В Риме была Анна-Лена Вибум, говорили о постановке и договорились, что сценарий будет готов в конце января и что снимать я начну в июне. Сказал ей о Нюквисте и Юсефсоне.
Сегодня пришли книги из Лондона, которые я сам себе послал, — пять пакетов из восьми.
От Нарымова никаких новостей. Вчера Лариса звонила в Москву и очень расстроена: Андрюша после каждого звонка плачет… Боже, что за мерзавцы!
Франко вчера высказал мысль о том, что неплохо бы (риск невелик) поговорить с Берлингуэром. Ведь несмотря на конфликт с нашими в Москве, они общаются непрерывно и в определенном смысле находятся в зависимости друг от друга.
Ужасные, тяжелые дни. Если на этих днях не появится Ермаш с желанием поговорить со мной, то надо будет заявить в посольстве о том, что я беру политическое убежище. А прежде подготовить его.
Два дня тому назад была встреча с Ермашом. Приехал в Рим он не один, со своими замами Шкаликовым и Суриковым. Разговаривали мы вчетвером: Ермаш, Шкаликов, Нарымов и я. Повторилось все то же, что и раньше. Он сказал, что не хочет полемизировать со мной по поводу моего письма, а хочет сообщить, что мое письмо «было доложено руководству» (имеется в виду мое письмо Андропову), и есть решение разрешить мне работать за границей в течение трех лет, захочу — совместно с Госкино, захочу — без него. Но оформить документы и паспорта надо в Москве. То есть нам надо ехать в Москву. Я сказал, что в Москву не поеду и что все это можно сделать без нас в виде исключения. На что Ермаш сказал, что это не по правилам и совершенно невозможно. Я ответил, что для нашего мощного государства нет ничего невозможного. Я переспросил: «Это вам из секретариата Андропова поручили мне все это передать?» Он ответил: «Я совершенно официально заявляю (вместе с двумя свидетелями — что очень важно: он не может врать, вернее, перевирать решение Андропова или его помощников при свидетелях), что вам разрешено все, о чем вы просите, но, конечно, оформить все это надо в Москве».
В словах Ермаша сквозило, что он делает акцент на первой части, а то, что касается оформления документов, — прибавляет от себя. Его трудно будет поймать на лжи (он сказал, что решение есть): он не сказал, что Андропов настаивает на моей поездке в Москву. Пытался акцентировать, вернее, объединить в одно и разрешение на работу, и необходимость нашего приезда в Москву. Но если бы Андропов настаивал на этом, Ермаш непременно сказал бы об этом. Я думаю, если бы позитивного решения не было, Ермаш не стал бы говорить, что оно есть. Я в результате этого разговора сказал, что если к Новому году не будет разрешения, я возвращаю им наши паспорта. Они очень перепугались, вид у них был растерянный, и было видно, что они «темнят».
Сегодня мы с Франко были у Анжелы. Анжела вообще сказала, что решение было дано уже два месяца тому назад. Я тоже думаю, что уже есть решение, но оформление паспортов и всех дел отдано на откуп Ермашу, который тем самым оказался меж двух огней. И эта встреча была для Ермаша последней возможностью надавить на меня. Вечер, проведенный с Анжелой, очень успокоил меня. Она уверена, что все в порядке, все будет хорошо.
Сегодня приезжал Франко с тетушкой Кикко — показать нам виллу Catena (которая сейчас принадлежит Лаурентису и который сейчас бросил это место и не живет здесь больше. Хочет продать. Приблизительно 2 млрд).
Есть идея устроить там школу. Всего на вилле, вернее на этой земле, восемьдесят один гектар и десять зданий. Первое, главное, — в лучшем состоянии: там собирался жить Лаурентис:
1. Огромный дом, который следует приспособить для занятий.
2. Большой дом, который мы сегодня не увидели, совершенно разрушенный, есть надежда, что там можно сделать в будущем театральный зал.
3-4. Два здания рядом для квартир слушателей и гостей. Дома большие.
5. Маленький дом на шесть спален, с ванной, с кухней и столовой.
6. Домик, где родился Кикко, с двумя спальнями и двумя ваннами.
7. Большой дом, где жил Франко, разрушен настолько, что один архитектор сказал, что проще построить новый. Здесь я бы хотел жить.
8. Маленький дом: внизу был скот, верх (две комнаты?) — мы не попали.
9. Домик, в котором мы не были.
10. Домик для сторожа возле ворот.
Чтобы привести все в порядок, нужна куча денег. Столько же, сколько и для покупки. Беда в том, что есть еще охотник купить эту виллу, кажется, коммуна этого района.
Звонила Ирина Кириллова из Лондона, сказала, что с московскими делами сейчас ничего не выйдет.
Звонили Юри Лина и просили его как можно скорее переправить деньги Анне Семеновне. Он сказал, что три тысячи уже есть. Мы просили его сделать как можно скорее.
Были в гостях. Сначала у мэра Франческо, потом у Пачифико. Какие они все милые люди! Я никак не могу себе представить, что может случиться так, что я изменю о них свое мнение.
Итальянское Рождество мы были приглашены Франко провести у него в его доме в Умбрии. Было очень мило. Франко с Джулией уступили нам свою спальню даже.
Очень трудно пишется сценарий.
В Амстердам приехал Дима, только что разговаривал с ним. В Москве полно идиотских слухов обо мне и моем бегстве.
На с. 520: Андрей Тарковский в Лондоне
1984
Январь-февраль 1984
Вот и новый год… Что-то принесет он нам. Встретили его в доме Pacifico. Здесь Новый год не такой большой праздник, как в России. Звонили (вчера) в Москву. Деньги еще Анне Семеновне не приносили. Настроение у них скверное. Что делать, не знаю. Надо придумать что-то, чтобы продемонстрировать наш следующий шаг и вместе с тем оттянуть момент возвращения им паспортов. Дима Шушкалов говорил, что ему помогло (даже всё решило) письмо Громыко, которое он написал в ответ на отказ выдать ему заграничный паспорт. Завтра надо будет попросить Франко позвонить в консульство насчет ответа на наше заявление в ОВИР (т. е. на адрес консула, вернее, на его имя). Они должны нам дать официальный ответ на это заявление.
Звонил Вася Аксенов из Вашингтона, дал телефон Ростроповича в Лозанне.
Вчера вечером звонил из Германии Георгий Владимов. Со дня на день ждет немецкие паспорта. Когда они появятся, они с Наташей смогут свободно путешествовать и намерены приехать в Рим увидеться с нами. Я рассказал ему о наших мытарствах. Он предложил немного потянуть. Сам же подумает над изобретением шага, который будет означать нашу твердую позицию и вместе с тем позволит не торопиться с Америкой.
Мы решили действовать несколько иным путем. Прежде всего написать еще одно письмо в правительство СССР с тем, чтобы потребовать письменного ответа на наше письмо. Руководство по закону обязано ответить. В письме сказать, что министр Ермаш сказал, что есть решение разрешить мне работать за границей (кстати, есть какое-то международное соглашение, которое подписало и советское правительство, о праве советских художников (?) работать по контрактам за границей). И что я хотел бы иметь письменный ответ на свои многочисленные письма. Может быть, даже обещать вернуться в Москву «для оформления документов». Затем организовать письма от правительств и культурных деятелей в Европе и Америке. В Америке для этого попросить содействия у Тома Лади, в Германии — у Владимова, в Италии — у Рози, Берлингуэра, у которого попросить также написать письмо от компартии Италии; во Франции — у Максимова, в Англии — у Ирины Кирилловой и фон Шлиппе, в Швеции — у Анны-Лены.
Лариса звонила в Милан по телефону, который дал Георгий Владимов. Этот человек сказал, что готов приехать в Рим, чтобы поговорить о необходимых шагах в смысле помощи нам и об издании книги и сценариев. Он об этом же говорил сам.
Тяпус прислал трогательное письмо и рисунок, где изобразил замок Бранкаччо очень похоже. Об Андрюшке я уже боюсь не только писать, но и думать…
Вчера звонил Рози, он хочет со мной встретиться. Оставил ему свой телефон. Он обещал позвонить.
Сценарий продвигается очень медленно и с огромным трудом.
Звонил прокатчик из Германии, просил, чтобы я приехал на премьеру. Я ответил, что не могу. Был звонок из Роттердама: ждут меня на фестивале и говорят о том, что визы нам дадут в любой момент. (Остается работа над сценарием и виза (обратная) в Италию.)
Вчера видел Пио: он просил написать заявление (по поводу моих претензий РАИ) на его имя. Намекнул, что продвигается выше по службе.
Господи! Помоги…
Анна-Лена приезжает 21-го. Сказала, что в Стокгольм приезжает Громыко и что премьер Швеции вручит ему письмо по поводу меня и моей работы.
Виделся с Франческо Рози, он обещал, что необходимо сделать: поговорить для совета с Тромбадори. Выразил также идею о том, что надо быть очень лояльным с СССР, действовать очень дипломатично.
Из Москвы новость: будто бы Госкино направило на фестиваль в Японию «Рублева» и «Зеркало». Если это так, то ясно, что они не хотят скандала. Будем верить, что правда. В Москве трудно — очень трудно с деньгами. Надо что-то изобретать.
21-го была Анна-Лена. Сговорились, что сценарий я буду писать еще в течение февраля. Чтобы начать съемки 1 августа. Школой она заинтересовалась, но сказала, что ее муж давно уже лелеет ту же идею (?!). И что нам следует встретиться. Мне же в любом случае надо будет (по делам фильма) ехать в Стокгольм в первых числах апреля. Слух о разговоре Пальме с Громыко ложный (я ошибся). Анна-Лена не знает, говорили они или нет. (Позвонит мне, чтобы сказать об этом.) Если нет, то будет письмо Пальме Громыко. Я очень устал. На мне места живого нет.
Андрей и Лариса в Риме
Вчера встретился с Крюгером. Договорились об издании книги и сценариев. Я говорил о «Гофманиане», «Светлом ветре» и «Ностальгии». В Германии и Монако сейчас выходит «Ностальгия». В Нью-Йорке тоже — вернее, уже идет и идет хорошо. Неясно в каком соотношении с Ольгой должно происходить издание. Придумать название для книги. Следует также привести в порядок «Зеркало». Это большая работа, а времени нет — работаю над «Жертвоприношением».
Вчера же Анжела познакомила меня с профессором (?) из Милана, который занимается проблемами пранотерапии, обещал повести нас всех на прием к Папе в Ватикан.
Надо через новых знакомых в Милане (Серджо) попробовать продлить soggiorn[19].
Из Германии звонила Корнелия Герстенмайер, сказала, что они стараются найти контакты (бесскандальные) с Москвой. Пока трудно. Так как лучше всего было бы действовать через промышленников, фирмы, но в Германии сейчас это невозможно. (Советовала мне поискать эти возможности в Италии (Sergio).) Правительства меняются, а дельцы остаются, и советские это знают.
Были в Амстердаме и в Роттердаме (где был кинофестиваль), видели Диму Шушкалова. Было скучно и нудно. Дирекция, обещавшая дать мне немного подработать, обманула, даже обещанные билеты — 1-й класс — оказались липой. Была встреча с публикой и «круглый стол» по поводу Брессона, глупый ужасно. Правда, Лариса очень хотела увидеть Диму и Ольгу. Теперь только бы успеть кончить сценарий.
