занимался Лютер – только не ответом Эразму! В начале 1525