Видел Отара Иоселиани. Он сказал, что в Комитете в свое время ему сказали (еще до фестиваля в Венеции, до встречи с Сизовым и Ермашом), что было подготовлено решение лишить меня гражданства. Посмотрели его документальный фильм о басках. Довольно уныло, скучный. Отар уже снял свой фильм, остался монтажно-тонировочный период. Его вызывают в Москву, т. к. он просрочил свой срок. Он ехать не боится — говорит, что его защищает Шеварднадзе. Странно всё это… А может быть, нет. Кто его знает?
Сегодня отправил еще одно письмо Андропову, теперь уже как Председателю Президиума Верховного Совета (чтобы получить письменный ответ).
Да, звонила Лара из Амстердама, сказала, что есть возможность переговорить кое с кем, кто уже имеет опыт борьбы за наших бесправных. Очень хорошо, пусть поговорит. Только просил пока обойтись без скандалов в газетах (Лара сказала, что есть возможность включить в дело газеты).
Сейчас звонила Лара из Амстердама. Умер Андропов. Писать новые письма?
Черненко — Генсек. Конечно, скоро станет и Председателем Президиума Верховного Совета. У нас ведь так — царь так уж царь.
Разговаривал с Ларой. Она очень расстроена — говорила с каким-то деятелем в Амстердаме, и он ей дал понять, что не так просто и не так скоро, как хочется, мы сможем получить Тяпу и Анну Семеновну. Что теперь делать? Писать снова Черненко? Лара написала письма в Красный Крест и еще куда-то. Но считает, что организации эти — общественные, мало могут влиять на наше правительство.
Вчера получил письмо от Изи Ольшанского, они с Фридрихом выхлопотали мне стипендию — 1000 долларов в течение года Берлинской Академии. Надо заполнить анкету и выслать ее в Берлин.
Кончил сценарий. Сегодня еду в Рим по делам. А завтра начну перепечатывать.
16-го приехала Лара. Разговаривали с Владимовым. Он советует немедленно писать письмо Черненко. Говорит, будто тот, как ему кажется, намерен с позиции силы перейти на дипломатический язык.
Сейчас кончаю перепечатывать сценарий и отправляю новое письмо.
Вчера кончил уже перепечатывать сценарий. Завтра надо отправить его Анне-Лене.
Подготовил письмо Черненко. Вчера звонила Анжела: рекомендовала как можно скорее написать новое письмо. Говорит, что ситуация изменилась и если сейчас я напишу письмо заново, то ответ будет положительный.
Серджо из Неаполя тоже сказал, что сейчас их «главы» решили, что у них появилась возможность за нас вступиться. Теперь они решают кому именно следует обращаться в Москву с просьбой.
Звонил Андрюша Яблонский (22 года прошло!). Он в Париже. Женат на русской эмигрантке.
Отправил письмо Черненко и сценарий в Стокгольм для Анны- Лены.
Март-апрель 1984
До сих пор нет извещения о вручении письма Черненко, хотя прошло восемь дней. Подождем. Вчера виделись с Серджо Рапетти, он водил нас к помощнику по международным делам Кракси (премьера), Acquaviva (тоже социалист). Говорили о наших делах. Он сказал, что запрос через посольство можно сделать, но сейчас не время. Надо выждать и сделать в подходящий момент.
Что касается soggiorno, то нам надо иметь бумагу от Де Берти о том, что я только что сделал фильм для RAI и собираюсь сделать еще один фильм. Эту бумагу надо будет передать для оформления soggiorno. На следующей неделе, может быть, будет встреча с Андреотти (сейчас он министр иностранных дел).
Сегодня позвонил Андрюша Яблонский из Парижа, он просит прислать данные для разговора со своими друзьями, с которыми он будет работать в апреле в Афинах на европейском совещании. Андрюша будет переводчиком там.
Сложности с проектом дома — не хватает трех квадратных метров, надо что-нибудь придумать.
Вчера разговаривал по телефону с Максимовым, звонил ему в Париж. Сегодня Наташа Владимова сказала, что Владимир Максимов собирается в Рим, чтобы встретиться со мной. Он хочет помочь вставить мне в паспорт чистые листки. Потом он, видимо, будет просить Серджо Рапетти найти путь к Папе (который, кстати, собирается будто бы в Союз).
Жора Владимов сказал, что деньги нашим будут переданы в течение этого месяца (марта).
В среду у меня свидание с Джулианой Берлингуэр и Пио Де Берти.
Вчера был в Риме по делам. Дж[улиана] Берлингуэр сказала, что мне надо поговорить с ее мужем (он тоже коммунист), чтобы выяснить возможности помощи, но у меня возникло какое-то чувство, что из этой просьбы ничего не получится.
Пио Де Берти сказал, что фильмы обо мне они покупать не будут: нет заявок на них из-за границы. Видимо, чувствуя, что лишает меня заработка, предложил мне «халтуру»: какой-нибудь сценарий для денег, «левой рукой», как он выразился. Я поблагодарил, но не уверен, что буду писать. Не умею ничего делать для денег. Уж не знаю, хорошо ли это.
В немецком посольстве выдали визу и были очень любезны.
Да, Де Берти сегодня утром идет к Acquaviva (оказывается, он его хорошо знает), чтобы поговорить о письме для soggiorno, которое он обещал дать. Кассета «Ностальгии» и фотографии зависят от Ка-непари, которого вчера не было. Что-то я не понял насчет его визита к Acquaviva. Почему он тоже обратился к нему? Знаком, но хочет общения с ним? Ведь для того чтобы помочь мне, ему достаточно написать это письмо.
У Любимова всё осложняется: он лишен театра, который передали, как я и ожидал, Губенко (трупоед). (А предлагали Захарову и Эфросу, которые отказались.) Он дал интервью в Лондоне, что его преследует КГБ. Почему? Непонятно. Хотят вывезти? Он, по-моему, преувеличивает.
Сахарову очень плохо: у Елены Боннер был инфаркт, дом оцеплен охраной КГБ. Они совершенно изолированы и не имеют ни еды, ни лекарств.
На мое письмо Черненко никакого ответа.
Тяпус был очень болен. Грипп. Температура сорок держалась четыре дня. Сегодня упала до 37,1. Слава Богу!
В Германию, боюсь, съездить не сможем, из-за soggiorno и из-за встречи с Андреотти, которая неизвестно когда произойдет.
Вчера были с Ларой в гостях у Нормана. У него был день рождения.
Был на телевидении, взял письмо о готовности RAI работать со мной (для soggiorno). Обедал у Джованни Берлингуэра, брата секретаря итальянской компартии. Он уже разговаривал с «товарищами», и те с энтузиазмом согласились нам помогать. (Я объяснил Джулиане все трудности этого дела.) Они надеются, что Берлингуэр в течение месяца уедет в Москву для встречи с нашим, советским (партийным, вернее) начальством. И тогда он обязательно будет говорить о нашей проблеме и просить за нас (работа в течение трех лет и Анна Семеновна с Тяпой).
Поездка в Германию откладывается. Из-за soggiorno и возвратной визы, которая должна быть дана на отдельной бумаге.
Лариса больна. Высокая температура и очень сильный кашель.
Интересно, что продюсеры скажут по поводу «Жертвоприношения». Очень интересно.
Выяснилось, что человек, посланный в Москву, чтобы передать деньги Анне Семеновне, никаких денег не отправил, вернее, не передал. Хотя сказал, что приходил и звонил в квартиру. Что, конечно, неправда. Владимов говорит, что он, может быть, испугался слежки.
Сегодня звонил Слава Ростропович, сказал, что нам надо писать последнее письмо Черненко с обещанием устроить шум на весь мир и требовать сына через международные организации и самые высокие сферы в политических кругах Запада. Над нашими надеждами на Берлингуэра, шведов и Андреотти он посмеялся и сказал, что наш единственный путь — это скандал и нажим. А такой компромисс, как сейчас, им только на руку. Обещал денежно помочь, если мы нуждаемся. Я сказал, что непременно обращусь к нему, как только почувствую необходимость в деньгах.
Франко привез Андрюшино письмишко, которое привезла Лора. Она, оказывается, перед отъездом из Москвы была у наших и оставила им даже какие-то деньги. Я не верю в ее искренность: просто мы ей понадобились зачем-то.
Сегодня разговаривали с Тяпой. Он выздоровел, но у Анны Семеновны высокое давление: она перенервничала по поводу Андрюшиной болезни. Кажется, с поездкой в Германию не получается: некуда поставить возвратную визу. Надо (в будущем) хлопотать о специальном документе для путешествий. Итак:
1. Андрюша Яблонский в Париже ищет пути, чтобы помочь нам и уже, как он говорит, начал кое-какие переговоры.
2. Берлингуэр.
3. Шведы.
4. Будущая встреча с Андреотти.
Что-то мало надежды на них на всех…
Вчера прилетели из Франкфурта — напишу потом. Видели Владимовых. Заключил контракт с берлинским издательством на книгу.
В Берлине виделся с президентом Академии искусств, который поздравил меня со стипендией. Весной 1985 г. я буду получать тысячу долларов в месяц (1.600.000 лир). И квартиру в Берлине, если мы захотим там жить. Т. е. 1.600.000 x 12 = 19 млн 200 тыс. лир, которые, кажется, можно взять сразу (чтобы положить в банк). Лекции в Глинике (дворец рядом с «мостом шпионов») прошли с успехом и на очень высоком уровне. Жаль, что слушатели были «дети». Мне недостаточно этой публики. Фридрих произвел на меня самое тяжелое впечатление. Ведет себя отвратительно: всех оскорбляет и требует поклонения. Берлин — странное, неприятное место — раздрызганное гнездо. Стена, построенная Хрущевым, — чудовищна.
Андрей Тарковский в Англии
Приезжала Анна-Лена с Катинкой (директрисой), говорили о будущей картине. RAI, кажется, тоже примет участие в постановке. А пока что Шведский киноинститут и английская фирма, поставившая «Ганди». Этого не хватит, нужно будет, как считает Анна-Лена, два с половиной миллиона долларов. Франко будет организовывать выпуск картины, т. е. монтаж, озвучание (английское, итальянское, французское), запись шумов, монтаж музыки и проч. Он очень доволен. Сложности с Нюквистом, который, насколько я понял, хочет явиться прямо на съемку. Меня это не устраивает. Я привык работать с оператором в содружестве. Мои прокатчики из ФРГ собираются связываться с Анной-Леной насчет участия в «Жертвоприношении» и «Гофманиане».
Подал идею Тине (из Берлина) вытащить Сашу Сокурова, чтобы делать фильм обо мне. Только как?
Виделись с Владимовыми, Жора всячески помогает и уже связался с Копелевым, который обещал помогать.
Анна-Лена говорит, что Пальме будто бы говорил с Громыко насчет нас, и тот будто бы ответил, что это не его компетенция, но что он, вернувшись в Москву, будет говорить обо мне (о нас).
Дж. Берлингуэр сказал, что их генеральный секретарь намерен говорить в Москве с нашими, когда поедет туда на переговоры. Серджо Рапетти обещал сегодня звонить из Милана, чтобы сказать, на какой день для нас назначено свидание с Андреотти. Володя Максимов сказал, что он (Андреотти) может помочь, а Берлингуэр — нет.
Звонил Любимов, он очень растерян, напуган КГБ или делает вид, что напуган. Мне очень жаль его.
У Тонино опухоль в мозгу. Вчера он отправился в Москву на операцию к Коновалову.
От Черненко ни слуху ни духу.
Франко сказал, что его искали из посольства СССР по телефону. Оставили свой. Когда Франко позвонил по телефону, который ему оставили, ему ответили, что номер неправильный. Может быть, Франко ошибся действительно? А может быть, это была проверка, насколько Франко реагирует на звонки из посольства (т. е. связан ли он со мной). В любом случае они что-то суетятся. Не опасно ли для нас это? Звонил Нарымов Франко. Вернее, его (Нарымова) секретарша оставила для меня телефон Абдрашитова, который якобы хотел меня видеть. Я не дозвонился.
Тамара Огородникова и Демидова собираются в Италию (кажется, в разное время). И тоже намереваются нас увидеть. Какие они смелые, ей-богу! К чему бы.
Андрюшенька совсем замучился, не меньше нас. Если не больше.
Чем-то всё это кончится? Господи, помоги!
Обсуждается контракт с Анной-Леной. Я запросил 300 тыс. долларов. Т. е.≈480 м[иллионов]. Анна-Лена сказала адвокатессе, что это много. Много, конечно. Может быть, придется уступить. Кризанти уехал в Южную Америку выбирать натуру для Рози (!?). Некорректно.
Серджо передал специальное письмо Андреотти, в котором описал всю нашу ситуацию. Андреотти собирается в Москву.
Максимов намеревался через Окуджаву, которому было сделано очень много услуг, передать Анне Семеновне деньги. Окуджава ответил, что наши в Москве ни в чем не нуждаются.
Жду после Пасхи решения всех формальностей с soggiorno и документов для путешествия. Если путешествие Андреотти в Москву не принесет успеха, надо будет предупредить посла (дать ему две недели) и просить у американцев политического убежища (связаться с Максимовым и Ростроповичем).
Сейчас у нас Ольга Суркова. Работали над книгой.
Ольга повела себя очень странно. Какие-то разговоры насчет денег, насчет того, что не она, а я должен был ехать к ней работать.
<…> Куда-то исчезла Анна-Лена. Потом Франко сказал, что Кау разговаривала с Анной-Леной и та будто бы сказала, что она должна ехать в Канн раздобывать деньги, т. к. «Гомон» вышел из игры, считая, что «Жертвоприношение» — некоммерческая картина. Потом Лариса разговаривала с Анной-Леной по телефону, и та сказала, что нет оснований для паники и что всё решится не сегодня завтра, хотя и «Гомон» действительно вышел из игры.
Май — июль 1984
Давно не писал дневник, наверное, потому, что ничего веселого за это время не произошло. А неприятности записывать, переживая их тем самым снова, не хочется. За это время был в Стокгольме. Кажется, уладилось дело с фильмом. Правда, съемки будут следующей весной, деньги есть. Анна-Лена была в Канне, разговаривала с нашими, с каким-то новым Никоненко, кажется, по моему поводу. Всё та же песня: им надо вернуться в Москву и всё уладить там. Я написал два письма. Одно — послу в Стокгольме, другое — в Париже. Их намеревались отнести в Париже министр культуры Франции, в Стокгольме — Швеции. До сих пор не знаю, удалось ли организовать Анне-Лене передачу этих писем. Анна-Лена обещала звонить насчет Нюквиста, будет ли он оператором (это зависит, получит ли он деньги на картину, которую он хочет ставить сам). До сих пор звонка не было. Я тоже не могу ей дозвониться.
С нашим домом какие-то сложности, теперь уже неясно, сможет ли быть осуществлен старый проект.
Надо решаться на последний шаг. Слава Ростропович считает, что мы решили правильно. В то же время в Москве — разгул реакции: Черненко болен, ничего не решает. А всё в руках у сталинцев, Устинова и Громыко. Ужесточена ситуация в Афганистане. Сахаров в трагическом положении.
Солженицын в своем журнале «Вестник» написал огромную разносную статью о «Рублеве». Почему сейчас только? Именно когда я нахожусь в трудном положении? Владимовы выслали мне ее. Хотят ответить. Посмотрим. Сначала надо прочесть.
Сложности с permesso di soggiorno, с визой для путешествий. Какое-то очень трудное время.
Ольга Суркова в Москве.
Была Огородникова в мое отсутствие — уговаривала Ларису возвращаться. Была, конечно, по заданию. Лариса говорит, что объяснила ей все как следует.
Дозвонился до Анны-Лены. Она сказала, что всё в порядке, Свен с нами, что с французами она ведет переговоры насчет передачи моих писем (шведы со своим министерством сделают это одновременно).
На днях произошла еще одна неприятность — архитектор Belle Arti не подписал нашего проекта. Надо искать путь для возможности обойти их. Как здесь все сложно, Господи!
Еще раз приезжал Володя Максимов. Решили устроить пресс-конференцию 10 июля. Будет Слава Ростропович и др. Надо организовать Феллини и Рози. (Сомневаюсь.)
Жора Владимов подготовляет две статьи: обо мне и «Рублеве». Против Солженицына. Вот не мог предположить, что Солженицын окажется таким неумным, злобным, завистливым и, главное, недобросовестным.
Кажется, удалось договориться с Анной-Леной насчет контракта:
200.000$ + 150.000 лир в день в Швеции:
3 месяца подготовки, 5 мес. съемки = 8 мес.
150.000 х 30 дней = 4.5 мил[лиона] х 8 мес. = 36.000.000
+ 5 (музыка) + 15 (монтаж)
200.000 $ =360.000.000
36.000.000
20. 000.000
416.000.000
Надо вычесть налоги и 6 % — Кау.
Паоло обещал помочь с проектом дома. И еще некто о. Сергий (от г-жи Альберти) сказал, что приедет к нам, посмотрит, а потом поможет.
Июль-август 1984
Сейчас у нас ужасное время, 10-го в Милане состоится пресс-конференция, где мы объявим, что просим политического убежища в США (?). Пока еще не ясно, как американцы отнесутся к тому, что я не смогу жить в Америке, т. к. работа у меня будет чаще в Европе (я так думаю).
Сложности с контрактом для Анны-Лены. Кажется, я даже как иностранец должен буду платить большие налоги. Кау ищет возможности.
Звонил Карло из Франкфурта, ему очень понравились сценарии, перевод которых он сделал, — «Гофманиана» и «Светлый ветер». Он хочет поговорить с немецким телевидением.
Мстислав Рострапович, Андрей, Владимир Максимов и Лариса на пресс-конференции в Милане, 10 июля 1984 г.
Прочел очень слабую и невежественную критику «Рублева» Солженицыным.
Боюсь, что Ольгу выгонят из института, как только мы закончим пресс-конференцию.
Не приспособлен я как-то к этой жизни: она для меня страдание.
Но если бы только это: мои близкие, которые меня любят и которых я люблю, страдают тоже. Словно связь моя с ними заставляет мучиться и их. Какое несчастье это сознавать!
Звонила Ирина Алексеевна Альберти и сказала, что с американцами все в порядке. Они согласны предоставить мне многие возможности в нарушение общих правил.
Пресс-конференция в Милане 10-го, в Circolo della Stampa. Нужно узнать у Володи Максимова, кто будет присутствовать на этой пресс-конференции.
Как-то не было ни сил, ни желания писать. Сколько событий за это время! 10 июля в Милане Movimento Popolare[20] вместе с либеральной партией устроили пресс-конференцию для меня и Лары. Их организатор — Роберто Формигони, как мне показалось, милый человек. Монах. На конференцию приехали Слава Ростропович, Володя Максимов, Ирина Альберти и… Любимов (?!). Его никто не приглашал — напросился сам, когда узнал у Славы, что тот едет к нам, в Италию. Думаю, ради рекламы. Его лишили советского гражданства. Два дня газеты в Европе (и в Америке в какой-то степени) писали о нашей проблеме и о пресс-конференции. Устали мы с Ларой ужасно.
Лариса, Андрей и Роберто Формигони на пресс-конференции в Милане, 10 июля 1984 г.
Договорились с Рапетти о другом издательстве для книги. Затем вернулись в Сан Грегорио и отправились, кажется, 18-го в Лондон. Выступил дважды: в соборе St. James и в Riverside Studios. Был большой успех. Особенно важным было выступление в соборе в связи с Апокалипсисом. Жили у Тима и Иры. Многих повидали. Организовался комитет для борьбы за нашу семью. Марина Вайховская приняла активное участие (она сама была в подобной, но более сложной ситуации с сыном). Марина — врач-психиатр из Ленинграда, отказавшаяся «лечить» диссидентов.
Франко Терилли сказал, что некоторые итальянские газеты сделали акцент на том, что главной причиной нашего отказа вернуться в Союз — желание заработать.
Сейчас, в августе, необходимо заключить контракт с Анной-Леной, съездить на несколько дней в Вашингтон за документами (после чего вернуть паспорта в советское консульство). Встречались с американским послом в Италии. Странное впечатление, что-то от советских есть в нем. Дубоват. Но любезен. Надо также подать заявление через Министерство иностранных дел в Италии по месту жизни с требованием Андрюшки и Анны Семеновны. Ответ нужно ждать двадцать один день. А затем при отрицательном, или не получив никакого, начинать действовать через Марину Вайховскую и комитет в Лондоне. Организовать такие же в Америке, Италии, Франции и Германии тоже было бы важно.
Сложности с проектом перестройки дома. Мели никак не хочет подписать его. Sindaco и дон Серджо обещали помогать и добиться решения.
Звонил Кшиштоф Занусси, передал от Вайды поздравления.
Кажется, до начала каникул, которые кончаются где-то 16-го, не удастся послать официальный вызов в Москву.
Адвокатесса [Кау] ждет меня завтра: Анна-Лена прислала контракт, в котором опять что-то не в порядке. Торгуется она, как цыганка, до неприличия, и раздражает меня этим ужасно.
Сентябрь — октябрь 1984
1-го прилетел в Стокгольм. Между адвокатессой и Анной-Леной, кажется, найден общий язык. Не решены только лишь суточные — (50–75$). Может быть, удастся, найдя подходящую обещанную виллу в зеленой зоне, отказаться от нее и за этот счет увеличить суточные.
В Сан Грегорио приезжала Кристиана, познакомился с Марио, ее мужем. У них есть квартира в Риме в хорошем месте, но в ней уже 4–5 лет живут их друзья. Кристиана обещала подумать о том, как выселить их «друзей», которые слышать не хотят о том, чтобы выехать. Если это удастся, то они отдадут ее нам, а мы бы (если бы она нам понравилась) купили ее у Марио и Кристианы. Мы с Ларисой решили продать дом в Сан Грегорио и купить квартиру в Риме. Начинать надо с Рима. Когда приедет Андрюша, ему надо будет учиться, т. е. жить в Риме. Что касается деревенского дома, то это во вторую очередь. Можно найти лучшее место — и у моря, и дом, в котором уже можно было бы жить сразу же.
Письмо итальянского министра иностранных дел пока еще не послано. Ищут форму. В Америку поездка за документами откладывается до середины октября из-за начала работы.
Французы прислали письмо о желании публиковать «Запечатленное время».
Контракт с Анной-Леной будет оформляться через общество, которое я организую в Швейцарии под эгидой крупного Шведского банка. За это я должен платить 2.000.000 в год налога. Всего-навсего. И буду иметь право все свои контракты оформлять таким же образом.
Лара осталась пока в Италии, чтобы добить письмо в Москву с приглашением Тяпы и, может быть, послать официальное приглашение через консульство. Потом надо будет упаковать и убрать ненужные вещи, чтобы освободить комнаты в Сан Грегорио и не платить по 250 тыс. в месяц.
Зимой поедем в Берлин в Академию.
Но главное — Андрюшка и Анна Семеновна. И фильм, конечно.
Андрей Тарковский перед конференцией об Апокалипсисе, Лондон
Вчера и сегодня виделся со Свеном Нюквистом, очень хорошо и полезно поговорили о картине. Я третий день болен, но сегодня простуда или грипп пошел на поправку. Послезавтра летим на Готланд, на выбор натуры. Фотографии очень хороши и понравились Свену. Кажется, главный объект (Дом господина Александра с окрестностями) уже есть.
Я уже несколько дней в Стокгольме. Контракт еще не подписан, Анна-Лена очень не хочет платить мне суточных больше, чем 50 долларов в день, думаю, что придется мне удовольствоваться этим. Свен Нюквист произвел на меня самое приятное впечатление. Мы уже были на Готланде и с энтузиазмом остановились на выбранной ранее натуре. Единственная сложность — сопротивление орнитологов, которые боятся, что мы распугаем птиц. Еще не решил, как и где снимать Сны. Знаю только, что не хочу снимать никакую толпу. Не найден еще Дом Марии. Я хочу деревянные некрашеные дома, двор с брошенным посреди сельскохозяйственным агрегатом, заросшим крапивой, и возвышающееся (посреди?) двора черемуховое дерево в цвету. Надо найти дом где-нибудь поближе к Стокгольму. Сегодня был на даче у Анны-Лены. Замечательное место и скромный деревянный дом. Место удивительно красивое, на берегу залива, тишина, и рядом почти никого. Час езды на машине от города.
Пытаюсь переправить деньги нашим в Москву.
Смотрел вместе с Нюквистом «Зеркало». Ужасную копию! Просто невыносимо безобразную. Было очень стыдно.
Из Исландии прилетела актриса на Марию. Очень хорошее лицо. Веснушчатая и с хорошими глазами.
Я каждый день пишу Тяпе и Оле письма. Вот уже четвертый день подряд посылаю им открыточки в письмах с видами Стокгольма и Швеции.
Задумал сцену Пожара и всей развязки со всеми действующими лицами снимать одним кадром.
Разговаривал с Ларой по телефону. Она очень плохо себя чувствует и киснет, уже четвертый день пьет только воду и хочет похудеть. Мучается бессонницей.
Сегодня суббота. Был с Мартином и Лейлой в Упсале в гостях у Ариена. Замечательный, удивительно чистый и тонкий человек. Угощал нас потрясающим обедом, который готовил сам. Очаровательный сын по имени Давид. И жена, не очень здоровая, кажется. Обязательно поеду к нему с Ларисой.
Сегодня впервые видел живого Бергмана. У него была встреча с молодежью в Институте кино, где он показывал документальный фильм о съемках «Фанни и Александра», который он комментировал. А потом отвечал на вопросы. Странное впечатление он произвел на меня. Самоуверенный, холодноватый, поверхностный, как с детьми, с аудиторией.
Были со Свеном Нюквистом на Готланде. Он сделал несколько кинопроб на предмет лабораторной обработки пленки. Перед поездкой видели «Ностальгию», и операторская работа произвела на Нюк-виста сильное впечатление. Действительно, картина снята Пепе замечательно. И копия эта шведская лучше той, которая была в Канне и нашей контрольной.
Натура на Готланде замечательная. Только погоды не было нужной: все время ветер и романтическое небо в тучах.
В понедельник приснился голос, как бы Ларисы:
— У нас не хватает времени! Андрей?!
Очень странно.
Связывался с Джил Клейберг на предмет Аделаиды.
Сегодня был ужин у Катинки. Было очень мило. Почувствовал, что Свен очень одинок, он не может пережить, я думаю, того ужаса, который случился с ним, когда его шестнадцатилетний сын перерезал себе вены и умер. Он (Свен) очень одинок, и у него нет друзей. Я бы очень хотел иметь такого друга, как он.
Вчера Анна-Лена сообщила мне, что японцы не будут участвовать в фильме. Они будто бы испугались того, что я остался на Западе, а у этой фирмы какие-то дела с Советским Союзом. Только этого не хватало! Я спросил Анну-Лену: «Так что, мы будем делать картину или нет?» Она ответила: «Конечно». Интересно, правда это (о японцах), или она тянет с заключением контракта, имея другой смысл?
Да, совсем забыл. В субботу, после аукциона, купил православный русский крест, бронзовый с эмалью, за 900 крон. А потом звонила Лара и сказала, что где-то в три или четыре часа этого же дня нашла крестик из слоновой кости, чуть позже, чем я купил свой в Стокгольме. Встретился с астрологом-американцем из Лондона. Он предсказал мне, что судьба Андрюшки будет зависеть от наших усилий и от усилий многих государственных деятелей. Но что Андрюша появится в течение будущего года (октябрь 84-октябрь 85 г.), он не увидел. Лара же сказала, что звонила Анжела и сказала, что Андрюша приедет месяца через два.
В Швеции выходит «Ностальгия», и уже появились две статьи хороших.
В Стокгольме «Ностальгии» пока нет, прокатчик не нашел пока хорошего кинотеатра для проката и премьеры. Во Франции «Ностальгия» еще не вышла (до сих пор!) оттого, что «Гомон» не урегулировал отношения (денежные) с РАИ. Может быть, удастся подработать немного на репетициях «Бориса» в Лондоне. В начале следующей недели будет ответ, когда и на сколько дней приезжать. (Если они в этом заинтересованы.) И сколько это будет стоить.
Пока неясно с Готландом: разрешат или не разрешат нам там работать. Весь сыр-бор загорелся из-за птиц: там птичий заповедник. Если нет, то поиски придется начать снова, только вряд ли возможно будет найти что-нибудь лучше, чем в этом заповеднике.
Актриса, которую мы предполагали на роль Юлии, оказалась беременной. Она в мае должна родить.
Деньги в Москву до сих пор не отправлены. Через друзей Анны-Лены дороговато и будет только через три недели, 10 тыс. рублей будут стоить 4,5 тыс. долларов. Очень дорого! Андрюша Яблонский обещал устроить через неделю (?) и значительно дешевле. Один к трем с половиной, это было бы, конечно, лучше, даже если бы пришлось заплатить 3 тыс. 330 долларов за 10 тыс. рублей.
Сегодня будет ужин с мистером Pillot (кажется, имя написал с ошибкой), на который идут Свен Нюквист и Анна-Лена. Ужин будет у французского атташе Jean Pierre Armengand. Они хотят обсудить возможность участия Франции в фильме. Так как японцы вышли (кажется, окончательно) из игры. Этот француз — помощник французского министра культуры и президент экспериментального кинематографического центра (государственного), может быть, нужно будет взять кого-нибудь из французских актеров. Он также хочет поговорить о нашей будущей жизни и проблеме гражданства.
Мне кажется, советские боятся моего будущего фильма (Аксенов — директор «Ленфильма», который был здесь в Стокгольме, интересовался у Анны-Лены). Я подумал о том, что можно было бы через советского посла обратиться к Союзу, чтобы получить Янковского, и таким образом, если они хотят обсудить эту возможность (если их интересует сценарий), они получат рукопись на английском. Янковского же не дадут. Хотя, чем черт не шутит?
Подумываю о Roger Rees в качестве Доктора.
Срочно встретиться с адвокатом-международником в связи с Андрюшей.
Вчера были с А[нной]-Л[еной] на ужине у культурного атташе французского посольства, на котором был также директор фр[анцузско]го Киноцентра — государственной организации, которая финансирует и национальные, и совместные французские постановки. Они хотят принять участие в «Жертвоприношении». Культурный же атташе передал мне официально, что французское правительство готово помочь нам с семьей.
Анна-Лена сегодня летит в Париж утрясти дела с французами. Перед отъездом она сказала, что в газете появилась мерзкая статейка, рассказывающая о том, что на «Рублеве» я сжег корову собственными руками, и поэтому от меня нечего ждать ничего хорошего, если я буду снимать в птичьем заповеднике. Надо срочно опровергать. Тем не менее ясно чувствуется «рука Москвы». Очень ясно.
Завтра лечу в Лондон. По поводу актеров и репетиций «Бориса». («Борис» — если договорюсь с Дж. Тули насчет платы. Он предлагает 1000 фунтов, т. е. — 2300$≈4 млн лир.) Я хочу увеличить эту сумму, кот[орая] мне кажется недостаточной.
Лариса сказала, что итальянскому правительству был дан ответ из Москвы, что мы советские граждане и наши семейные проблемы — «внутренние дела советского государства». Итак, наши личные проблемы — дело государства. Послу же Италии в Москве сообщили, что дети и Анна Семеновна не хотят никуда уезжать, так как они не подали заявления о воссоединении семьи и о выезде. Андреотти будто бы собирается поставить этот вопрос в итальянском парламенте.
Был в Лондоне. Актеров никаких не нашел с Cust director, которая предложила множество кандидатур. Но встретиться с ними я не смог из-за того, что должен был вернуться на пресс-конференцию 23-го. Но Анна-Лена отменила ее, а мне не сказала. Я вернулся, и таким образом деньги на поездку практически были выброшены на ветер. Еще за два дня я бы всё кончил. Не ожидал я от Анны-Лены такого. Документов по поводу контракта еще нет. Франко сказал, что со дня на день придут.
Лара очень много делает в связи с Андрюшкой там в Италии. К ней сейчас приезжают Андрюша Яблонский с женой.
Пресс-конференция в Милане переносится на 23 ноября. Лара говорит, что ее уверяют в том (Андрюша Я[блонский]?), что до Нового года вытянут наших из Москвы.
Группа здесь в Фильминституте очень хорошая, и люди очень доброжелательные и милые. Надо немедленно дать предложение послу по поводу Янковского. Чтобы они хоть знали, что я собираюсь делать. Янковского они, конечно, не дадут, но удивятся очень.
Вчера написал письмо Миттерану, которое в Лондоне должен будет передать вместе со всякими объяснительными бумагами David Gottard. Вот черновик:
«Глубокоуважаемый господин Президент!
Крайняя беда заставляет меня обратиться к Вам за помощью.
Волею судеб и в результате конфликта с руководителями советского кинематографа я и моя жена оказались выброшенными из Советского Союза.
Я оказался белой вороной — непонятым и ненужным. Лишним.
Но самым страшным для нас сейчас является противоестественная и невыносимая необходимость жить вдали от своих детей и близких. Советское руководство не позволяет им выехать из СССР.
Гуманные идеалы, которым Вы так убежденно служите, залог нашей веры в то, что Вы не сможете не понять нашей драмы, не можете не сочувствовать нашему горю.
Я и моя жена обращаемся к Вам в эту непосильно трудную минуту с просьбой помочь нам увидеть, наконец, после трехлетней разлуки наших детей и мать, ибо жизнь без них тяжела, пуста и бессмысленна.
Примите мои уверения в глубочайшем и искреннем уважении,
Веселая душа (в отличие от тяжеловесной и мрачной) уже наполовину спасена.
Выиграл на аукционе шаль для Ларисы. Очень красивая и старинная.
Анна-Лена договорилась на завтра о встрече в шведском Министерстве иностранных дел по поводу дел нашей семьи. Я просил Анну-Лену (после разговора с Римом) позвонить адвокатессе. Анна-Лена не звонила. Она ведет какую-то двойную игру. Контракт, который она обещала немедленно дать подписать директору, пришел, но я уверен, что он не подписан. Завтра собираюсь серьезно поговорить с ней и с директором. Все это как-то не солидно. Я год жду, два месяца работаю, и без контракта. Это не годится.
Сегодня Анна-Лена сказала Кау, что сегодня-завтра решаются отношения с японцами, завтра они должны дать точный ответ, и тогда будет подписан договор. А если нет? Если японцы откажут? Страшно подумать.
Сегодня был в Министерстве иностранных дел Швеции. Они тоже хотят мне помочь. Они хотят сделать заявление в Москву по поводу моей семьи.
Ноябрь 1984
Вчера напрямик задал Анне-Лене вопрос о моем контракте. Она сказала, что в связи с тем, что отпала и японская фирма (из-за того, что она имеет дело с СССР и боится меня, после того как мы решили остаться на Западе), и «Гомон» (они обанкротились, кажется, совсем), положение с картиной очень тяжелое. Сегодня я иду к директору института разговаривать по этому поводу.
Я говорил с Ларой. Надо нажать на директора 4-го канала английского телевидения (жена которого является членом комитета по борьбе за воссоединение семьи Тарковских). Может быть, он даст больше денег. Потом, после того как сняли директора французского экспериментального центра, рухнула надежда на то, что они примут участие в затратах. Но Лара и там нашла пути связаться с министром культуры Франции, который может возродить эту идею с новым директором.
Не хватает 500 тыс. долларов. Анна-Лена улетела в Лондон. Затем в Париж, а потом и в Рим.
Сейчас еду заверить подпись под приглашением нашим на переезд сюда в Швецию по договоренности с Министерством иностранных дел Швеции. Это, конечно, не будет законным документом для советских, но в министерстве важно, чтобы такая бумажка была для того, чтобы они начали официально требовать нашу семью через правительство. (Если на мой запрос нашим не дадут подать документов.)
Я звонил Ларе, она начала бурную деятельность: позвонила в Лондон, подготовила приход Анны-Лены в 4-й канал телевидения. (Я разговаривал с директором его.) Она возбудила Энгеля в Лондоне и других. Связалась с министром иностранных дел в Париже, который обещал помочь в финансировании картины. Уже есть результаты. 4-й канал английского телевидения дает не 2 млн, а 2,9 млн крон, т. е. на один миллион больше, чем было ранее договорено. Сегодня утром был звонок от Анны-Лены, она сказала, что все «очень хорошо», «molto bene» с французами. И министр культуры хочет со мной встретиться, чтобы помочь с семьей.
Да, перед всеми этими моими паническими звонками я встретился с Олофсоном (директором института) и серьезно поговорил с ним о наших делах и об отсутствии контракта. Кстати, у меня создалось впечатление, что Анна-Лена очень плохо работает и не держит директора в курсе дел.
Очень помогал Дэвид Готтард в Лондоне.
Надо решительно ехать в Париж. Министр культуры хочет со мною встретиться: и для картины, и для наших семейных дел это необходимо. Значит, 14-го — проба детей, 16-го — собрать чемоданы для Берлина и лететь в Париж, оттуда — в Милан (22-го), где 23-го будет встреча с журналистами, и, значит, только там мы с Ларой встретимся. Затем вернемся в Рим, дождаться телевизионной передачи о «Ностальгии». Затем — в Берлин, где, может быть, сделать короткий фильм с Клюге, написать режиссерский сценарий «Гофманианы» и начать поиски денег для «Гамлета». И писать его сценарий. И найти время для Америки. Нужны документы!
А может быть, сделать фильм о Святом Антонии? Т. е. прежде — материалы и работа над сценарием, заключив контракт.
Затем, если всё обойдется с «Жертвоприношением», с марта снова в Стокгольм до июля. В августе — опять в Рим. (За это время надо будет решить проблему с домом) и до конца 1985 года — монтаж и перезапись фильма. В феврале-марте 86-го (один месяц, если захочу) — «Летучий голландец» в Лондоне. С января же 86-го снять с немцами «Гофмана».
Сегодня приснился ужасно грустный сон. Опять я видел северное (как мне кажется) озеро где-то в России, рассвет. На его противоположном берегу два православных русских монастыря с соборами и стенами необыкновенной красоты. И мне стало так грустно! Так больно!
Вчера мне звонила Анна-Лена из Парижа. Она сказала, что всё в порядке, и она сейчас должна дать знать Олофсону (дир. института) о возможности начинать подписывать контракты. Я надеюсь, что это в первую очередь означает контракт со мной.
Не успеваю переделывать книгу для Кристианы. Ольга наваляла кое-как и кое-что: просто переписала на бумагу кое-как то, что я ей наговорил на магнитофон просто, как материал. Это халтура прямо таки чистой воды. Мне совершенно ясно, что в Москве папа писал все ее работы, иначе это не объяснить.
Написаны все письма. И Тэтчер, и Рейгану, и Шульцу, и Миттерану. Итальянское правительство ждет ответа на официальный запрос Советскому правительству, и, если не будет ответа или он будет отрицательный, комитеты повсеместно начнут действовать. Юри Лина обещал организовать комитеты в Швеции, Финляндии и Норвегии.
Звонил (уже двенадцатый час ночи) Юри Лина. И сказал, что он уже действует. И почти организовал комитет. У него тысячи проектов, и завтра он придет ко мне с очень важной женщиной, очень опытной в этих делах. Он такой активный и так воодушевлен идеей комитета, что мне кажется, что этот комитет будет лучшим в мире, а он — лучшим активистом.
На с. 544: Кадр из фильма «Жертвоприношение»
1985
Январь 1985
He писал Бог знает сколько! Очень много всего произошло. Вернулся в Италию, сразу в Милан, где встретился с Ларисой и где Movimento Popolare организовало нашу встречу с публикой. (Все эти события — ноябрь — декабрь 84, конец года.) Затем там была ретроспектива моих картин, организованная для публики бесплатно. После нашего отъезда (на следующий день), когда у кинотеатра собралась огромная толпа желающих увидеть картину, был звонок в кино (по телефону). Незнакомый голос сказал, что в зале бомба. Вмешались карабинеры. Выяснилось, что никакой бомбы нет. Публика терпеливо ожидала конца этих выяснений и с энтузиазмом заполнила зал.
Затем — Флоренция. Там была организована встреча с публикой (тоже Movimento Popolare). В Palazzo Vecchio. Потрясающей красоты зал. Было огромное количество народа, полного энтузиазма и сочувствия. Все прошло с большим успехом. В конце встречи публика задавала вопросы. Один из них (молодого, очень милого молодого человека) был о том, что я думаю по поводу их итальянской концепции социализма (вопреки советскому). Я ответил, что в этом смысле совершенно согласен с правительством СССР, которое считает, что никакого другого социализма и коммунизма быть не может.
Пробыли несколько дней во Флоренции. Были в Уффици, в то время, когда там не было публики. «Поклонение волхвов» — потрясающее. Очень милые молодые люди из Movimento Popolare нас всюду сопровождали и помогали во всем. Нас принял sindaco Флоренции и приветствовал нас в качестве гостей города. Он предоставил также нам квартиру в центре города (она будет готова в феврале), в которой мы сможем жить до тех пор, пока у нас не появится своя. Мы даже можем сделать свои предложения по планировке.
Были в Анседонии. Лариса показала мне Роккальбенью — место очень красивое, в котором можно купить дом (вернее, развалину, чтобы построить на ее месте новый) и землю (9 гектар) за 23 млн лир. Думаю, надо это будет сделать.
Затем пробыли несколько дней в Риме. Встретились с Андреотти, который сказал о том, что и впредь будет делать все, чтобы помочь нам с семьей.
А потом — Париж. Встреча с журналистами и показ «Ностальгии». До сих пор неясно, когда утрясется конфликт между «Гомон[ом]», который в глубоком кризисе, и РАИ. А без этого фильм в Париже не выйдет. Правда, мне сказали, что этот показ для журналистов очень важен для выхода картины. Филиппо, работающий в «Гомон», организовал Комитет. Эта встреча с журналистами была устроена для того, чтобы объявить об этом. Во Франции есть закон 1901 года, по которому можно организовывать общества с особыми правами и фондом.
Увидел я наконец и Андрюшу Яблонского. Очень милый и добрый человек. Хотя у меня явилось соображение, что с американцами в Америке делать нечего. Я попросил Серджо Рапетти выяснить наши возможности в Италии через Movimento Popolare. Пока он еще не ответил.
Сейчас мы с Ларисой в Берлине по приглашению (я как стипендиат) Академии искусств. Уже Гамбарову позвонил Яковлев («Совэкспортфильм» и КГБ, конечно) и сказал, что меня «видел». Звонил также Изя, который, как мне кажется, лезет не в свои дела и ведет себя как мой агент.
Здесь, у нас, несколько дней гостили Ира и Тим.
Во Франции встретился с J. Lang — министром культуры. Выяснилось, что Миттеран не получил моего письма через Готтарда. Написал и передал новое. От Миттерана был ответ, в том смысле, что он поможет нам с нашей проблемой. Филиппо — организатор Комитета в Париже — очень милый, доброжелательный и энергичный человек. (Правда, говорят, чересчур левый.) Он уже получил от государства (кажется) даже деньги, чтобы развернуть кампанию.
Встретили в Берлине Максимилиана Шелла. Я познакомился с ним в 1962 году в Сан-Франциско. Встречу теперь организовал Андрюша Яблонский. Он поразительный человек! Дал нам взаймы 20 тыс. марок, отвез посылку в Москву. Был у нас в гостях на Мосфильмовском, всем ужасно понравился. Очень обещал помочь с Андрюшкой. Сейчас он снимается в Союзе в американской картине о Петре I. В роли Петра. Сейчас они с группой (оператор Ротунно) в Суздале. Ольга с Тяпой собирались съездить к ним туда. Для Ольги это важно: чтобы легче было устроить ее замужество. Макс специально приводит в наш дом гостей и всячески акцентирует для властей внимание западных кинематографистов по отношению к нашей семье и ее делам. Он говорил, что ему предстоит встретиться с Горбачевым, и он возлагает на эту встречу большие надежды.
Позвонил Ильин и Карло, оба хотят встретиться. Что касается Клюге, то вряд ли можно успеть сделать что-то на телевидении за оставшееся время. Карло сказал, что телевидение заинтересовано в «Гофманиане», но нужно немедленно решать — буду я сразу же после «Жертвоприношения» делать «Гофмана» или нет. Надо соглашаться и организовывать деньги.
Володя Максимов свел нас (пока что по телефону — завтра идем к ней обедать) с Ириной Пабст — очень влиятельной русской, подругой Шпрингера. Она уже помогла мне в конфликте в «Улльштайне» по поводу полиграфических накладок в книге. Кристиана Бертончини все-таки размазня и болтушка, мне кажется. И я ей не совсем доверяю почему-то.
В Берлине поселились в центре, в трехкомнатной квартире. Но так как у нее один и тот же вход в соседнюю квартиру, хотим поменять дом. Завтра идем смотреть новую квартиру здесь поблизости. Встречались со Шмидтом, президентом Берлинской Академии искусств. Просил об охране. Открыл счет в банке. Звонил Гамбарову, не застал. Оставил секретарше свой телефон, но он не позвонил.
Какие-то странные события. Никак не сойдется с администрацией ДААД насчет квартиры. Потом Натан устроил нам знакомство с моими поклонниками (скорее с полковниками), которые даже не видели ни одного моего фильма.
Разговаривали с Москвой. А[нна] С[еменовна] чувствует себя лучше. А в ОВИРе им дали анкеты — заявление на выезд (это в ответ на мое шведское приглашение). Уже Андрюше дали в школе очень хорошую характеристику. Что бы это значило? Неужели они действительно хотят наших тихо выпустить? Ольга с Андрюшей ездили в Суздаль, в гости к Максимилиану. Все кончилось грандиозным скандалом. Макс чуть не подрался с кагэбэшниками, а нашим беднягам пришлось вернуться в Москву. Но главное — это ОВИР!
Карло из Francfourt'а позвонил с тем, чтобы встретиться и переговорить о проекте «Гофманианы».
Звонил из Флоренции новый художественный директор. Предложил в 1986 году ставить во Флоренции «Игроков».
Уже два дня снятся какие-то странные сны. Снова: озеро с монастырем. Сизов, подписавший мне мое заявление об увольнении. Россия, церкви, Костин… Но не в деталях дело. Все вообще очень многозначительно.
Вчера был в магазинах и с отвращением искал одежду, чтобы было в чем ехать в Стокгольм. К счастью, ничего не купил.
Натан Федоровский рассказал, что его маме в Ленинграде в свое время тоже дали (благодаря приглашению) анкету для того, чтобы съездить к сыну в Берлин. Но потом отказали. Так что то, что нашим дали возможность подать заявление, вряд ли значит что-нибудь.
Сегодня утром звонил из Нью-Йорка Эрнст Неизвестный. Рассказал, что о нем выходит книга и что какой-то продюсер хочет по ней сделать фильм. И он сказал этому продюсеру, что фильм этот может сделать лишь Тарковский. Я вяло ответил, что с удовольствием прочту эту книгу. Но впечатление от разговора осталось какое-то ужасно неприятное.
Вчера было договорено о выступлении перед публикой о кино: 13 и 14 февраля.
Вчера был Карло из Франкфурта. Они хотят знать мои требования — оплата сценария и режиссуры, чтобы решить, могут ли они делать фильм. Надо также поработать над сценарием, чтобы составить смету по «Гофманиане». Договорились о переводчике и специалисте-администраторе. Не хватает времени.
2-го лечу в Стокгольм, затем в Париж, чтобы покончить с французской актрисой на роль Юлии.
Несколько дней тому назад звонила Анна-Лена и сказала, что летит в Японию ради денег для «Жертвы». Неужели до сих пор они не нашли денег?!
Итальянцы готовы нам дать документы для путешествий. Что касается паспортов (и гражданства тем самым), то Андреотти переговорит с коллегами: можно ли обойтись без формальностей и не ждать несколько лет. А нам, может, очень удобно было бы жить без гражданства. Вот только проблема с семьей — не помешает ли это? Формигони обещал организовать и поставить вопрос нашей семьи на европейском парламенте. Что там в ОВИРе?
В Москве оказалось, что характеристика Андрюшина не нужна, т. к. его оформлять должны на постоянное жительство, а Анну Семеновну только на полгода. Ольга не оформляется. Мы хотим ее фиктивно выдать замуж. Лучше, если она будет кончать институт. Во всяком случае, решили ее не включать в заявление об отъезде. Оля с Андрюшей сейчас в Суздале, в гостях у Максимилиана. Я попросил Андрюшу поговорить с Максимилианом — рассказать ему обо всех овировских перипетиях. Завтра они идут в ОВИР подавать заявление. Если из этого что-нибудь получится, то Данечку следует перевезти с Максимилианом.
Февраль-март 1985
Все, конечно, лопнуло. Документы от наших в ОВИРе не приняли: неправильно составлено приглашение. Надо новое:
1. В УВИР СССР, а не в ОВИР.
2. Если на постоянное жительство, то должна быть справка о моем праве жить в Италии.
3. Должно быть заверено сов. консулом.
Берлин — ужасный город. Надо отсюда уезжать как можно скорее. На фестивале Де Хадельн меня обхамил как это можно было бы ожидать где-нибудь в Москве. Улетаю первым (Лара — после 4-го) в Стокгольм.
Андрей Тарковский в Берлине
Виделся с Тули. Договорились о «Летучем Голландце».
С немцами полная неясность в смысле наших немецких возможностей.
Нашелся Андрюша Яблонский. У него плохие дела и дома и с работой (ЮНЕСКО).
Виделся с Карло — сделали работу для сметы (за нее они заплатят 10 тыс. нем. марок). Он говорит, что адвокатесса много запросила: 150 тыс. долл. за сценарии и 350 тыс. долл. за режиссуру плюс суточные, телефон, кварт, отопление и прочее.
Я уже снова в Стокгольме. Болен — «глубокий бронхит». В Берлине сделали с Ларой важное дело: были в гостях у Ирины Пабст и познакомились у нее с ее подругой — женой Шпрингера, который подарил нам книгу о своей жизни с трогательной надписью. Они хотят нам помочь. Я думаю, это серьезно.
До сих пор неизвестно, когда надо лететь в Италию за документами. Получили приглашение от президентши Исландии. Там организовали комитет тоже. В Париже уже узаконен комитет, организованный Филиппо. Есть статус и деньги. Все говорят, что нам необходим статус и немедленно.
Мальчика (для фильма) пока нет. Вернее — еще нет. Это очень меня беспокоит.
Берлин очень плохо на мне сказался. Ужасный город.
Нашелся Макс. Шелл. Был тяжело болен — бронхит, как и у меня. Передал 10 тыс. [рублей] нашим. Теперь важно, чтобы он выполнил свое намерение сходить к нашему начальству. 26-го Макс будет в Берлине. Видимо, Ларисе придется задержаться в Берлине до встречи с ним.
Да, забыл вчера: Ольга Суркова прислала ужасное письмо — полное хамства, претензий и проч., и проч. Надо отвечать, но очень не хочется.
«Честные люди не бывают богаты, богатые люди не бывают честны».
«Никогда не беспокой другого тем, что ты можешь сам сделать».
В. Максимов рассказал, что у Ю. П. Любимова отобрали театр в Болонье. Так будто бы прямо и заявили: «И мол, вы теперь в ином положении, чем были раньше (т. е. не советский), и поэтому мы вынуждены вам отказать». Невероятно. Но еще невероятнее то, что Евтушенко приглашен в Голливуд как режиссер (!?), актер (!!??) и будет по своему сценарию ставить «Три мушкетера», где ему предназначена роль Д'Артаньяна (!!!???). Что-то даже не верится! Какой-то фарс и бред. Женя, конечно, сам очень лезет. И с его пронырливостью в нынешней политической ситуации это возможно. Даже если американцы знают, что фильм провалится.
Да, а жизнь хоть и можно изменить, — вернее, ее облик, — карма остается кармой. Т. е. независимой от нашего желания.
«Этот удел наш, или доля наша, είμαϱμέγη, μοϊϱα, т. е. то, что изречено о нас выше, суждено или присуждено, fatum от fari, — удел нашей немощи и нашего превосходства, дар богоподобного творчества, есть время — пространство».
«…Страсть есть отсутствие в душе объективного бытия…»
Вчера позвонила из Берлина Лариса и сказала, что Черненко помер. На его месте теперь — Горбачев. Горбачев — это надолго. И если он имеет тенденцию к сволочизму, то мы пропали.
Март-май 1985
Я в Стокгольме. Только что звонил Васе Аксенову, хочу, чтобы В. Боровский «не пропал зря». Он последний специалист по русской опере.
Были с Ларой в Исландии. Я уехал раньше. Лариса сделала больше.
Шведы — красивые и глупые.
Сегодня первый день съемок здесь на Готланде. Вместо двух трудных запланированных кадров сняли два простеньких (и не ночных, как было задумано, а утренних). Если бы мы выехали не в 5.15, а в 3.15, все было бы иначе — Катенька была права поначалу, назначая ранний выезд. А я отменил: накануне была пасмурная погода. Правда, барометр все время неуклонно поднимался. Но я не поверил барометру. Шведы инертные, ленивые, ни в чем не заинтересованные, кроме выполнения формальностей: полагается работать восемь часов — и все, ни минутой больше. Это на натуре-то! Наверное, это единственная страна, где в кино работают как в учреждении чиновники — от и до, не думая о том, что создается фильм. А где творчество, там нет места регламенту, и наоборот. Они плохо, действительно плохо работают.
Лара часто хворает (она в Берлине), и я очень беспокоюсь. Насчет Андрюши нас очень обнадежил Шпрингер, который надеется на августовскую встречу Рейгана и Горбачева. Исландцы со своим комитетом тоже. Они — и общественность, и женщины, и Лакснесс написали по письму Горбачеву, и Ион потребовал у советского посла в Рейкьявике, чтобы был ответ от Горбачева и как можно быстрее. Посол обещал сначала через две недели этот ответ, потом после майских праздников. Мы ждем со дня на день.
Что-то в связи с наступающими выборами в Италии — темнит Формигони с нашим статусом и документами. До сих пор у нас нет документов, обещанных итальянцами. Сейчас в Риме паника: боятся, что к власти придут коммунисты. Тогда нам с Ларой крышка.
Лара лечится у китайца, у зубного врача и учит английский — вот молодец! Очень меня беспокоит ее здоровье. Она ужасно нервничает — и одна и за Андрюшку.
Сведения от Саши Сокурова: он говорит, что, когда я о нем говорю здесь, на Западе, ему становится легче: не так допекают. Хотя картина на полке — как «элитарная». Господи! Ходят слухи, что Ермаш сделал доклад, в котором заявил, что нам не нужны никакие авторские фильмы, а только «для народа». А потом, будто кто-то из ЦК, из отдела культуры, в своем докладе где-то сказал, что нам наоборот нужны не только фильмы «для народа», но и авторские кинопроизведения. И очень плохо, что в результате ошибочной политики мы лишаемся хороших режиссеров. Не знаю, насколько это правда.
Никак не поймем пока еще мы со Свеном друг друга. А это особенно важно. Но он уже начинает понимать, что я хочу.
Какая-то сумасшедшая жизнь: я здесь, Лара — в Берлине. Надо, чтобы она приехала сюда.
Июль 1985
Все это время не писал. Даже эту книгу не брал с собой во вторую экспедицию на Готланд. Был ужасно занят, и, главное, невозможно было отвлечься мыслями от картины. Никогда еще не было так трудно работать над фильмом, как над «Sacrificio». Прежде всего было трудно со Свеном Нюквистом. Он уже не молод и не так восприимчив, как, скажем, Саша Княжинский или Рере Lanci. Пока он понял в чем дело, прошло пол картины. А пока я сообразил и стал сам ставить композицию кадра, движение камеры и т. д., и проч., как и всегда, впрочем, делал это на других фильмах, тоже прошло много времени. Многое (почти все), снятое в первой экспедиции на Готланд, не удалось, и я вынужден избавиться от этого материала. Тем не менее весь материал снят в срок (55 дней).
Более того: была переснята сцена Пожара, которая не удалась сразу. Во-первых, остановилась камера посреди сцены. Вина Свена: он не должен был использовать камеру, которая уже отказывала несколько раз до этого. Камера эта принадлежит Киноинституту и, значит, никому, как всякая общественная, государственная или социалистическая собственность. Во-вторых, англичанин — специалист по эффектам — провалил весь Пожар. Он не смог ни контролировать силу огня (что обещал), ни поджечь машину в нужный момент, ни дерево. Все было сорвано: провода для управления перегорели и т. д. и т. п. Англичанин получил кучу денег и уехал вполне благополучно, не выполнив должного. Контракт был составлен (Анной-Леной?) вполне безграмотно, и любой взятый с улицы человек вполне мог бы сыграть роль профессионала с таким контрактом, где обязательства его были оговорены устно. Сначала Анна-Лена была в ужасе и заявила, что эта сцена очень плоха (т. к. не снята одним кадром) и она не знает, что и делать. Потом, одумавшись и переговорив с нашим чудовищем — Катинкой — имя-то какое! — нашла, что можно обойтись. Я сказал, что нельзя. Она затянула время (потеряв два дня) и нашла вместе с «Катенькой» аргументы: постройка заново декорации будет стоить 60 тыс. долларов (!?), да и рабочих негде достать (!??), да и сгоревшая декорация строилась четыре месяца — и времени нет. Я позвонил Ларисе, чтобы она срочно приехала и помогла мне во всем разобраться. Она меня успокоила, и мы решили действовать следующим образом.
Итак, А.-Л. скрылась, заявив Ларисе, что я согласен смонтировать сцену из существующего материала. И притаилась. Лариса нашла ее по моей просьбе и объяснила, что финала нет и что мне придется объяснить сопродюсерам (А. Доману, в частности), почему картина не получается. (Он как раз собирался на Готланд.) А.-Л. похихикала издевательски, но тем не менее перепуталась и получила согласие директора института (как она сказала. А может быть, его и не надо было испрашивать). Тут же нашлись рабочие, и декорация была построена за неделю, даже меньше. И стоила, конечно же, не 60 тыс. долл. Я ее переснял в последний, 55-й съемочный день. Приезжал Анатоль Доман с Крисом Маркером, который сделал очерк о съемках на видео, и с Жилем Александром, журналистом из «Телерамы». Они посмотрели материал и уехали в полном от него восторге. Чего они там узрели, я не понимаю, правда.
На Готланд приехала Лара с Кристианой и Андрюшей Некрасовым, с которым Лара занимается английским языком. Через неделю Лара уезжает в Берлин — получать права на вождение автомобиля (она в Берлине купила «опель»), лечиться у китайца и покупать мебель во Флоренции. Квартира там уже готова. 15 сентября я хочу начать монтировать во Флоренции. Вернее, продолжить монтаж. В Роккальбеньи Гаэтано уже купил материалы для строительства, а сегодня архитектор встретился с ним и поехал на место смотреть, чтобы делать проект.
На с. 554: На съемках «Жертвоприношения», Эрланд Юсефсон (Александр) Готланд, Швеция
Немцы из Франкфурта — Карло и Брундиг — готовы где-то в сентябре заключать со мной контракт на «Гофманиану». А я вспомнил о предложении Анны-Лены сделать фильм о Кьеркегоре за миллион долларов. Она мне уже рассказала, что договорилась с Занусси об этой постановке. Если еще нет, то может быть, что сделаю я. Посмотрим. Пока надо договориться с А.-Л. о том, чтобы остаться здесь до середины сентября. Конечно, возникнут проблемы — с домом и с суточными. Увидим.
С Тяпой тоже многое сделано: Лариса виделась с Миттераном, и он обещал помочь. Вилли Брандт тоже. Министр иностранных дел Исландии — тоже. И Андреотти. Но пока ничего нового, Горбачев ведет себя как и Андропов. Как верный его последователь. Ходят слухи, что снова будут выпускать евреев. Или это очередная кагэбистская дезинформация? Пока сказать трудно.
Монтирую картину с Михалом — поляком, живущим в Стокгольме.
Скучаю ужасно по Тяпусу и, как ни странно, по Италии, хотя тут меня многое держит — картину надо было бы монтировать здесь, из-за языка. Но я обещал эту работу Франко, и должен сдержать слово.
Сегодня из Рима позвонил Олег Видов. Он фиктивно женился на югославке, работал там: снимался. Потом через Австрию удрал в Италию и в Риме попросил политического убежища в Америке.
Август 1985
Были очень и очень тяжелые дни: Лариса.
Монтирую в монтажной Фильминститута, где очень хороший монтажный стол.
Звонил Эрнст Неизвестный: он в Швеции, у него здесь его музей и мастерская, и, как он сказал, он бывает в Швеции каждое лето. Предстоит увидеться. Тяжелая обязанность. Володя Максимов рассказывал о нем: «Ну, что я все время о себе и о себе (т. е. о себе, Э. Неизвестном), поговорим о тебе! Ты мою книгу читал?» Это типичный Эрнст — с манией величия и страшной претенциозностью.
Карло Б[аумгартнер] попросил перенести срок заключения договора на «Гофманиану» до 15 сентября. Будучи на Готланде, виделся с Томмази — художником, с которым собираюсь ставить «Летучего Голландца» в «Covent-Garden».
Поставить «Евангелие» (Штайнер)
Гессе («Степной волк»)
«Бедная Жанна» или «Инквизитор»
«Святой Антоний»
«Иоанн на Патмосе»
В банке (в Риме): 23.627.000 лир
51.809 $.
Сентябрь-ноябрь 1985
Произошло многое. Начал монтировать и уже делаю третий вариант. Первый был просто сложенный воедино материал. Во втором было 2 часа 36 минут. Мы с Ларой были в Италии и получили итальянские документы. Паспорт для путешествия (вроде нансеновского. Была огромная неразбериха, путаница при 30-градусной жаре это особенно утомительно, но в конце концов все уладилось). Юридически теперь мы имеем право через пять лет получить итальянское гражданство (сейчас нам юридически и формально по закону предоставлено политическое убежище в Италии). Мне, собственно, все равно, когда это произойдет. Итальянцы обещали устроить это значительно раньше. Теперь есть адвокат (из Милана, друг Андреотти), которого берется оплачивать Movimento Popolare. С ним мы увидимся, когда мы с Ларой переедем во Флоренцию. Это произойдет после 20 сентября. Там я буду в течение одного месяца заканчивать монтаж. Франко Терилли все это организовывает.
Картина, кажется, получается.
Виделись с вице-синдако Флоренции, который подтвердил о том, что они дают нам в наше распоряжение квартиру (120 кв. метров, в центре, с террасой). Лариса намеревается отвоевать у них и комнату-галерею на самом верху, чтобы сделать для меня там студию. Теперь же нам там разрешено поставить монтажный стол и работать. Сейчас Лариса в Берлине покупает мебель и собирается обставить квартиру во Флоренции к 20 сентября. Это нелегко.
Вчера виделся с Юри Лина, было интервью для вечерней газеты. Я сказал, что намерен обратиться за помощью к Пальме, так как в газетных интервью, в телевизионных выступлениях он продемонстрировал облик политика, который не откажет нам в помощи. Посмотрим. А я придумал кое-что: надо объявить бессрочную голодовку против советского посольства в Стокгольме. Именно в Швеции, где советские ищут максимум возможностей для влияния и проникновения и привыкли рассчитывать на сотрудничество шведов. Устроить голодовку за несколько дней, до 7 ноября, организовать постоянное дежурство ТВ из разных стран, съемки на видео, встречи (культурные деятели, политические — хорошо бы отовсюду). Может быть, присутствие кое-кого из «Солидарности» и так далее. Единственно — выкроить время. Внутри времени окончания фильма и подготовки к Вагнеру. Это чудовищно трудно, но необходимо! Связаться с антропософами, киноклубами, профсоюзами кинематографистов, комитетами Тарковского (Лондон, Италия, Исландия, Франция, Movimento Popolare). Сделать фильм (так, чтобы советские видели, что он делается) и показывать на всех фестивалях. (Поэтому не видео, а 16 мм.) Поговорить с Дэвидом, с Формигони, с адвокатом, подготовить листовки, подготовить письмо в правительство и — главное — рассчитать время! Идея, по-моему, фундаментальная, и именно в Швеции! Юри все организует. Сейчас, может быть, надо собирать деньги для этого. (Звонить в Париж Филиппо.)
Сегодня буду звонить в Москву! Андрюша вырос — 1 метр 68 см, как я. Ноги — 43-й размер, у меня 41-й с половиной.
Лара плохо себя чувствует, в Риме ночью после возвращения из Флоренции (дорога была жуткая — автострада, духота, жара) Ларисе было очень плохо. Я ужасно испугался. Из Рима Лара летела в Берлин через Мюнхен (одна впервые). А я через полчаса — в Стокгольм, через Копенгаген. С новыми паспортами (вернее, документами).
Лариса уже во Флоренции — оборудует квартиру. <…>
Еду монтировать «Sacrificio», надо 2-го или 3-го лететь в Париж на встречу с Лангом, кажется, еще с Миттераном, и для пресс-конференции по поводу Андрюши. Фильм, по-моему, получается, хотя я, кажется, потерял чувство понимания, восприятия того, что делаю сам. То, что делают другие, мне не нравится. Я, кажется, совсем разлюбил Бергмана и Нюквиста в его картинах. Хотя он снял фильм очень хорошо.
Надо срочно обменивать остатки долларов в римском банке — доллар катастрофически падает. Встречался в Цюрихе (по дороге) с адвокатом Orania. Грустный разговор о налогах. Необходимо найти во Флоренции адвоката, способного заняться моими налогами.
Трудно. Устал. Не могу больше без Андрюши. Жить не хочется.
Провел (одновременно с монтажом(?!)) ужасный месяц во Флоренции. <…> Сложности с флорентийским гостеприимством. Дом, где нам предоставили квартиру, не закончен со всеми вытекающими отсюда подробностями: лифт, газ и так далее. Приехал из Роккаль-беньи Гаэтано и помогает: приводит квартиру в порядок. В квартире картонные стены и потолки. Лариса хочет отвоевать на верхнем этаже комнату для моего кабинета. Бесконечные проблемы — бюрократические в коммуне, если бы у меня была возможность, я бы поблагодарил их за гостеприимство, плюнул и куда-нибудь уехал.
Смонтировал картину. Н. Colpi приезжал, смотрел и сказал, что короче сделать нельзя.
Тем не менее назревает скандал. Фр[анцузский] продюсер (Dauman) и шведский прокатчик будут настаивать на 2.10, что в контракте, а я не могу сделать фильм короче 2.30. Я разговаривал с Олофсоном — директором Киноинститута — сказал, что короче не могу, и попросил организовать «художеств.» совет по этому поводу. Просил также, чтобы они организовали показ для Бергмана. Начинаю смотреть пробы для озвучания.
Во Флоренции познакомился с приятелем Франко Терилли — Бенедетто Бенедетти — оперный критик и совершенно сумасшедший. Он хочет перекупить «Годунова» у «Ковент-Гарден» — костюмы, декорации и услуги Стивена — ассистента, чтобы перенести спектакль в Италию. Хочет то же самое сделать с «Летучим Голландцем». Работал с Томмази над декорацией. Пока неясно, но кое-что есть.
Надо ставить «Св. Антония». Просить поддержки у Папы через Формигони.
С Андрюшей пока ничего! Завтра свидание (второе) с Palme.
В Риме были с Ларисой в Министерстве иностранных дел. Они хотят помочь. Как?
Встретились с адвокатом Джуньи. Сенатор и близкий к правительству. Андреотти просил у него подождать неделю, прежде чем начать ходатайствовать о приглашении для наших.
Из Москвы ужасная новость — Сеньку могут взять в армию. Ужасные дни, ужасный год!
Звонил Кшиштоф Занусси. Был очень мил и предлагал свою гарсоньерку в Париже, если нам будет в ней необходимость.
Разговаривал с Ю. Лина: он договорился о встрече с «ведьмой» — она хочет со мной встретиться.
Сегодня был на приеме у Пальме. Он сказал, что есть два пути:
1. Просить через Министерство иностранных дел официальной возможности приезда в Швецию сына. Что почти безнадежно в смысле юридическом.
2. Он лично отправит письмо в Правительство СССР с просьбой выпустить на Запад (неважно, куда именно) сына Тарковского. И передаст письмо через своего посла в СССР.
Это (2) будет, конечно, гораздо лучше.
До сих пор не готовы пробы голосов. Это просто невероятно. В результате теряем время, т. к. нет вариантов с другими актерами.
Болен. Бронхит и какая-то ерунда с затылком и мускулами, которые давят на нервы. В результате чего очень болит шея и плечи. Кашель, сопли. А в то же время надо озвучивать. Время уходит.
Был на приеме у массажиста — у меня в результате нервных стрессов ужасные плечи и спина. И надо, кажется, делать маленькую операцию жировика на правой лопатке. Он говорит, что опасно оставлять его надолго.
Разговаривал с Москвой. Ну, что я им скажу нового!
В Фильминституте без меня работа совсем не двигается.
Болен довольно тяжело. Страшное напряжение между Анной-Леной и мной по поводу 2 ч. 10 мин.
От Андрюши Яблонского ушла Марьяна. А. мучается ужасно.
К нам во Флоренцию приехала Люси из Варшавы. Теперь Лариса не одна, слава Богу!
Кончились переговоры Горбачева и Рейгана. Есть надежды на следующий год.
Седьмого, восьмого и девятого здесь с концертами будет Слава Ростропович. Надо будет попросить его насчет хлопот по поводу Андрюши. И в связи с мэром Флоренции, которого он хорошо знает.
21-го лечу в Париж участвовать в телевизионной передаче по поводу своих семейных проблем.
Анна-Лена совершенно не умеет и не желает работать. Единственная ее проблема — сэкономить деньги. Страшная грызня по поводу длины картины.
Болен. Пришлось сделать общий анализ крови и рентген легких. Результаты пока неизвестны.
Декабрь 1985
Болен.
Был в Париже, выступил в передаче, посвященной Сахарову. Реакция «Бори», Андрюшиного кагэбэшника-сотрудника:
— Ну, теперь твоему приятелю будет плохо!
— Почему?
— Все эти сведения завтра же будут лежать на столе ЦК. И видеокассета.
— Ну, так в чем же дело?! Ведь это уже годами тянется! Сделан рентген. В левом легком затемнение. То ли воспаление легких, то ли что-нибудь похуже. Врач послал снимки на консультацию. Вчера кашлял кровью. Сегодня тоже, но меньше.
Чувствую себя отвратительно.
Приехал Слава Ростропович. Говорил о том, что обязательно поможет, передаст Рейгану мое письмо. А также приедет в феврале во Флоренцию с тем, чтобы пойти к мэру. (Это его знакомый, и кажется даже, что они в приятельских отношениях.) Чтобы поговорить о наших квартирных проблемах. Попросил разузнать меня имя и должность консультанта-профессора, которому посланы мои снимки. Очень обеспокоен.
Хочет со мной делать фильм-оперу «Борис Годунов». Я пытался объяснить ему, что не знаю, как это можно было бы сделать в кино. Ему это предложил — по его словам — Тоскан Дю Плантье, который будто бы скупил разорившийся «Гомон». Здесь какая-то путаница. Все они думают, что если я успешно поставил «Бориса» в театре, то уж в кино — тем более будет успешнее… Они, конечно, ошибаются, театр — не кино. И в кино я не знаю, как ставить оперу.
Вчера звонил Слава Ростропович, он на два дня уехал в Хельсинки. Просил меня переделать дату письма Рейгану на 15 марта 1986 года.
Врач сказал, что 13-го, в пятницу (ну и денек!), мне надо идти к профессору-легочнику. И там же (предварительно) сделать еще один снимок легких.
Разговаривал с Ирой Браун и попросил сообщить в «Covent-Garden» о моей болезни, которая грозит разрушить наши общие планы.
Анна-Лена дала телеграмму Кау о том, что если я не сокращу фильм, то она не доплатит мне 55 тыс. долларов. Пока это только шантаж. Я получил строгое письмо от директора института и очень сухо ответил на него в том смысле, что в недоумении от его позиции: или он хочет фильм Тарковского, или какой-то чисто коммерческий фильм длиной в 130 минут (длина, записанная в контракт). После этого я разговаривал около часа по телефону с Анной-Леной. Потом она, кажется, беседовала с директором и говорит, что в моем письме есть серьезный аргумент.
Лариса уехала в Роккальбенью, и я уже два дня с ней не разговаривал.
Посвящение: «Посвящается моему сыночку Андрюше, которого так заставляют страдать».
Чем я становлюсь старше, тем большей загадкой становится для меня человек. Он как бы уходит из-под наблюдения, вернее, моя логика, система оценок его разрушается, и я перестаю уметь делать о нем выводы. С одной стороны, рухнувшая система — это хорошо. Но хорошо, когда рушатся многие системы ради оставшейся одной, но не дай Бог утерять все.
А тут на днях, лежа в постели — я не спал! — вдруг отчетливо увидел изнутри свои легкие, вернее, часть легкого и дырку в нем — кровавую, но с остановившейся кровью. У меня раньше не было подобных видений.
NB. Сценарист фильма Грамматикова передал в Москве нашим 1000 крон. Не забыть отдать при первой возможности.
Что у меня? Вспышка туберкулеза? Воспаление легких? Рак? Может быть, 13-го все выяснится.
А что, если «Годунова» в кино решить иначе? Совершенно. Переплести репетиции, облик Славы Ростроповича — музыканта. Бориса — кулис — усилий зрителя — режиссера — Пушкина — Мусоргского. То есть построить этакое сооружение, зависимое от личностей.
Болен. Лежу. Ужасно болит внутри, в легких.
Сегодня во сне видел Васю Шукшина, мы с ним играли в карты. Я его спросил:
— Ты что-нибудь пишешь?
— Пишу, пишу, — задумчиво, думая об игре, ответил он.
А потом мы, кажется, уже несколько человек, встали, и кто-то сказал:
— Расплачиваться надо (в том смысле, что игра кончилась и надо подсчитать ее результаты).
«Амадеус» Формана. Восемь «Оскаров» — и так бездарно. Причем всё. Может быть, только Сальери неплох, но ужасна его концепция. Не то чтобы ужасна, но как-то не очень человечна.
Очень плохо. Сильный сухой кашель и острая боль в легких. Головная боль.
Иллюстрации к лекции в Stockholm'е:
1. «Los Olvidados» — сон с мясом.
2. L. Bergman — сон с гробом из «Земляничной поляны».
3. Феллини — «8½» — начало (туннель).
4. «Солярис» — сон — сцена с Матерью.
Вот уж поистине черная пятница. Был у врача в Королингской клинике. Они были очень внимательны. Даже слишком: делали анализы во внеурочное время. Видимо, Слава Ростропович использовал свое влияние каким-то образом. Сегодня сделали новый снимок (вернее, несколько снимков). В левом легком что-то есть. Врач сказал — или воспаление (но вряд ли, т. к. затемнение не рассосалось, то есть не изменилось под действием антибиотиков, которые я принимал это время), или туберкулез, или опухоль.
Он спросил, где я предпочел бы делать операцию в худшем случае. Я думаю, может быть, ее совсем и не надо делать. Только мучиться без результатов. Это все-таки легкие, не грудь у женщины. Взяли анализ из таинственной шишки на голове, возникшей месяц тому назад совершенно без причины и неожиданно. Сделали провокацию ТВС также, чтобы посмотреть реакцию. Они хотят выяснить все к 20 декабря. Но я почему-то не верю в лучшее.
Но видение — когда я видел дырку в легком — скорее, это походило на каверну, а не на опухоль. Хотя я не уверен, я не знаю, как должна была бы она выглядеть. Просто впечатление такое, что вокруг раны было как-то чисто, доброкачественно.
Надо было бы застраховать жизнь в Италии. Теперь это будет трудно: наверное, есть специальные комиссии (медицинские).
Человек живет и знает, что он умрет рано или позже. Но не знает, когда, и поэтому отодвигает этот момент на неопределенное время.
Это помогает ему жить. А я сейчас — знаю. И ничего не может мне помочь жить. И это очень тяжело. Но самое главное — Лара. Как сказать ей?! Как своими руками нанести ей этот ужасный удар?!
Сегодня целый день провел в больнице. Мне разрезали мою шишку на голове и вырезали кусок для анализа. Доктор говорит, что анализы плохие и что: или опухоль не лечится совсем, или на 80 % лечится, если окажется определенного типа. Но, судя по всему, дело мое плохо.
Как я буду говорить с Ларой?
23-го лечу в Италию. Беру все вещи. Хочу поговорить с Михалом насчет того, как доделать картину, если я не смогу приехать в Стокгольм для этого. Я чувствую, что не смогу. С каждым днем все хуже.
А ведь прав был Борис Леонидович, а Лара? Когда сообщил, что мне осталось сделать лишь четыре картины. Помните спиритический сеанс у Ревика? Только Б. Л. считал неправильно. Он знал, что я сделаю семь фильмов, но считал также «Каток и скрипку», которую считать не следует. Так что он не ошибся.
Как Лариса воспримет все это? Как дальше вести себя ей по отношению к Андрюше и маме? Надо продолжать добиваться их выезда. Андрюше нужна свобода. Нельзя жить в тюрьме. И если мы пошли по этому пути, то надо идти до конца.